Беспощадная истина

10 февраля в час с четвертью пополудни жюри, восемь мужчин и четыре женщины, приступило к обсуждению моего дела. Неудивительно, что бывший морской пехотинец, а ныне продавец компании IBM Тим был избран старшиной. После пятнадцати минут, без обсуждения доказательства, они проголосовали с результатом шесть голосов против шести. Менее чем девять часов спустя они пришли к единогласному вердикту.

Мы все вернулись в зал суда. Когда жюри входили гуськом, они не могли смотреть на сторону защиты. Все было ясно. Когда я услышал «виновен» по первому пункту, я почувствовал себя так, словно пропустил удар. «О-о, приятель», – прошептал я. Но я не был удивлен нисколько.

При выходе нам пришлось столкнуться с прессой. До назначения мне наказания я был отпущен на поруки.

– Это ни в коей степени не является справедливым решением, – сказал я. – Я знаю, что я невиновен, но я знаю также, что приговор должен был быть быстрым, потому что таков менталитет суда и прокурора. Прокурор – расист. Это слабый, наслаждающийся шумихой вокруг себя, ничтожный маленький человек. Я нервничаю, потому что знаю, что это оторвет меня от людей, которых я люблю, но я готов к этому.

Тим, моя судьба в лице бывшего морпеха, мой главный противник, сообщил прессе: «Когда мы собрали все вместе, вопрос о подразумеваемом согласии явно не прошел».

Марк Шоу написал об этом в своей книге прямым текстом: «К разочарованию Тайсона, (система уголовного правосудия) нанесла ему удар судьей, разделявшей позицию обвинения, прокурорами, способными утаить важные доказательства, адвокатом защиты на грани некомпетентности, чья неумелая защита, возможно, несет больше ответственности за обвинительный приговор, чем все остальное, вместе взятое, и присяжными заседателями, которые уделяли больше внимания общественному имиджу Тайсона как плохого мальчика, чем неполноте фактов по этому делу. Лучшим достижением Гаррисона в ходе судебного разбирательства была его стратегия успешно представлять Дезире Вашингтон в качестве застенчивой, неопытной, наивной, чопорной, пристойной студентки колледжа, какой она, в действительности, не была. Прибегнув к закону об информационной защите жертв изнасилования и зная, что Вашингтон уже фактически подписала соглашение о возбуждении иска к Тайсону и о продаже прав на фильм и книгу, прокуроры, которые также были в курсе сомнительного сексуального прошлого Вашингтон и необходимости ее лечения, сделали все возможное, чтобы жюри не увидело никаких признаков, что Вашингтон – это что-то другое, кроме богомольной паиньки».

Гаррисон еще в ходе судебного разбирательства получил по заслугам: он потерял жену. Она, едва родив ребенка, сбежала с полицейским, который был назначен охранять ее во время судебного процесса.

Глава 9

Некоторое время между вынесением мне приговора и назначением наказания я провел в своей квартире в Нью-Йорке. Однажды я возвращался от девушки и уже собирался войти в свой дом, как увидел человека, стоявшего снаружи. Я прошел мимо него и вдруг услышал:

– Эй, сынок, как дела?

Я посмотрел на него и сразу же узнал своего отца. Я не виделся с ним после похорон матери десять лет назад.

– Привет, а у тебя как? – ответил я.

Вначале он меня слегка напугал, но он мне не померещился. У меня была уже вполне нормальная жизнь, так что я не сердился на него. Он выглядел несколько неуверенным и смущенным. Я знал, что он уже слышал разные плохие вещи о моем аморальном облике. Но когда я улыбнулся и обнял его, он расслабился.

– Пойдем наверх, – предложил я и повел его в холл.

– Здравствуйте, мистер Тайсон, – сказали мне швейцар и парковщик.

– Ого, я вижу, ты большой человек! – воскликнул отец.

– Да нет, не такой уж и большой, это просто так кажется, – ответил я.

Уже несколько лет отец хотел встретиться со мной. В октябре 1988 года издание «Нью-Йорк пост» направило к нему в Бруклин репортера, который взял интервью.

– Я не хочу идти к Майку с протянутой рукой, – сказал отец репортеру. – Я не хочу от Майка денег. Не скажу, что я не взял бы их и не смог бы их потратить, но я возьму их только в том случае, если Майк захочет их дать.

