Беспощадная истина

В известном смысле я завидовал тому, как он строил свои отношения с женщинами. На его фоне я смотрелся просто жалко. Но он вынужден был применять к женщинам силу. Отец был весьма успешным сутенером, но в семье не могли распутничать сразу двое. У отца было семнадцать детей, и все они стали замечательными людьми. Позже я встречался с некоторыми, и никто из них не превратился в такого психа, как я.

Как-то я посадил отца и сказал ему:

– Научи меня чему-нибудь. Что ты знаешь о жизни? Что можешь передать мне? Быть мне отцом.

– Я не могу научить тебя ничему, сынок, – ответил он. – Я знаю лишь Библию и сутенерство. А это не для тебя. Я знаю это, я видел тебя с женщинами.

Я попытался произвести на него впечатление своими очаровательными девушками.

– Ты простофиля, сынок. В этом нет ничего плохого, некоторые ведут себя так же, когда дело доходит до женщин, – сказал он. – Некоторые мужчины никогда не достигают такого уровня, чтобы держать женщин под контролем. Ты один из таких парней. Ты не знаешь, как разговаривать с женщинами. Ты не знаешь, как следует это делать. Ты целуешь их в рот. Б… дь, а ты знаешь, чем они занимаются в твое отсутствие? Они, б… дь, сосут мой член, или кто-то ссыт им в рот. А ты целуешь их, запуская свой язык в их рот, сынок.

Когда отец впервые пришел в гости, он вел себя весьма скромно. Но как только он увидел, что я с ним откровенен и дал ему денег, он стал более заносчивым.

– Честно говоря, я не знаю, действительно ли ты мой сын. Ты берешь женщину, затем еще кто-то берет ее, мы практически встречаемся друг с другом, – заявил он мне в конце своего пребывания. – А иногда ты просишь их собраться вместе. У меня было пять или шесть девушек в одном доме с твоей мамой…

Вон как! Он становился слишком бестактным и давал мне слишком много информации. Я не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы справиться с этим.

– Эй, приятель, остынь, – сказал я. – Я люблю свою мать. Ты мой отец, и я люблю тебя. Давай не будем говорить о тебе и о ней. Давай просто общаться, как отец и сын.

* * *

Были некоторые вещи, которые следовало завершить до начала исполнения наказания. Я был убежден, что мне предстоит угодить в тюрьму, поэтому я позвонил Натали, матери моего сына Д'Амато.

– Слушай, я сейчас собираюсь послать тебя сто тысяч долларов. Потом, пока я буду в тюрьме, я распоряжусь, чтобы тебе каждый месяц посылали некоторую сумму.

Как только она получила эти деньги, она пошла, наняла адвоката и предъявила мне иск на несколько миллионов. И это было замечательно, потому что много лет спустя, когда дело продвинулось, мой адвокат добился проведения по постановлению суда теста для определения отцовства, и оказалось, что малыш не был моим ребенком. Я заслужил это. Вот что случается, когда ты трахаешься с шлюхой. Это было еще одно жестокое предательство. Когда пришел результат этого теста, я был раздавлен. Я ведь, действительно, считал, что это мой ребенок. Я провел с ним много времени. Я даже гордо позировал с ним на обложке журнала «Джет». Та женщина несколько лет мучила и преследовала меня после этого теста на отцовство. Думаю, что в ее жизни больше не случится ничего светлого. Я не удивлюсь, если узнаю, что кого-то, кто был связан с ней, нашли в доме мертвым, или что-то в этом роде.

После того как мне определили меру наказания и провели необходимые процедуры, меня направили в Молодежный центр штата Индиана. Это была тюрьма среднего уровня безопасности, такие были созданы в 1960-х годах для богатых белых молодых правонарушителей, совершивших ненасильственные преступления. К 1992 году тюремная система штата Индиана была настолько переполнена, что в такие тюрьмы начали отправлять и взрослых правонарушителей, в основном осужденных за сексуальные преступления и правонарушения, связанные с наркотиками, которым было сложно находиться в настоящих суровых тюрьмах. Но время шло, и сюда стали направлять некоторых убийц и других лиц, совершивших насилие. Когда я здесь появился, в этой тюрьме было около 1500 заключенных, более 95 процентов из них – белые.

