Бессмертный пони. Заметки участкового терапевта
Шрифт:
В списке вызовов её фамилия фигурировала ежедневно. Иногда по три раза: два актива и самовызов. Ещё и позвонит в два-три часа дня, напомнит о себе, коли терапевт не дошёл… Вот какая была!
С фактом наличия Козеевой мы просто мирились.
На участке Козеевой очень долго не было врача. Оттого каждый день в 11.00 мы играли в русскую рулетку:
– Не возьму я девятый участок! Там Козеева опять! Я лучше завтра!
– А завтра она, думаешь, не вызовет?
– Давай поделим. Только Козееву – тебе.
– Отлично. Беру одну Козееву, а ты – три оставшихся вызова!
Однажды, в грустную
– Голова раскалывается, – плакала она. – Целый час не могла сдвинуться с места. Не то, чтоб лечь…
– Разве я могу помочь? – спросила я, стараясь не дышать. Омбре в Козеевской квартире царило такущее, что воздух можно было резать кубиками. – Если только ибуклинчик от головной боли выписать. Радость движения я Вам при всём желании не верну.
– Мне нельзя Ибуклин! У меня больной желудок!
– Парацетамол…
– И от него болит!
– Но-шпа!!!
– Хватит издеваться, доктор! – злилась Козеева. – Эта но-шпа ваша – как мёртвому припарки!
– Объясните толком, – тут закипала и я, – чего Вы сейчас хотите от меня? Конструктивно. Словами.
Козеева пускала слезу:
– Но Вы же врач! Вам лучше знать, как помочь.
– Давайте оформлю вызов на невролога, – выходила я из положения, поглядывая на часы. Уж лучше пособачиться с коллегой. Продуктивнее.
– Дава-а-айте! – тут же расцветала Козеева.
Мы старались лишний раз не гонять узких специалистов по адресам. Но иной раз сами создавали необоснованные вызовы.
В другой дежурный день Козеева уговорила меня поднять и пересадить себя. При этом я подорвала спину и ещё две недели ползала по адресам, согнувшись в три погибели.
Непредсказуемость Козеевой зашкаливала. Иногда она требовала госпитализации, да чтоб не по 03, а непременно в Зелёную Рощу [2] ! И чтоб не планово, а вотпрямщас! И чтоб на «Скорой» туда доставили, аки на такси…
2
– Зелёная Роща – неофициальное название Госпиталя для ветеранов в г. Саранск, которое часто используют в разговоре жители Мордовии.
Ещё один случай не укладывается в моей голове до сих пор, хотя прошло немало лет…
Прихожу, значит, я к Козеевой, смурная от чувства обречённости и тоски. Открываю незапертую дверь и, не разуваясь, заваливаюсь к пациентке. Сий маршрут сквозь сеть запылённых комнат мы знали на зубок.
Омбре в тот день стояло особо невыносимое. Не продохнуть. Взмахнёшь руками – воздух заколышется, как холодец. Картина маслом: сидит Козеева на кровати, а на лице – вся скорбь котейки из Шрека.
– Вытащи меня… – только и молвит жалобно.
Только тогда замечаю, что Козеева сидит в продуктах своей же жизнедеятельности. Чувствую брезгливость, ярость и дикое унижение. Но надо держать себя в руках. Возможно, положение безвыходное?
– Так Вы и вызвали
для этого? – удивляюсь я.– Да. Час назад была «скорая». Отругали и ушли, а я так и осталась…
– А кто этим обычно занимается?
– Соседка. Но она ушла на рынок.
– Родственники?
– Заняты.
– Соцработник?
– Позже придёт. Мне что, так до вечера сидеть?!
Кое-как пересадила-таки я её на соседнее, незапачканное место. Позвонила ухаживающим. А она, вместо человеческого "спасибо":
– Что ж я, грязная что ли буду сидеть?! Меня вытереть нужно!
– Врача на дом вызывают не для того, чтобы Вам марафет наводить, – не выдерживаю я.
– Знали же, куда шли! – продолжает ворчать. – Клятву Гиппократа давали…
Возможно, я поступила негуманно. Не удивлюсь, если меня осудят. Но я ушла. Просто развернулась и ушла, игнорируя упрёки, летящие в спину. И да: жалоба на меня прилетела на следующий день.
Между милосердием и танцами с бубном есть граница. Важно её чувствовать. Не прогибаться, действовать по регламенту. Уступишь раз, уступишь два – затопчут и поедут на тебе. Даже не умея двигаться…
Участковый терапевт – прежде всего, человек.
Я никогда и никому – даже заклятому врагу под страхом расстрела – не пожелаю такой судьбы, как у Козеевой.
Но отчего-то совсем не жаль мне её.
Забытая жизнь
В последний раз перед спячкой природа ярилась и цвела. Улицы плевались пряными листьями и бордовыми пулями рябин. Воздух пах заморозками: ещё неощутимыми, но неумолимо крадущимися.
В ту осень мне часто приходилось мотаться на вызовы в частный сектор. Прогулки по старым улочкам вдоль строя деревянных домов казались приключением (это сейчас мы, подустав от участковой работы, лаконично обзываем отдалённые локации "жопой мира"). Оттого я не злилась на бабу Фёклу, что вызывала ежедневно с одними и теми же жалобами.
Разговор каждый раз сводился к одному и тому же:
– Давление вот, – улыбалась баба Фёкла.
– Так я же вам в прошлый раз Эналаприл выписывала! – разводила я руками. – Неужели не принимаете?
– Эналаприл? – переспрашивала баба Фёкла, когда я показывала ей листочек с назначениями двухнедельной давности, забытый на подоконнике. – Ах, да. Он же есть у меня, – она открывала стол и доставала заветную коробочку. – А как его принимать?
– Я же объясняла Вам. Два раза в сутки. Независимо от давления. По десять милиграммов.
– А зачем, если давление сто двадцать на восемьдесят?
– Так стабилизировать его нужно, чтоб не скакало. Чтоб Вы «скорую» каждый вечер не гоняли.
– Оно поднимается, вот и вызываю, – возмущалась баба Фёкла. – Вот, сейчас сто тридцать пять на восемьдесят. Вот, я пью Эналаприл, смотрите!
– Так зачем сейчас-то?! Его регулярно нужно, по графику!..
Поспорив с бабой Фёклой и в очередной раз расписав назначения, я собиралась на следующий адрес. И перед тем как уйти, получала от неё в подарок большое красное яблоко прямо из сада…
Конечно, я знала про болезнь Альцгеймера и про все её симптомы. Но когда впервые столкнулась с нею на практике, не смогла соотнести то, что вижу, со строками из учебника.