В то время я был слишком сосредоточен на боксе, чтобы поддерживать с ним связь. Но за эти годы я слышал от людей из Бруклина много историй о своем отце. Он был весьма ловким уличным парнем – карманником, картежником и сутенером/дьяконом. Отец был одним из тех фанатичных проповедников христианства, которые готовы убить тебя за Иисуса. Он был из города Шарлотт, Северная Каролина, расположенного как раз в библейском крае [173] . Когда он был моложе, то пел в группе, исполнявшей «госпел» [174] . Он верил в Иисуса всю свою жизнь, но одновременно занимался и грязными делами. Он был то, что надо. Он хорошо одевался и овладевал всеми женщинами в своей церкви, когда они приходили к нему за советом. Когда я рос в Бруклине, женщины останавливали меня на улице и говорили мне: «Твой отец со своим братом были сутенерами, и мы работали на них». У него была репутация самого крутого карманника и сутенера в Бруклине.

173

Районы на юге и среднем западе США.

174

Негритянская религиозная музыка, сочетающая элементы спиричуэл, блюза и джаза.

Я никогда не был таким крутым, как мой отец. Я всегда хотел казаться таким же крутым, но на самом деле был человеком иного склада. Я слышал, что отец должен был уехать из Северной Каролины после ссоры с белым парнем. Его дядя, который был типичным дядей Томом, выступал в этом деле посредником и спас отцу жизнь, пообещав, что тот уедет из города. Поэтому-то он и появился в Нью-Йорке. Когда он попал сюда, он пошел в бар и начал разговаривать с хорошенькой девушкой. Появился парень с шикарной большой шляпой, один из нахальных черных парней известного типа, спихнул отца с барного табурета и сам заговорил с девушкой.

– Этот ублюдок – ниггер, деревенская задница, – сказал парень девушке. – Не трать на него свое время.

Тогда мой отец сел в автобус, съездил в Шарлотт, взял свою винтовку, вернулся в Нью-Йорк, нашел этого парня и выстрелил в него. Если у него возникал конфликт с полицией в Бруклине, он со своим братом запросто устраивал перестрелку с копами. Отец пользовался большим уважением в общине Бруклина.

Моя мать встретила отца в Шарлотт. Она ходила в школу в Уинстон-Сейлеме, где встретила сестру отца, которая, по существу, была его вербовщицей. Она забирала для него наркотики и находила симпатичных женщин. Вот она и привела мать на встречу с отцом. Пока я рос, отец появлялся не часто, он приходил лишь время от времени. Мы не особенно доверяли ему, потому что мама была на него сердита, но я считаю, что в отношении семьи он делал все, что было в его силах. В то время черному было нелегко иметь семью.

Итак, мы пошли наверх, и ему понравилось мое жилище. Мы заказали перекусить и просто поговорили. Похоже, он был удивлен, что я так по-доброму отнесся к нему. Я понял, что ему были нужны деньги, поэтому я дал ему немного. Я действительно, хотел узнать о нем побольше, поэтому я предложил ему навестить меня в Огайо. Я предложил купить ему машину, чтобы он смог приехать туда, и спросил, как он отнесется к «Мерседес-Бенц».

– О боже, нет, сынок, пожалуйста, не надо, – стал он протестовать. – Я умею водить только «Кадиллак», я не умею водить «Мерседес».

У него, как у любого сутенера/проповедника, была такая любовь к «Кадиллакам».

Он приехал в Огайо спустя несколько недель вместе с двумя детьми моей сестры. В то время он был очень интересным человеком. Весь день, с девяти утра до пяти вечера, он провел в церкви. Затем он пришел домой, чем-то перекусил и вернулся в церковь, где пробыл до одиннадцати.

Ему, очевидно, нравился мой образ жизни. Через несколько дней он освоился и пригласил в дом одного из своих друзей-проповедников, парня, который был одет очень круто. Они сидели и обсуждали разную хрень. Я наблюдал за ним, изучал его характер. Я заметил, что он любил леденцы. Шестидесятивосьмилетний мужчина любил леденцы! И я подумал: «Ух! Я ведь тоже леденцовый парень [175] . Вот откуда у меня это пристрастие!»

175

В оригинале – candy guy, что также можно перевести как «продавец наркотиков» или «любовник», «любитель женщин».