Беспощадная истина

У меня не было времени, чтобы приспособиться к внешнему миру. У меня перед глазами стояло множество людей, которых мне надо было выстроить в очередь для поединков за 200 миллионов долларов. Ситуация была хуже, чем тогда, когда я попал в тюрьму. Все вокруг меня говорили: «Майк – мужчина. Он – мужик». Но теперь у меня было уже другое расположение духа. Я всех боялся. Тюрьма никого не перевоспитывает, она тебя только придавливает, разрушает, девоспитывает, если можно так выразиться. Совершенно неважно, сколько ты будешь получать, выйдя из тюрьмы, поскольку твоя личность станет мельче, чем была тогда, когда ты входил в тюремные ворота. Я стал параноиком. Я считал, что все готовы навредить мне. Я паниковал всякий раз, когда я слышал сирену «Скорой помощи». Однажды мы с Моникой спали, я проснулся, взглянул на нее и схватил: мне почему-то показалось, что кто-то залез ко мне в постель и хочет зарезать меня. Я всерьез испугался.

Я уже не был прежним, я стал жестким, безжалостным. Тюрьма уничтожила во мне все живое. Я больше уже никому не доверял, даже самому себе, когда я был с людьми известного рода. Я больше не хотел попадать в пикантные ситуации с женщинами. Все это бродило в моей голове столько лет, что я был не в состоянии просто так избавиться от него. Оно беспокоит меня до сих пор. Мои друзья говорят: «Пусть это исчезнет, отомрет, сгинет!» – но им это не знакомо, они с таким не встречались. С этим сложно нормально жить.

Я подписал эти два контракта, которые обеспечили нас кучей денег, поэтому никто не хотел и слышать о том, чтобы дать мне какое-то время привести свое душевное состояние в соответствие с новой жизнью. Все ожидали от меня слишком многого. Я был в смятении. Но, хотя и я был напуган, я вновь становился высокомерным. Я хотел получить все. Я считал, что, поскольку я отсидел срок, мне задолжали. Теперь я желал трахать лучших девушек, покупать лучшие автомобили, владеть лучшими домами. Я был графом Монте-Кристо. Я был гладиатором. В мире еще не было бойца лучше. Я размышлял над этим, пугаясь сирен «Скорой помощи».

Я хотел соответствовать самым высоким стандартам, но не знал, смогу ли. Мне было двадцать девять лет, но я чувствовал себя более медлительным, чем должен был быть в таком возрасте. У меня уже не было такого чувства голода, какое было до тюрьмы. И более остро, чем остальные чувства, я испытывал стыд от того, что был в тюрьме. Каждый раз, когда я отправлялся в новый город, я должен был отмечаться там в качестве лица, совершившего преступление сексуального характера. Если я забывал это делать, в аэропорту полицейские отводили меня в сторону.

– Извините, можно с вами поговорить? – обращался ко мне коп. – Я вижу, по прибытии сюда вы не отметились, так что, будьте так любезны, отметьтесь в городе назначения. Будем вам премного благодарны. Я мог бы арестовать вас прямо сейчас, но полагаю, было бы разумным, чтобы вы отметились сразу же по прибытии.

О боже! Эта дерьмовая обязанность на случай поездок возложена на меня до сих пор.

Все ожидали от меня истребления дивизиона боксеров-тяжеловесов поголовно, однако сделать это было не так просто. В истории бокса еще не было таких случаев, чтобы кто-то у кого отнял три года жизни, возвращался на ринг, словно ничего не случилось. У Али отняли титул, но он не был в заключении в течение трех лет, лишенный возможности тренироваться. Все это усиливало психологическое напряжение, в котором я находился.

Выйдя из тюрьмы, я очень старался быть хорошим братом, правильным мусульманином, но меня окружал материальный мир. Слишком многие набрасывались на меня, преследуя свои цели, а я еще не приобрел необходимых психологических навыков. Я продолжал молиться, но разные отвлекающие факторы сбивали меня с толку, подталкивали меня обратно к той, дотюремной, жизни.

Легче всего обвинить Дона в том, что он тащил меня обратно в этот больной мир безвкусицы, потребления, выпивки и женщин. Возможно, он был искренне обеспокоен тем, что я последую за некоторыми мусульманскими мерзавцами и избавлюсь от его задницы. Но нельзя винить никого, кроме самого себя. Я хотел доказать всем, что я все еще мужчина, хотя и был заперт на три года. За моим накачанным телом скрывался чревоугодник. Будь моя воля, я бы в течение всего дня лопал кексы и мороженое. Мне приходилось подавлять эти побуждения.

Но было не так просто подавить в себе сексуальное влечение. Моника хотела завести со мной крепкую семью, начать счастливую семейную жизнь, но я в то время этого не желал. Стараясь быть семейным человеком, я полностью выпадал из своего холостяцкого клуба. Однако я не был готов к такому повороту событий, я еще не созрел. Моя концепция семейной жизни заключалась в следующей формулировке: «Заткнись и бери деньги». Я был эгоистичной свиньей.

