Беспощадный. Не русские идут

– Разве такое возможно? Автотранспорт столько не живёт, да ещё в ваших условиях, на севере, в болотах.

– Слово знать надо, – усмехнулся в усы Гамаюн. – Сделанное человеческими руками может храниться долго.

Буй-Тур запрыгнул в люк, подал руку Аглае:

– Обопрись.

В глазах девушки мелькнул лукавый огонёк.

– Надёжно?

– Исключительно! – подыграл он ей.

– А надолго?

Буй-Тур сделался серьёзным.

– На всю оставшуюся жизнь. Подходит?

– Хорошо, – засмеялась девушка, отлично понимая подтекст сказанного, опёрлась о руку Гордея и легко взобралась в отсек.

Разместились таким образом, что он оказался рядом с Аглаей с одной стороны и Строевым – с другой. Пинский, обидевшись на Гордея (тот вовремя отпихнул лейтенанта в сторону), сел напротив, надул губы. Гамаюн-старший устроился в кабине пилота. Он был единственный, кто знал, куда надо лететь.

– Похоже, вы с ней специально договорились, – наклонился к уху Гордея полковник.

– А если и так? – весело ответил ему Гордей, чувствуя тепло бедра и плеча девушки. – Что это меняет, кроме моего настроения? Но я не договаривался, Борис Егорыч, так получилось.

– Странное совпадение. Тебе не кажется? Я же вижу, как ты на неё смотришь.

– Я и не отрицаю, полковник, ибо это знак.

– Какой?

Буй-Тур не ответил, нашёл пальцы Аглаи, сжал и уловил ответное пожатие. Ни о чём её можно было не спрашивать, она была рада встрече, и от этого хотелось свернуть горы.

Строев понял его состояние, перестал донимать вопросами.

Буй-Тур уловил острый оценивающий взгляд деда Аглаи, высунувшего голову в дверь из кабины в отсек, и перестал улыбаться. Старшему Гамаюну что-то не нравилось. Однако настроение от этого не ухудшилось. Гордей был уверен: он сумеет объяснить Анурию Фокичу, что его внучка дорога ему не менее.

Вертолёт, накренившись, покачиваясь, поскрипывая стареньким корпусом, полез в небо.

Стал виден посёлок – с десяток домиков вдоль жёлтой ленты дороги, сопки невдалеке, полоса леса.

– Часто здесь бываешь? – кивнул на иллюминатор Буй-Тур.

– Каждое лето, – ответила Аглая.

– Природа здесь небогатая, но интересная.

– Мне нравится.

– А комары и мошки не мешают отдыхать?

– Мы умеем с ними договариваться.

– Это как?

– Захочешь, я и тебя научу, как дед меня, это просто.

– Энергетика?

– Действительно работает энергетика организма, хотя практика называется лажением покоя.

– Примерно то же, что ты опробовала на мне тогда, в кафе?

– В принципе, да.

– Мои друзья умеют это делать.

– Кто твои друзья?

– Андрюша Данилин, витязь, Слава Тарасов.

– Ты сказал – витязь?

– Обережник Рода, очень приятный парень. Я тебя познакомлю с ними. Можно вопрос?

Аглая кивнула.

– Ты знала, что я приеду сюда, на Кольский?

– Нет, не знала, хотя предчувствовала, что мы встретимся раньше.

– Я тоже, веришь?

– Верю.

Слабое пожатие пальцев. Тёплая волна по руке, до головы.

Боже, как приятно!

Он не удержался и, не обращая внимания на взгляды Пинского, быстро поцеловал её дрогнувшие пальцы.

Мальчишка – пришла и ушла смешная, восторженная и осуждающая одновременно мысль.

Что ж, рассудительно отозвался внутренний голос, не так уж и плохо оставаться мальчишкой в тридцать восемь лет.

Вертолёт начал снижаться, потом поднялся выше.

Пассажиры приникли к иллюминаторам.

Впереди, по вектору полёта, появилась сине-туманная полоса моря. Под машиной раскинулась дельта реки. Берега её были достаточно крутыми, поросшими густым ивняком, а кое-где берёзовым и еловым лесом.

Слева берег Печенги прорывала заболоченная низинка, уходящая на километр к обрывистой стене, напоминавшей крепостную, с зубцами и нишами. А из этой стены вырастал, полустекая вниз, к болоту, прозрачно-белёсый овальный пузырь диаметром около пятидесяти метров в самой узкой части и высотой чуть больше сорока. Увидеть его можно было только со стороны реки. А так как судоходство на Печенге практически отсутствовало, неудивительно, что Опухоль – это была именно она – была открыта лишь со спутника.

Буй-Тур хотел спросить у проводника, откуда он знает о появлении водного пузыря в этих местах, но тут же забыл о своём желании.

Вертолёт поднялся ещё выше, повернул к Опухоли.

– Опа! – крякнул Строев.

Буй-Тур невольно напрягся.

Над обрывом, там, где располагалась вершина водяной горы, показались две чёрно-зелёные палатки, почти не выделяющиеся на пёстром фоне елового стланика, каменных осыпей, бугров и ям. И всё же это были палатки, опытный глаз полковника мгновенно оценил принадлежность двух пятнышек над обрывом к искусственным сооружениям.

– Кто это? – прочитал по губам Строева Буй-Тур.

Ответить ему было нечего. Их опередили, а кто – можно было только догадываться.

Из проёма двери в кабину выглянул Гамаюн.

– Там кто-то есть.

– Видим, – мрачно откликнулся Буй-Тур. – Садимся рядом.

Дед Аглаи пробрался в отсек, потрепал внучку по плечу, наклонился к уху Гордея:

– Наших здесь быть не должно.

– Понятное дело, – кивнул Буй-Тур. – Ничего, разберёмся. За нами следили ещё в аэропорту Мурманска.

– Славно, – качнул головой старик. – Надо было сразу сказать, ещё в Лахте, я бы подготовился.

– Мы уже готовы, Анурий Фокич, не беспокойтесь.

– Хорошо, коли так.

Гамаюн вернулся в кабину.

Вертолёт сделал круг над Опухолью и пошёл на посадку, сел в сотне метров от двух палаток иностранного производства. Буй-Тур определил это с первого взгляда. И хотя чужеземным вещам в России давно никто не удивлялся, Гордей почему-то был уверен, что в этой дыре на Кольском полуострове поселились не русские люди.