Бессонница

— Конечно, понимаю. Она хотела подыскать тебе пару.

— Угу, только она не делала это настырно и грубо. И слава Богу, потому что мне было совершенно наплевать на Ричи — по крайней мере в этом смысле. И все равно мама старалась изо всех сил. Если я готовила уроки на кухне, она поручала ему наколоть дров, пусть даже стоял май и было уже тепло. Если я кормила цыплят, она просила Ричи скосить траву во дворике. Ей хотелось, чтобы я видела его рядом… привыкла к нему… и если бы нам нравилось быть вместе и он пригласил бы меня на танцы или на ярмарку в город, она была бы довольна. Она делала это мягко, но делала. Подталкивала. И то, что происходит с нами сейчас, очень похоже на это.

— Эти подталкивания вовсе не кажутся мне мягкими, — возразил Ральф. Его рука бессознательно нащупала то место, куда Чарли Пикеринг ткнул его кончиком своего ножа.

— Нет, конечно. Заставить кого-то ткнуть ножом тебе в ребра — это просто кошмар. Слава Богу, что у тебя оказался этот баллончик. Ты полагаешь, старина Дор тоже видит ауры? И нечто из того мира велело ему положить этот баллончик в твой карман?

Ральф беспомощно пожал плечами. То, что она предположила, уже приходило ему в голову, но стоило зайти за эту черту, как земля начинала выскальзывать у него из-под ног. Потому что если Дорранс сделал это, значит, какая-то

(сущность)

сила или какое-то существо знало, что Ральфу понадобится помощь. И это еще не все. Та сила — или существо — также должна была знать, что: а) Ральф выйдет из дому в воскресный полдень; б) погода, бывшая до тех пор ясной, испортится настолько, что ему потребуется пиджак; и в) какой именно пиджак он наденет. Другими словами, речь шла о чем-то, что могло предсказывать будущее. Сама мысль, что он замечен подобной силой, пугала его до смерти. Он понимал, что по крайней мере в случае с баллончиком это вмешательство, по всей видимости, спасло ему жизнь, но все равно это пугало его до смерти.

— Может быть, — сказал он. — Может быть, что-то использовало Дорранса как мальчика на посылках. Но зачем?

— И что нам теперь делать? — закончила она.

Ральф в ответ мог лишь покачать головой.

Она взглянула на часы, зажатые между фотографией мужчины в енотовом пальто и молодой женщины, на вид готовой в любой момент сказать: «фи-как-вам-не-стыд-но» — и потянулась к телефону.

— Уже почти половина четвертого! Господи Боже мой!

Ральф дотронулся до ее руки:

— Кому ты звонишь?

— Симоне Кастонгуэй. Я собиралась поехать сегодня днем в Ладлоу-Грандж с ней и с Миной поиграть в карты, но после всего этого я уже не смогу. Я проиграю последнюю рубаху. — Она засмеялась, а потом очень мило зарделась. — Фигурально выражаясь.

Ральф положил руку на ее ладонь, прежде чем она успела поднять трубку:

— Поезжай к своим картишкам, Лоис.

— Правда? — Она глянула на него с сомнением и некоторым разочарованием.

— Да. — Ему по-прежнему было неясно, что здесь происходит, но он чувствовал, что это скоро изменится. Лоис говорила о подталкивании, но Ральфу скорее казалось, будто его что-то тащит, как река несет человека в маленькой лодочке. Только он не видел, куда он движется, — берега окружал густой туман, но сейчас, когда течение становилось все быстрее, он слышал рокот водопада где-то впереди.

И все-таки видны какие-то очертания, Ральф. Какие-то очертания в тумане.

Да. Правда, не очень обнадеживающие. Это могут быть деревья, всего лишь похожие на скрюченные пальцы… Но с другой стороны, это могут быть скрюченные пальцы, старающиеся походить на деревья. Пока Ральф не узнает, что это, ему хотелось, чтобы Лоис оставалась за городом. У него было твердое интуитивное ощущение — или, быть может, всего лишь надежда, маскирующаяся под интуицию, — что док № 3 не может последовать за ней в Ладлоу, что скорее всего он даже не может последовать за ней через Барренс, на восточный берег.

Ты не можешь знать ничего подобного, Ральф.

Может, и нет, но это чувствовалось верным, а он по-прежнему верил, что в мире аур чувство и знание — едва ли не одно и то же. Одно он знал точно: док № 3 еще не отрезал «воздушный шарик» Лоис; Ральф сам видел его вместе с радостным серым мерцанием ее ауры. И все-таки Ральф не мог избавиться от растущей уверенности, что док № 3 — Безумный Док — намеревался отрезать ее «шарик» и что независимо от того, какой живой выглядела Розали, когда трусила прочь из Страуфорд-парка, отрезание того шнура было смертельным деянием — актом убийства.

Допустим, ты прав, Ральф; допустим, он не сможет добраться до нее, если она будет играть в картишки по маленькой в Ладлоу. Как насчет вечера? Завтра? Следующей недели? Где выход? Или она должна позвонить своему сыну и этой суке — невестке, сказать им, что она передумала насчет Ривервью-Эстейтс и в конце концов хочет отправиться туда?

Он не знал. Он знал лишь, что ему нужно время, чтобы подумать, и еще он знал, что думать конструктивно ему будет нелегко, пока он твердо не убедится, что Лоис в безопасности — по крайней мере на какое-то время.

— Ральф? У тебя опять этот потусторонний вид.

— Какой вид?

— Потусторонний. — Она резко отбросила волосы со лба. — Я придумала это слово, чтобы описать, как выглядел мистер Чэсс, когда притворялся, что слушал меня, а на самом деле думал о своей коллекции монет. Я могу распознать потусторонний вид, когда вижу его, Ральф. О чем ты думаешь?

— Я прикидывал, в котором часу ты вернешься со своей карточной вечеринки.

— Трудно сказать.

— От чего это зависит?

— От того, заглянем ли мы к Табби полакомиться шоколадными пастилками, — проговорила она тоном женщины, сознающейся в тайном пороке. — Допустим, ты поедешь прямо домой. — Тогда в семь. Может быть, в половине восьмого. — Позвони мне, как только вернешься. Позвонишь? — Да. Ты хочешь, чтобы я убралась из города, верно? Вот что на самом деле означает этот потусторонний взгляд.

— Ну...

— Ты думаешь, это противное лысое существо хочет причинить мне вред, да? — Я думаю, это возможно. — Что ж, но он может причинить вред и тебе!

— Да, но…

Но насколько мне известно, Лоис, он не носит никакие из моих украшений.

— Но что?

— Со мной все будет в порядке до твоего возвращения, вот и все. — Он вспомнил то презрительное замечание, которое она отпустила про современных мужиков, тискающих друг друга в объятиях и распускающих слюни, и попытался грозно нахмуриться. — Отправляйся играть в карты и предоставь все мне, по крайней мере пока. Это приказ.