Бессердечный любовник

В ее глазах есть тот проблеск сочувствия, который показывает сострадание, которое испытываешь, когда знаешь, что кто-то потерял любимого человека.

— Не так уж плохо. — Это мой ответ по умолчанию. — Лисса, Эрик говорил с тобой о моём звонке?

Она улыбается и кивает. — Хочешь поговорить с отцом?

— Да, пожалуйста.

— Хорошо. Следуй за мной.

Она ведет меня в гостиную, где открывает маленький шкафчик и достает серебристый мобильный телефон.

Когда она протягивает мне телефон, мои руки дрожат, и она слегка сжимает мое плечо.

— Я уверена, ты почувствуешь себя сильнее, когда начнешь с ним разговаривать.

— Надеюсь. — Думаю, если я попытаюсь сфокусировать обсуждение на здоровье папы, то все будет в порядке. Не то чтобы я собираюсь избегать упоминания Скарлетт. Я определенно не смогу этого сделать. Я просто думаю, что лучше поговорить с ним лицом к лицу, когда дело касается ее.

— Если я тебе понадоблюсь, я буду на террасе, — говорит Лисса. — Просто выходи и позови меня.

— Спасибо.

Ее доброта успокаивает. Когда она рядом, я чувствую себя иначе, чем когда мужчины здесь. Может быть, это делается намеренно, как способ контролировать меня. Я привыкла к тому, что люди пытаются мной манипулировать, так что это не будет новой тактикой, которую я раньше не видела. У меня просто нет сил делать что-то большее, чем то, что я делаю.

К тому же, даже если это фальшь, ее доброта, возможно, именно то, что мне сейчас нужно, чтобы уравновесить эмоции, сталкивающиеся во мне.

— Пожалуйста, дорогая. — Она уходит, и как только она заходит в дверь, нервы возвращаются, и я снова замираю.

У меня в голове запрограммирован номер папы, и я готова позвонить. Я просто не знаю, что сказать.

Это удивительно, я не могу поверить, что я та самая девочка, которая первой бежала в объятия отца, когда он каждый день возвращался с работы. Я не могу поверить, что я та самая девочка, которая рыдала, когда он отправлялся в путешествие по Европе со своей галереей. Папа устраивал художественные выставки, и хотя для него это, должно быть, было так волнительно, я была несчастна, когда его не было, и счастлива, когда он был со мной.

Трудно поверить, что той девочкой была я.

Но я была, и я все еще она. За исключением того, что эта версия меня не видела своего отца восемь лет. И теперь он умирает.

Отбросив беспокойство, я набираю номер.

Я удивляюсь, когда он отвечает после первого гудка, и звучит точно так же, как всегда. Прямо как отец, которого я так любила. Как будто он ждал у телефона. Ждал моего звонка.

— Привет, — снова говорит он и ждет несколько мгновений, словно зная, что это я.

Услышав его голос, я возвращаюсь назад. Не во тьму, а в счастливые времена, когда я жила, чтобы слышать его голос.

— П… Папа, это я, Саммер, — выдавливаю я из себя и слышу, как он на другом конце провода делает быстрый вдох.

— Саммер, это действительно ты?

Эмоции в его голосе захватывают меня, и мои глаза наполняются непролитыми слезами.

— Да, это я.

— О Боже. Я так рад, что ты позвонила.

После того, как он говорил со мной в прошлый раз, я вынуждена уточнить, правда ли это, но я слышу это в его голосе. Он имеет это в виду.

— Я тоже.

— С тобой все в порядке? Тебе не больно? — спрашивает он с глубокой обеспокоенностью, которую я так давно не слышал, что это звучит для меня странно.

— Я в порядке. Я не ранена. И я жива.

— Эрик… заботился о тебе?

Я не уверена, как на это ответить — определенно не с абсолютной правдой. Поэтому я выбираю базовый ответ.

— Да. Он рассказал мне о тебе… твоем здоровье.

Он молчит несколько мгновений, а затем выдыхает. — Не беспокойся обо мне, Саммер.

— Но я хочу. Я хотела поговорить с тобой об этом. Конечно, я хочу сказать, как мне жаль Скарлетт, но я хотела узнать, как ты. — Я останавливаюсь на мгновение, чтобы сделать размеренный вдох. Это тот момент, которого я боялась, потому что он такой тяжелый. Даже просто упомянуть ее имя при нем кажется мне трудным. — Мне жаль, что с ней случилось, папа.

— Я знаю.

Я рад, что он знает.

— Что врачи сказали о тебе? Неужели они больше ничего не могут сделать?

— Нет, больше ничего нет. Они сделали все, что могли, до этого. Вот и все. У меня есть… ну, они сказали от трех до шести месяцев, так что, полагаю, время идет.

Мои руки немеют, и я сдерживаю слезы. Я не знала этой части, но Эрик не должен был мне об этом рассказывать.

— А Скарлетт знала?

— Нет, я надеялся встретиться с вами двумя и рассказать вам обоим. Думаю, сейчас я все еще пытаюсь осознать произошедшее. Я пытался держать все под контролем, но реальность настигает, я развалюсь на части. Я просто не могу поверить, что Скарлетт действительно больше нет.

— Мне так жаль, папа, — снова бормочу я.

— Мне тоже жаль, малышка. — Его голос срывается, и мое сердце тоже разрывается, когда я слышу, как он плачет. — Эм… похороны в следующий вторник. Они утром. Эрик все для нас организовал.

Похороны. Это в следующий вторник. Я автоматически чувствую слабость.

— Могу ли я что-нибудь сделать?

— Нет. Я думаю, что тебе нужно последовать примеру Эрика на данный момент. Единственное, что выдающееся — это театр. Все думают, что Скарлетт в отпуске, но она должна вернуться на работу через несколько недель для финальных репетиций. Я собирался позвонить им и рассказать нашу выдуманную историю о том, что она хочет отказаться от работы, но я не могу этого сделать.

Я не знала, что Эрик хотел, чтобы мы это сделали, но это имеет смысл. Сказать им, что Скарлетт отказалась от работы, — это единственное, что может остановить людей от того, чтобы задавать слишком много вопросов.

— Моя девочка не отказалась бы от такой работы, — добавляет папа. Его голос звучит жестко. Так же жестко, как на похоронах мамы, прежде чем он начал нападать на меня. Я могу себе представить его лицо. Но он прав. Я не могу винить его за то, что он прав. — Итак, альтернатива — посмотреть, что будет дальше.

— Мы должны им что-то сказать.

— Ну, я полагаю, когда ты сочтешь себя в безопасности, мы можем сказать правду, верно? — добавляет он тем же жестким тоном, и я не могу отделаться от ощущения, что он предпочел бы сказать правду сейчас, даже если бы это подвергло меня опасности. — Трудно лгать, когда эта работа значила для нее все. Такое чувство, будто я пытаюсь опозорить ее имя. Трудно лгать, когда я знаю, что она никогда больше не будет в безопасности, даже если ты в безопасности.

Я была права. Острая боль от его слов глубоко пронзила мою душу, и я пыталась сдержать дрожь, сотрясающую меня изнутри. Ноющий голос в моей голове, который я отталкивала последние восемь лет, говорит, что он хотел бы, чтобы умерла я, а не Скарлетт. Он говорит мне, что он хотел бы, чтобы ее убийцы не совершили ту ошибку, которую они совершили.

Он и не подозревает, что я тоже этого хочу.

Я трусиха и не знаю, смогу ли я с ним еще поговорить, так что лучше уйти, пока я снова не сломалась.