Вскоре после того, как я вышел из тюрьмы, я оказался в Нью-Йорке с Крейгом Буги. Мы шли по улице, я заметил красивую черную девушку и последовал за ней. Я попытался остановить ее, чтобы она заговорила со мной, но она убежала в магазин «Банановая Республика». Я вошел следом за ней и увидел, что она направилась в примерочную. Мы ждали у входа в магазин, пока она не вышла. Но она не захотела говорить со мной и убежала.

Неделю спустя я устроил в своем доме в Огайо фотосессию для какого-то журнала, и неожиданно появилась эта девушка. Оказывается, она была стилистом по фотосъемке.

– Привет, а я тебя знаю, – сказал я. – Думаю, наша встреча была просто судьбой, которая привела тебя в мой дом.

Она была такой привлекательной, что фотограф тоже все время флиртовал с ней. Я вполне достойно поддерживал беседу в псевдоинтеллектуальном тюремно-сутенерском современном духе, который ее даже увлек. Она сказала, что ее зовут Тьюзди [204] , и с этого дня мы много вторников провели вместе.

204

«Тьюзди» («Tuesday») по-английски означает «вторник».

Теперь, когда появилось много денег, было самое время приобрести какую-нибудь недвижимость класса люкс. Поскольку мои поединки планировались в Лас-Вегасе, мне нужно было обосноваться именно здесь, и я купил прекрасный дом на шести сотках по соседству с особняком Уэйна Ньютона [205] . Я прекрасно провел время, занимаясь обустройством дома. Все было от Версаче, от туалетной бумаги до одеял и подушек. Огромные парадные двери были из дерева, с хрустальными ручками. Внутри был гигантский водопад со скульптурами двух львов по обе стороны от него. В доме были сводчатые потолки, струившаяся и ниспадавшая каскадом вода создавала ощущение спокойствия.

205

Карсон Уэйн Ньютон (род. в 1942 г.) – американский певец и артист, один из самых известных артистов в Лас-Вегасе.

Мне нравилось смотреть фильмы с каратэ, поэтому я устроил несколько различных домашних кинотеатров. Моя спальня была оснащена новейшей аудиоаппаратурой. Мне так нравилось слушать аудио, что порой я оборудовал свои автомобили аудиосистемами, которые стоили дороже, чем сам автомобиль. Для фойе наверху я заказал нарисовать на площади в две тысячи квадратных футов всех величайших боксеров. Это обошлось мне в сто тысяч долларов.

Выйдя на задний двор, можно было подумать, что ты оказался в Италии. Или, по крайней мере, в отеле «Белладжио». Там был ров, наполненный водой, а также огромный плавательный бассейн, окруженный статуями великих воинов в семь футов высотой, таких, как Александр Македонский, Ганнибал, Чингисхан, Жан-Жак Дессалин [206] . Просто пойти и купить гигантские статуи Ганнибала невозможно, поэтому я позвонил парню, который в свое время делал скульптуры львов для комплекса MGM Grand. Он пользовался фотографиями, которые я ему дал, а для установки статуй заказывался кран. Двор был окружен экзотическими деревьями стоимостью 30 000 долларов каждое. А на уход за ними требовалось почти 200 000 долларов в год.

206

Жан-Жак Дессалин (1758–1806) – основатель независимого гаитянского государства, первый правитель (император Жак I) и национальный герой Гаити.

Конечно, у меня должен был также быть особняк и на Восточном побережье, так что я купил большой дом в штате Коннектикут, площадью свыше пятидесяти тысяч квадратных футов, с тринадцатью кухнями и девятнадцатью спальнями. Моя цель состояла в том, чтобы одновременно в каждой спальне было по девушке. Это было ранчо на тридцати акрах леса, с крытым и открытым бассейнами, маяком, кортом для игры в сквош, а также настоящим ночным клубом, который я назвал «Клуб Технический нокаут».

Я почувствовал себя в этом доме, как «Лицо со шрамом» [207] . Одна только моя хозяйская спальня занимала пять тысяч квадратных футов. У меня была гардеробная таких размеров и с таким количеством прекрасной одежды, обуви и парфюмерии, что можно было решить, что ты оказался в настоящем магазине Версаче. Когда Моника там жила, у нее была собственная гардеробная площадью более тысячи квадратных футов. В спальне был огромный балкон, который нависал над первым этажом дома. Я мог добраться до спальни либо по двойной винтовой мраморной лестнице, либо на стеклянном лифте. Это был замечательный дом, но можно было сосчитать на пальцах, сколько раз я там был в течение тех шести лет, что я владел им.

207

«Лицо со шрамом» – прозвище известного американского гангстера Аль Капоне.