Бессонница в аду

— Я тобой горжусь… И если бы не столько смертей в этой ванне, я была бы просто в восторге. Это ведь так здорово: иметь возможность исправить свои недостатки! Я бы так себя переделала…

— У тебя нет недостатков.

— Да?.. А ноги?

— Отличные ноги…

— Нет, немного кривые…

— Я не замечал, покажи… Нормальные ноги, где кривые?

— Нос чуть великоват, — Мария подошла к зеркалу и принялась критически разглядывать себя. — Лоб надо сделать чуть выше и шире, а губы — полнее, кожу, разумеется, я вообще бы всю поменяла, чтобы снова стала молодой, упругой и никаких веснушек, такая же матовая, как была у Риты. Форму рук тоже надо исправить, пальцы капельку длиннее, ногти шире, ну и так далее.

— Какое еще «далее»?

— Форму груди тоже надо улучшить, и может, сделать ее чуть поменьше?

— Да ты что! Самое ценное хочешь испортить?! Ну уж нет, если хочешь переделать грудь, то только добавить…

— И еще сделать такую попу, как у блондинки из «АВВА» — размечталась Мария.

— А ну-ка, повернись, — он крутанул ее. — Нет, ты придираешься к себе, мне ты нравишься такой, какая есть. А твоя задница сразу пробуждает вполне определенные желания… Слушай, тут есть отличная тахта…

— Если бы ты сравнил меня нынешнюю с той, которой бы я хотела быть, ты бы сразу согласился со мной, что я права… Зачем ты расстегиваешь пижаму?

— Надо тебя еще разок внимательно осмотреть, а то вдруг я все это время ошибался и ты права… Давай-ка, сниму пижаму, мешает, не видно… Нет, ты не права, грудь просто чудо, мечта всех мужиков…

— Мария, напомни мне, чтобы я потом уничтожил видеозапись, тут же автоматические камеры слежения установлены… А то тебе наверняка не понравится, если ребята из охранки тоже будут любоваться на твою грудь и попку… — вспомнил вдруг он.

— О-о-о! Где камера?

— Сзади…

— Тогда твой зад чаще, чем мой будет мелькать на экране. Не знаю, как охранникам это понравится, а я просто балдею, когда он двигается вот так, как сейчас…

— Порой меня поражает твоя распущенность… И ты еще смеешься?! Ну, держись…

Хан не забыл вынуть кассеты, и когда они поднялись к себе, то смогли посмотреть получившийся порнофильм, изображение было отличным.

— Сценарий, в сущности, неплохой, тема интересная, раскрыта неплохо, но операторская работа оставляет желать лучшего, — заявил Хан. — Камеры установлены неудачно, мой зад, действительно, закрывает самое интересное, тебя почти не видно. Как-нибудь повторим, только поменяем ракурс.

Как-то вечером в ханские апартаменты постучала Ирочка.

— Можно, я у вас немного посижу? — попросилась она. — Леонид Сергеевич такой злой сегодня…

А чуть позже появилась и Лика:

— Вот ты где, а я тебя везде искала…

Девушки сдружились, как однополчанки. Вечер прошел хорошо, все шутили, смеялись. Хан был в ударе. Мария ревниво наблюдала за ним, боясь уловить его заинтересованность, повышенное внимание к девушкам. Но когда он захотел спать, то бесцеремонно отправил девчат восвояси. Маша вздохнула с облегчением. На следующий вечер девушки появились снова, то ли от скуки, то ли надеясь вернуть былое внимание Хана к себе, и стали приходить каждый вечер. Потом они и вовсе стали оставаться ночевать в апартаментах, в пустовавшей своей комнате, но Хан неизменно уходил в спальню только с Марией, и она успокоилась. В самом деле, куда здесь податься девчонкам? Прав Хан, что позволяет им греться у их очага.

