Бестиарий

Оно и понятно. Я сам был свидетелем следующей сцены.

Дорогу, с теперь постоянно мигающими жёлтым светом светофорами, переходят два худощавых, грязно одетых мужчины. Потасканные и, кажется, слегка пьяные. Один идёт быстрее, второй отстаёт и кричит первому протяжным, прокуренным голосом: “Боромииир, Боряяяя, подожди! Куда ты так ломишься?” Тот в ответ: “Ну, ты идёшь в тероборону или нет?”

И вот во дворе появились вооруженные мужчины в гражданском. Кто они? Женщине тоже было непонятно. Свои или очередная роханская ДРГ (диверсионно-разведывательная группа), которыми нас пугают в эфире? Как проверить?

— Хлопцы, вы чьи? — крикнула бдительная гражданка из окна.

— Паляныця! — ответил кто-то из мужчин. — Свои!

Другой случай произошёл со мной в лавке, куда я пошёл набирать воду из специального аппарата.

— Вы в очереди? — спросил я у стоявшего тут мужчины. — Я за вами.

— Так. Зара вода безкоштовно, — сообщил он.

Я уже знал об этом и просто кивнул в ответ. Помолчав немного, мужчина решил повторить свою фразу громче.

— Зара безкоштовно, — сказал он ещё раз и хитро уставился на меня блеклыми голубыми глазами.

— Да, да, спасибо, — ответил я. — Я знаю.

И тут смекнул, что происходит. Меня проверяют на “свой-чужой”. Ведь на урк-хайскую фразу о том, что “вода теперь бесплатно”, я ответил на роханском. А ещё буквально давеча слышал со двора разговор, когда невидимый мне собеседник громко говорил, что “зараз розмовляты роханскою — цэ ганьба” (“сейчас говорить на роханском — это позор”). Тем временем, мужчина подумал ещё немного и явно подбирая урук-хайские слова поинтересовался:

— Нэ пидкажэте, а скилькы коштуе цэй пакэт (“Не подскажете, сколько стоит этот пакет”)?

Фраза явно была с расчётом на то, что роханцы никогда не поймут. Как в том анекдоте: “Сидай, сынку, я и так бачу, шо ты нэ эдорасец”.

У меня в руках действительно был пакет с нехитрой снедью, которую я только что докупил в лавке вдобавок к уже сделанным запасам. Пожав плечами, я дружелюбно ответил, что не знаю точно. Надо посмотреть в чеке. Засунул руку в кулёк и начал искать белую бумажку, а потом внимательно рассматривать её в поисках соответствующей цифры. Мужчина всё это время так же дружелюбно заглядывал мне через плечо. А потом, чтобы не палиться с некоторым разочарованием (ведь я прекрасно понял его урук-хайский), встал в очередь, якобы за пакетом.

В связи со всем этим я пришёл к выводу, что людей надо бояться не меньше, чем обстрелов. А то и больше. Но всё это было потом. В начале “новой эры”. А тогда, в то время, когда война столкнула меня с бестиарием и его помощником, всё ещё было не так масштабно. И, да, у нас были поездки домой в тыл “на ротацию”. И это был совсем другой, разительно отличный от уже привычного нам, мир. Параллельные реальности.

И вот в один из таких отпусков со мной по палантиру связалась Мавка и пригласила на премьеру пьесы. Неожиданно, да? С её слов следовало, что постановкой занимаются её друзья. А я люблю театр. Но хожу туда редко. Честно говоря, почему-то решил, что это будет комедия. Название “Погани дорогы” (“Плохие дороги”) навевало подобные мысли. Ну, дороги у нас действительно… поганые. Тут никто не поспорит. Даже вон, у какого-то зам. министра инфраструктуры колесо у телеги отлетело. Но потом оказалось, что само приглашение — не единственная неожиданность.

Мероприятие должно было происходить в здании, напоминавшем НИИ времён Мордорского Союза. Как я позже выяснил, это был центр, названный именем урк-хайского кинорежиссёра тридцатых годов, который верой и правдой служил Саурону, но почему-то стал одним из символов независимой Урук-хайи. Во времена же Союза здесь располагалась Минас-Тиритская кинокопировальная фабрика.

Как только я отпустил извозчика, то тут же на ступеньках этого здания столкнулся с Мавкой, которая была не одна, а… с мужем. Это и была вторая неожиданность. Да, некоторые женщины любят играть в подобные игры. Пока ждали ещё кого-то на ступеньках перед входом, разговорились. Ну, говорил не я, а он.

