Бессонница

«Кэролайн, нет!» — закричал он и принялся рыть еще быстрее. Песок стал сырым и неприятно тяжелым.

«Не обращай внимания, — сказала она. Серо-черные клубы вылетали из ее рта с каждым словом, как грязный дым из фабричной трубы. — Это опухоль, и она неоперабельная, так что не теряй ни секунды сна на эту часть представления. Какого черта, путь обратно в Райский Сад неблизок, так что не надо стонать по мелочам, верно? Но ты должен не спускать глаз с тех следов…» «Кэролайн, я не понимаю, о чем ты говоришь!» Накатила следующая волна, обдав Ральфа до пояса и снова скрыв Кэролайн. Когда волна убралась, опухоль на макушке начала трескаться и раскрываться. «Скоро поймешь», — ответила Кэролайн, и тут опухоль на ее макушке лопнула со звуком молотка, ударившего по куску мяса. Струя крови вылетела в чистый, пахнущий солью воздух, и цепочка черных жуков размером с тараканов потянулась оттуда. Ральф в жизни не видел ничего похожего на них — даже во сне, — и они вызвали у него почти истерическую ненависть. Он бы сбежал, забыв про Кэролайн, но застыл как замороженный, слишком изумленный, чтобы шевельнуть хоть пальцем, не говоря уже о том, чтобы встать и броситься прочь.

Несколько черных жуков вбежало обратно в Кэролайн через ее раскрывшийся в крике рот, но большинство торопливо спускалось по щеке и плечу на мокрый песок. Пока они двигались, их обвиняющие, враждебные глазки ни на секунду не отрывались от Ральфа.

Во всем этом виноват ты, казалось, говорили эти глазки. Ты мог спасти ее, Ральф, и будь на твоем месте кто-то покрепче, он бы спас ее.

«Кэролайн!» — закричал он, протянул к ней руки, а потом отдернул их, испугавшись черных жуков, продолжавших выплескиваться из ее головы. За ней в своем собственном мешке темноты сидела Розали, мрачно поглядывая на него и держа потерянную chapeau [39] Макговерна в зубах.

39

Chapeau — шляпа (фр.).

Один глаз Кэролайн выскочил и лежал на мокром песке, как сгусток желе из голубики. Жуки выплескивались из пустой теперь глазницы.

«Кэролайн! — кричал он. — Кэролайн! Кэролайн! Кэр…»

2

— …олайн! Кэролайн! Кэр…

Вдруг, в тот самый момент, когда Ральф понял, что сон закончился, он стал падать. Он почти не заметил этого, пока не брякнулся на пол в спальне. Ему удалось смягчить падение вытянутой рукой, что, вероятно, спасло его от поганого удара головой, но вызвало всплеск боли под пластырем и повязкой на левом боку. Но по меньшей мере одно мгновение он почти не замечал боли, а испытывал лишь страх, отвращение, жуткую ноющую печаль и… сильнее всего переполнявшее его чувство благодарности. Дурной сон — без всяких сомнений, самый дурной сон из всех, что когда-либо ему снились, — закончился, и он снова очутился в мире реальных предметов.

Он задрал расстегнувшуюся пижамную куртку, проверил, не течет ли кровь из-под повязки, убедился, что нет, и сел. Одно это движение, казалось, истощило его; мысль о том, что нужно встать, хотя бы лишь затем, чтобы снова улечься в постель, на данный момент казалась просто невыполнимой. Может быть, когда его бешено колотящееся сердце хоть немного успокоится…

«Можно ли умереть от дурных снов?» — спросил он себя и услыхал в ответ голос Джо Уайзера: «Еще как можно, Ральф, хотя медицинские эксперты обычно заканчивают записью самоубийство в графе причины, вызвавшей смерть».

Ральф сидел на полу, обнимая колени правой рукой и дрожа после ночного кошмара. Он не сомневался в том, что некоторые сны обладают достаточной силой, чтобы убить. Подробности сновидения теперь тускнели, но он все еще прекрасно помнил финал: тот хлопок, словно молоток ударил по толстому куску говядины, и отвратительный рой жуков, выползающий из головы Кэролайн. Жирные они были… Жирные и живые, да и почему бы нет? Они же жрали мозг его мертвой жены.

Ральф издал тихий плачущий стон и вытер лицо левой рукой, вызвав еще один всплеск боли под повязкой. Его ладонь стала скользкой от пота.