Хан и раньше не стеснялся в демонстрации своих чувств, а теперь, узнав о беременности, и вовсе носился с Марией, оберегал ее, будто она была уже на девятом месяце. А Мария ничего не могла поделать с собой, ей все время хотелось есть, и она постоянно что-нибудь жевала, от кухни практически не отходила… Леонид Сергеевич тоже заметил повышенный аппетит Марии. А вскоре и весь персонал Центра оказался в курсе случившегося. Шеф так откровенно радовался этому…

Обрадовался этому факту и Леонид Сергеевич, как очередному подарку, он с новыми силами принялся уговаривать Хана свозить ее на море. У него с Валентином давно все было готово, теперь требовалось не пропустить их отъезд, а беременность Марии, ее аппетит, могли послужить на пользу дела. Они решили, что будет очень уместно предложить ей в полет корзину с фруктами, она не устоит, возьмет. Нельзя упустить такой шанс, иначе потом женщина будет возиться с ребенком и согласится на поездку очень нескоро. Леонид уже и так практически правил Центром, но он не замечал, что Хан слабеет, и оттого сильно боялся, что тот вот-вот натешится Марией, наиграется в счастливого мужа и опять вплотную займется Центром — вновь оказаться на вторых ролях Леонид уже не мог, власть опьянила его.

Хан решил, что Леонид потому так активно пытается выпроводить его и Марию из Центра, что хочет в их отсутствие совершить переворот в свою пользу, по-видимому, у него уже была установлена связь с Москвой. А Хан все более убеждался, что Леонид не тот человек, чтобы ставить его у руля. Зря он так долго держал его рядом с собой. Пожалуй, самая лучшая кандидатура на пост руководителя — это Павел. Ничего, что он так молод. «Но займусь я этим позже, сейчас есть более важная задача — спасение Марии».

Его не оставляла мысль, поданная Леонидом, хотелось поехать с Марией куда-нибудь на побережье океана, на острова, сделать ей и себе такой прощальный подарок и уже оттуда организовать ее побег. Хан чувствовал, времени ему осталось мало. «Что же, в одном я уверен — в том, что сам долго не протяну …» Он объявил о предстоящем отъезде в отпуск.

Хан занялся приведением дел в порядок, ему не хотелось оставлять за собой «хвосты», это заняло у него несколько дней. С административными бумагами разобрался быстро, а вот научная работа, хотя и была близка к завершению, но требовала бесконечных доработок, и Хан все откладывал отъезд, ему очень хотелось закончить свое дело. Он был уверен, что пробыв какое-то время на море с Марией, вряд ли сможет вернуться к научной работе. Силы уходят. Время шло и, как ни жаль было, он был вынужден передать все последние разработки своим ученикам, а руководителем последнего эксперимента назначил Павла. Услышав об этом Леонид Сергеевич вскипел было, но потом смирился, не стал обострять ситуацию, лишь бы шеф поскорее уехал. Хан подробно расписал предстоящий эксперимент и все равно беспокоился, то и дело вспоминая о чем-то важном, даже ночью возвращался в лабораторию. В душе он прощался со своим детищем навсегда. Он чувствовал себя все хуже. Вернется ли сюда…

Приступы боли участились, но пока, как и раньше, хуже ему становилось чаще по ночам. Хан запретил Марии говорить об этом кому-либо: он опасался за ее жизнь, боялся, что ее могут убить и приписать убийство ему. Несмотря на ухудшение состояния Хана, они все еще планировали совместный отъезд. Назначили дату отъезда и, хотя до нее было еще несколько дней, Мария с воодушевлением занялась укладкой чемоданов. Она нетерпеливо подгоняла время, полагая, что, главное — уехать отсюда, рассчитывая уговорить Хана не возвращаться, не покидать ее.

За три дня до отъезда, Мария вдруг проснулась ночью и увидела Хана сидящим. Он пристально смотрел на нее, угол рта у него непрестанно дергался, словно он пытался и не мог засмеяться, тонкая струйка слюны змеилась по подбородку…

— Ты кто? — спросил он, грозно хмурясь.

— Милый, это же я, — она схватила его руку, стала тихонько поглаживать ее, такие успокаивающие движения всегда на него хорошо действовали во время приступов.

Но сейчас он вырвал руку.

— Кто тебя подослал?! — речь его становилась невнятной.

— Хан, миленький мой, это же я, Мария! Давай я сделаю массаж, ты, наверно, неудобно лежал, заболела голова, да? — она разговаривала с ним, как с ребенком, и опять взяла его руку, тихонько гладила ее и целовала.

Он снова вырвал руку, злобно глядя на нее, потом застонал и схватился за голову. Мария вскочила, прижала его к себе и начала покачиваться, баюкая, как младенца. Хан затих, потом высвободился, глянул на нее, в глазах у него стояли слезы:

— Ты кто? Не помню… — снова повторил он, но его агрессия исчезла, даже сквозь свое больное, искаженное восприятие окружающего мира, он почувствовал ее любовь и сострадание…