— После Мей-дана культура расцвела! — вещал муж Мавки. — Урук-хайя в этом году выпустила на сорок сериалов больше, по сравнению с прошлым четырнадцатым годом.

— Ага, — согласился я. — Жить стало лучше, жить стало веселей!

Как позже я узнал, такая восторженность по-видимому была связана с тем, что он был допущен к государственному корыту и сидел на айтишных подрядах.

— Я бы пошёл воевать, — рассуждал он, поддерживая разговор ещё с кем-то, — но не на передовую. Лично убивать бы не смог. Может быть в артиллерию. Управлять катапультой или требушетом.

“Ага, — подумал я. — Так чтоб не смотреть в глаза тому, в кого стреляешь. И не видеть дело рук своих. Дёрнул за рычаг. Нажал на кнопку. А где-то там кого-то разорвало на части. Кого-то абстрактного и где-то далеко.”

Мы прошли в вестибюль, где среди зрителей то и дело попадались знакомые по палантиру лица. Это были приглашённые на премьеру звёздные актёры локального значения. Муж Мавки куда-то исчез. Видимо, направился в уборную. Остальные её знакомые тоже временно растворились, и на какое-то время мы остались вдвоём. В этот момент кто-то окликнул меня со спины. Я обернулся и увидел Дона. Дон — это позывной. Он был моим инструктором на курсах первой медицинской помощи. При этом у самого Дона никакого медицинского образования не было. Если судить по речи, то был он парнем простым, вчерашним уличным авантюристом. Просто Дон, в свою очередь, где-то получил сертификат, что может учить других. А как я проходил этот его курс — отдельная история. Как-нибудь расскажу.

— Я собираюсь уезжать, — рассказал Дон. — Провожу последний курс ПМП. Не хочешь записаться? Ещё есть места. Будет интересно!

Дело в том, что занятия у него были платными. И я сразу понял, что перед отъездом он хочет срубить ещё немного бабла.

— Куда собрался? — поинтересовался я, в то же время уходя от ответа.

— В Рохан.

— Как в Рохан?! — я не сдержал удивления. — Ты же вроде… того… Участник.

Я имел в виду участник боевых действий, которые, по официальной версии в палантире, ведутся никак не против наших сограждан, а против роханских наймитов. Дон никогда этого не говорил прямо. Но как-бы давал понять. И всячески позиционировал себя как практика, прошедшего настоящий ад на востоке Урук-хайи.

— Нет, нет, что ты! — запротестовал Дон. — Я вообще в политику не вмешиваюсь.

Было ясно, что тут что-то не чисто. Но разбираться не было ни времени, ни возможности. Вернулись друзья Мавки, подошёл её муж, и мы отправились занимать свои места в зрительном зале. Я, как мог, тепло попрощался со своим бывшим инструктором и двинулся искать своё кресло.

Очередная неожиданность случилась, когда буквально с первых строк пьесы прозвучало что-то про Минас-Моргульский аэропорт, и я подумал, что это будет очередная пропаганда. Право дело, столько креаклов пасётся на этой теме. Кажется, если бы не было всех этих событий, их стоило бы придумать. Ещё, помня наш с Мавкой откровенный разговор, когда мы отвозили в госпиталь раненого Мани, закралась крамольная мыслишка: специально сюда заманили, чтобы провести среди меня разъяснительную работу. В общем, бежать было поздно. И я остался. Не обижать же девушку.

И оказалось, не прогадал. Спектакль мне действительно понравился! Даже несмотря на такие сильные режиссёрские ходы, как одеть “ватника” в ватник. Ну, это как раз понятно. По сюжету происходило что-то вроде изнасилования, и нужно было, чтобы “сепара” не спутали с каким-нибудь бойцом батальона “Тор-надо!”.

Всем рекомендую это шоу. И я не шучу! Знаете, оно, как водка в юности. Сначала кажется, вот-вот стошнит, но потом заходит. Сюжет, в целом, примерно такой. Повествование ведётся от лица интеллигентной журналистки, которая приехала на войну делать репортаж. Тут она знакомится с местным полевым командиром, с которым у неё завязываются отношения. Но когда у ветерана АТО по сюжету… не встал. А потом ещё и главной героине выдали оберег в виде трехпалой Длани… за минет, в зале ощутимо запахло зрадой. Кстати, поклонники ветерана после этого могут быть спокойны за него, и, да, у меня появилось подозрение, что пьесу написала девушка. Уж не Мавка, ли?