Бессонница

— Сэр, будьте добры назвать ваше имя и…

— Будьте добры не перебивать меня, офицер Хейген, — сказал человек, который не мог даже запомнить последние четыре цифры телефона киноцентра Дерри. — Я недавно проснулся, не мог уснуть и решил немного посидеть. Мои окна выходят на верхнюю часть Харрис-авеню. Только что я видел…

Тут Ральф на одно короткое мгновение запнулся, думая не о том, что видел, а о том, что он хотел сказать офицеру Хейген про увиденное. Ответ пришел так же легко и быстро, как само решение позвонить в экстренную службу.

— Я видел двух мужчин, выходивших из дома, расположенного выше магазина «Красное яблоко». Дом принадлежит женщине по имени Мэй Лочер. Пишется Л-О-Ч-Е-Р, первая буква «Л», как в «Лексингтоне». Миссис Лочер тяжело больна. Никогда раньше я этих двух мужчин не видел. — Он снова сделал паузу, но на этот раз сознательно, желая достичь максимального эффекта. — Один из них держал в руке ножницы.

— Адрес дома? — спросила офицер Хейген. Голос ее звучал достаточно спокойно, но Ральф чувствовал, что включил множество сигнальных лампочек у нее в голове, — Я не знаю, — сказал он. — Посмотрите в телефонном справочнике, офицер Хейген, или просто прикажите вашим сотрудникам разыскать желтый домик с розовым карнизом в половине квартала или около того от «Красного яблока». Им, наверное, придется воспользоваться фонариками, чтобы обнаружить его, из-за этих чертовых оранжевых уличных ламп, но они его найдут. — Да, сэр, я не сомневаюсь, что найдут, но мне все равно нужны ваша фамилия и адрес для протоко…

Ральф тихонько повесил трубку на рычаг. Он просидел, не отрывая от нее глаз, почти минуту, ожидая звонка.

Когда звонка не последовало, он решил, что или у них нет новомодной системы определителя, какую он видел в детективах по телику, или система не была включена. Это хорошо. Но это не решало проблемы, что ему делать и говорить, если Мэй Лочер вытащат из ее безвкусного желто-розового домика разрезанную на куски, хотя и давало ему еще немного времени на размышления.

Внизу Харрис-авеню оставалась тихой и безлюдной, освещенная лишь лампами высокого накаливания, расходившимися в обе стороны, как перспектива в каком-то сюрреалистическом сне. Спектакль — короткий, но исполненный драматизма, — казалось, был окончен. Сцена — снова пуста. Она…

Нет, все-таки не совсем пуста. Прихрамывая, из аллейки между «Красным яблоком» и соседним магазинчиком «Добротные хозяйственные товары» вышла Розали. Вылинявший ошейник болтался у нее на шее. Сегодня был не четверг, никто не выставил мусорных корзин для нее, и она быстро двигалась вверх по тротуару, пока не добралась до дома Мэй Лочер. Там она остановилась и опустила свой нос (глядя на этот длинный и довольно красивый нос, Ральф подумал, что где-то в родословной Розали должна была присутствовать колли).

Ральф заметил, что на асфальте виднелось какое-то мерцание. Он снова вытащил бинокль из футляра и направил его на Розали. При этом его мысли вновь обратились к 10 сентября — на сей раз к его встрече с Биллом и Лоис у входа в Страуфорд-парк. Он вспомнил, как Билл обнял Лоис за талию и повел ее вверх по улице; вспомнил, как эта парочка напомнила ему Джинджер Роджерс и Фреда Астора. И яснее всего он вспомнил призрачные следы, которые оставляли эти двое за собой. У Лоис они были серые, у Билла — оливково-зеленые. Тогда он принял их за галлюцинацию — в те старые добрые денечки, еще до того, как он начал привлекать к себе внимание придурков вроде Чарли Пикеринга и видеть маленьких лысых врачей посреди ночи.

Розали принюхивалась к такому же следу. След был того же зеленовато-золотистого цвета, как и ауры, окружавшие лысого дока № 1 и лысого дока № 2. Ральф медленно отвел бинокль от собаки и увидел еще следы, двойной полоской спускавшиеся по тротуару в направлении парка. Они таяли — Ральф почти видел, как они тают, пока он смотрит на них, — но они были там.

Ральф опять навел бинокль на Розали, неожиданно ощутив громадную волну нежности к паршивой старой дворняге… А почему бы и нет? Если ему требовалось окончательное и абсолютное доказательство того, что он действительно видел все то, что будто бы видел, то Розали как раз и являлась таковым.

Если бы здесь была крошка Натали, она бы тоже увидела их, подумал Ральф… А потом его былые сомнения попытались вернуться. И вправду бы увидела? В самом деле? Он думал, что видел, как малышка хваталась за прозрачные ауры, оставленные его пальцами. И он был уверен, что она агукала при виде призрачного зеленого дымка, струившегося с цветов на кухне, но откуда ему знать наверняка? Как может хоть кто-нибудь знать наверняка, на что смотрит и к чему тянется ребенок?

Но Розали… посмотри, прямо вон там, видишь?

Единственная проблема с этим, сообразил Ральф, заключалась в том, что он не видел следов, пока Розали не начала принюхиваться к тротуару. Может, она принюхивалась к запаху, оставшемуся от подошв почтальона, а то, что он видел, было создано не чем иным, как его усталым, изголодавшимся по сну рассудком… как и сами лысые врачи.

Приближенная линзами бинокля Розали теперь двинулась вниз по Харрис-авеню, опустив нос к тротуару и медленно виляя из стороны в сторону своим истрепанным хвостом. Она металась от зеленовато-золотистых следов, оставленных доком № 1, к следам, оставленным доком № 2, а потом вновь к следам дока № 1. Итак, почему бы тебе не объяснить, за чем следует та сука, Ральф? Ты думаешь, это возможно, чтобы собака шла по следу долбаной галлюцинации? Это не галлюцинация; это следы. Настоящие следы. Следы белых человечков, за которыми просила тебя наблюдать Кэролайн. Ты это знаешь. Ты видишь это.

— Однако это безумие, — сказал он самому себе. — Безумие!

Но так ли? Так ли на самом деле? Сон мог оказаться чем-то большим, чем сон. Если существует такая вещь, как гиперреальность — а он теперь мог показать под присягой, что существует, — тогда, быть может, существует и такая штука, как предвидение. Или призраки, приходящие во сне и предсказывающие будущее. Кто знает? Это было так, словно распахнулась какая-то дверь в стене реальности, и… теперь из нее вылетали неприятные штуковины всех сортов.

В одном он был точно уверен: следы действительно были. Он видел их, Розали чуяла их, и с этим все было ясно. Ральф обнаружил ряд странных и интересных вещей за шесть месяцев своих преждевременных пробуждений, и одна из них заключалась в том, что способность человека к самообману, похоже, достигает своего низшего уровня между тремя и шестью утра, а сейчас уже как раз…

Ральф подался вперед, чтобы увидеть часы на стене в кухне. Как раз миновало три тридцать. Угу.

Он снова поднял бинокль и увидел, что Розали все еще трусит по следу лысых докторишек. Если бы кто-нибудь прогуливался по Харрис-авеню прямо сейчас — вряд ли, учитывая ранний час, но не совсем невозможно, — он не увидел бы ничего, кроме бродячей дворняги с грязной шерстью, бесцельно принюхивающейся к тротуару, как делают все необученные бесхозные псы. Но Ральф видел, к чему принюхивалась Розали, и в конце концов разрешил себе поверить собственным глазам. Он мог взять назад это разрешение, как только взойдет солнце, но сейчас он точно знал, что видит.