Что там она говорила — за чем ему нужно следить? За словами белых людей? Нет — следами, а не словами. Следами белых людей, что бы это ни значило. Говорила она что-нибудь еще? Может, да, а может, и нет. Он точно не помнит, ну и что с того? Ради Бога, это же был сон, просто сон, а за пределами фантастического мира, описываемого в бульварных газетенках, сны ничего не означают и ничего не доказывают. Когда человек засыпает, его мозг, по-видимому, превращается во что-то вроде старьевщика, шныряющего по барахолке кратковременных и по большей части бесполезных воспоминаний в поисках отнюдь не ценных или хотя бы полезных предметов, а лишь тех, которые все еще яркие и блестящие. Их-то он и складывает в причудливые коллажи, которые нередко получаются впечатляющими, но смысла, как правило, несут в себе ровно столько, сколько его имеет болтовня Натали Дипно. Возникла собака Розали, даже утерянная панама Билла Макговерна появилась на сцене, но все это не означает ровным счетом ничего… Только завтра вечером он не станет принимать болеутоляющую таблетку из тех, что дал ему фельдшер со «скорой», даже если почувствует, что его рука вот-вот оторвется. Та, что он принял во время вечернего выпуска новостей, не только не помогла ему заснуть, как он надеялся и наполовину верил; она, вероятно, сыграла свою роль, отчасти спровоцировав ночной кошмар.

Ральф умудрился встать с пола и присел на краешек кровати. Волна дурноты накрыла его голову словно шелковый парашют, и он прикрыл глаза, пока ощущение не прошло. Сидя с опущенной головой и закрытыми глазами, он потянулся к лампе на ночном столике и включил ее. Когда он открыл глаза, пространство спальни, освещенное теплым желтоватым светом, выглядело очень ярким и очень реальным.

Он взглянул на часы рядом с лампой: 1.48, а сна не было ни в одном глазу, и он ощущал сильную тревогу; неизвестно, насколько в этом виновата таблетка. Ральф встал, медленно проковылял в кухню и поставил чайник на плиту. Потом он прислонился в разделочному столику, рассеянно массируя повязку слева под мышкой, пытаясь успокоить пульсирующую боль, разбуженную его ночными приключениями. Когда чайник закипел, он залил водой пакетик чая «Сладкая дрема» — недурная шуточка — и понес чашку в комнату. Там он плюхнулся в кресло с откидной спинкой, не потрудившись даже включить свет; уличные фонари и тусклое мерцание из спальни давали достаточно освещения.

Что ж, подумал он, вот я и снова здесь, в первом ряду, прямо против сцены. Можно начинать представление.

Прошло какое-то время — он не мог точно сказать сколько, но пульсирующая боль под мышкой утихла и чай из горячего превратился в еле теплый, — когда он уловил краем глаза какое-то движение. Ральф повернул голову, ожидая увидеть Розали, но это была не Розали. Двое мужчин вышли на крыльцо дома на противоположной стороне Харрис-авеню. Ральф не мог разобрать цвета, в которые был выкрашен дом — оранжевые дугообразные лампы, которые городские власти установили много лет назад, давали отличную видимость, но не позволяли верно различать цвета, — однако он видел, что тон карниза радикально отличался от цвета всего остального. Это в сочетании с местоположением дома вызвало у Ральфа почти абсолютную уверенность, что дом принадлежал Мэй Лочер.

Оба человека на крыльце Мэй Лочер были очень маленького роста, наверное, не больше четырех футов. Их окружали зеленоватые ауры. Они были одеты в одинаковые белые комбинезончики, на взгляд Ральфа, похожие на те, что носили актеры в старых телевизионных сериалах про врачей — черно-белых мелодрамах вроде «Бена Кейси» и «Доктора Килдэйр». Один из них держал что-то в руке. Ральф прищурился. Он не мог разобрать, что это, но с виду предмет был острым и опасным. Ральф не стал бы утверждать под присягой, что это нож, но подумал, что предмет мог быть ножом. Да, очень похоже на нож.

Его первой ясной оценкой этого зрелища была мысль, что эти люди, стоящие там, похожи на инопланетян из фильма про похитителей с НЛО — может быть, «Сообщества» или «Огня в небе». Вторая мысль — что он, сам того не заметив, опять заснул прямо здесь, в кресле с откидывающейся спинкой.

Верно, Ральф, это просто очередное рысканье твоего мозга по прилавкам с уцененным хламом, вызванное стрессом от удара ножом и подстегнутое этой чертовой болеутоляющей таблеткой.

В двух фигурках на крыльце Мэй Лочер как будто не было ничего пугающего, разве что длинная и острая штуковина, которую держал в руке один из человечков. Ральф подумал, что даже спящий мозг ничего не может поделать с парочкой лысых коротышек в белых туниках, похожих на тряпье с бесплатной раздачи. Кроме того, в их поведении не было ничего страшного — ничего тайного или угрожающего. Они стояли на крыльце, словно имели все права находиться там в самый темный и безмолвный час ночи. Они смотрели друг на друга, и положение их тел и больших лысых голов создавало впечатление, будто два старых друга ведут серьезную учтивую беседу. Они выглядели задумчивыми и мудрыми — из породы космических странников, которые скорее скажут: «Мы пришли с миром», чем похитят вас, воткнут зонд вам в задницу, а потом станут записывать ваши реакции.