Меня распределили в сектор М, один из новых блоков. Мы там размещались в камерах на двух человек с армированными дверьми и небольшим окном вместо решетки. При входе в камеру налево были две койки, а направо – туалет и шкафчик для хранения своих вещей. Был также стол для занятий. Вся камера была восемь на девять футов [176] .

В то время я не понимал, что находиться в тюрьме, даже за преступление, которого я не совершал, для меня было неприятностью, обернувшейся благом. Если бы я остался на воле, бог знает, что могло бы случиться со мной. Оказавшись запертым, я в первый раз в своей жизни мог отдышаться и успокоиться. Безусловно, было бы неверно полагать, что я сразу же обрел просветление и весь день пел христианские гимны. Когда я здесь оказался, я был зол, как черт. Я знал, что мне предстоит тут находиться не менее трех лет. Если бы на месте Дезире была белая девушка, меня бы заперли лет на триста.

176

То есть 2,4 на 2,7 метра.

Первые несколько недель тюремного заключения я находился в ожидании кого-то, кто испытает меня, проверит на слабость. Мне не терпелось доказать этим психопатам, что я так же одержим мыслью об убийстве, как и они, если не больше. Все эти звери должны были уяснить, что нельзя даже приближаться к моей камере или прикасаться к моему дерьму. Я был агрессивен, я готов был к войне.

Однажды, вскоре после того, как я попал в тюрьму, я прогуливался, и один парень заорал на меня: «Эй, Тайсон, гребаный прыгун из-за дерева!» Я понятия не имел, о чем он говорит. Я подумал было, что это такой комплимент, что я был великим спортсменом, способным демонстрировать удивительные проявления физической силы, например перепрыгивать через деревья. Но потом я решил уточнить.

– Прыгун из-за дерева, Майк, – это педофил-насильник, – пояснили мне. – Речь идет о парне, который поджидает за деревом гуляющих маленьких детишек, затем выскакивает из-за дерева и хватает их.

– О господи! – воскликнул я.

Несколько дней спустя я сидел в общей комнате, и рядом со мной сел один потрясающий заключенный. Он был чрезвычайно вежливым христианином, постоянно улыбался, его любили и уважали в тюрьме.

– Майк, ты не насильник, – сказал он, глядя мне прямо в глаза. – Я был рядом с тобой. Ты большой глупый парень, который любит повеселиться, но ты никого не насиловал. Я знаю это, потому что я сам – насильник. Я сделал это. Я зверски изнасиловал и оскорбил женщину. Ты когда-нибудь видел белую женщину, которая приходит ко мне на свидание? Это не моя девушка, это моя жертва.

– Что?

– Теперь я пришел к богу, Майк. Я написал ей, и мы стали общаться. Она навещает меня. Так что я знаю, кто насильник, Майк, я знаю это.

В то время как я осваивался в тюрьме, снаружи разгорелись споры. Согласно опросам общественного мнения, значительное число людей подвергало сомнению вынесенный мне вердикт, в основном женщины. Подавляющее большинство черных также считало, что в моем деле не было справедливого судебного разбирательства. Даже один из присяжных, участвовавших в моем процессе, сказал журналисту, что никто из черных в пуле присяжных заседателей не хотел принимать участия в этом деле, потому что они боялись.

Я каждый день говорил с Доном по телефону, и он уверял меня, что работает над моим немедленным освобождением. Так что, можете представить мои чувства, когда 31 марта, через шесть дней после того, как я отправился в тюрьму, судья отклонил мою апелляцию. Я перестал принимать твердую пищу, ограничившись жидкостями. Затем я начал получать замечания от администрации. Меня наказали за то, что я дал автограф некоторым заключенным. Я стал весьма агрессивным, и мне записали нарушение дисциплины за угрозы в адрес охранников и других заключенных.