«Без меня баталии не давать»

Пётр сел за стол, взял перо, придвинул лист бумаги, начал писать быстро, перо аж посвистывало в руке. Кончил, подписал.

— Франц, запечатай. А вас, пан Бозе, я вот что попрошу передать Августу на словах. Армию я введу сразу же, как только поступит на моё имя просьба сейма, ни дня не задержу. Я союзник верный и надёжный. В моём слове пусть не сомневается. А так, с его слов, я не могу вводить войско, потому что его же противники обвинят меня в нарушении договора о «Вечном мире», о котором Август, видимо, не знает.

Отпустив королевского посланца, Пётр, присев к столу, сказал Лефорту:

— Ну а теперь, господин адмирал, изволь испытать тех, кто в Москву засобирался. На что годны ли?

— Всех сразу?

— Нет, пусть по одному входят, всяк за себя отвечает.

Первым вошёл Долгорукий, хотел пасть ниц, но Пётр предупредил его:

— Это лбобитие мы уже зрели, князь. Ты лучше выдь да войди снова да доложи вон господину адмиралу как человек военный.

Долгорукий вышел, вошёл снова, остановился посреди комнаты и гаркнул:

— Князь Долгорукий прибыл, господин адмирал.

— Ну вот, совсем другое дело, — сказал Пётр. — А теперь скажи, князь Григорий, что ты освоил за время обучения здесь?

— Компас, ваше величество.

— Ну что ж, дело хорошее. А ещё что? Кстати, я здесь бомбардир — не величество, князь. Запомни.

— Слушаюсь, господин бомбардир.

— Какие основные румбы ты знаешь?

— Норд, зюйд, вест, ост.

— Сколько румбов в морской навигации?

— Тридцать два румба, господин бомбардир.

— Так. Что ты ещё освоил за это время, Григорий?

— Узнал названия мачт.

— Ещё?

— Парусов, господин бомбардир.

— Какие паруса тебе пришлось ставить самому?

Долгорукий смущённо замялся.

— Ну так в чём дело, матрос Долгорукий?

— Не приходилось, ваше... господин бомбардир.

— Почему?

— Я думаю, командиру лазить по мачтам не пристало.

— Это все там так думают? — кивнул Пётр на дверь.

— Наверное.

— Тогда позови всех, Григорий. Да не вели лбы бить.

Вошли молодые князья Хилковы, Гагин, двое Урусовых и ещё несколько, все остальные древних фамилий. Встали кучкой.

— Князь Долгорукий сказал мне, что командиру корабля не пристало лазить по мачтам. Кто из вас думает иначе?

Молчали волонтёры, тогда Пётр попросил:

— Подымите руки, кто сам ставил паруса?

И опять молчание в ответ.

— Ну вот, господин адмирал, — обернулся Пётр к Лефорту. — Возьмёшь таких в капитаны? А?

Лефорт уловил интонацию Петра, подыграл ему:

— Не могу, господин бомбардир.

— Возьми, всё-таки все князья, не обсевки какие.

— Нет, нет. Они ж мне корабли побьют.

— Отчего ж, господин адмирал, — продолжал Пётр ломать комедию. — Глянь, какие красавцы, кровь с молоком. А корабль сломают, другой дашь.

— Нет, нет, не уговаривай, господин бомбардир.

— Вот видите, орлы, — обернулся Пётр к волонтёрам. — Не берёт адмирал вас. А почему? Князь Юрий, скажи-ка.

— Практикума-с нет, — отвечал Трубецкой.

— Точно, князь. Молодец, что сам догадался. Ехали за тридевять земель, чтоб только компас узнать? Маловато, друзья, маловато. Я вам и в Москве мог компас показать и рассказать. А сюда мы прибыли учиться, ребята, учиться. И я в том числе. Ныне вот на верфь плотником приняли, взялся за топор, а тут мне про вас: мол, все науки превзошли и в Москву просятся. Нет, друга мои, пока по вантам не побегаете, пока не научитесь вождению корабля и прочим премудростям мореходным, ни о какой Москве не помышляйте. А кто вздумает самоволом уехать, тому не миновать Преображенского приказа князя Фёдора Юрьевича Ромодановского. А он мастер спины расписывать, ох мастер. Так что ж будем делать? — Пётр обернулся к Лефорту. — Господин адмирал, они согласны. Куда велишь им следовать на практику?

— Днями отходит корабль к устью Эльбы, попрошу, чтоб взяли их матросами. Надеюсь, за плавание научатся чему-то.

— Я тоже надеюсь. И чтоб каждый потом представил мне свидетельство, подписанное капитаном, о ваших успехах. Запомните, лодырю капитан никакого свидетельства не даст. Так что трудитесь, ребята, а за мной добрая служба не пропадёт. Ступайте.

После ухода волонтёров Пётр опустился на стул, сказал с горечью:

— Вот так, Франц, я их за уши к свету тяну, а они раком назад пятятся. До каких же пор? Когда сами учиться запросятся?

— А уж есть и такие, герр Питер. Есть.

— Кто же это?

— А наш посольский подьячий Михайло Ларионов вот тебе челобитную написал. — Лефорт стал рыться в бумагах, лежавших на столе.

— О чём?

— Просит средства выделить на обучение латинскому языку сына его Петра.

— А где этот Пётр?

— Он при нашем же посольстве младшим подьячим. Очень старательный малый.

— Так надо выделить, о чём речь.

— Вот его челобитная, Питер, изволь сам начертать на ней свой приказ.

Пётр взял челобитную, быстро прочёл её, похвалил:

— О-о, молодец Михайло, уже и учителя сыну приискал, пастора какого-то.

— Илью Косиевского.

— Молодец, молодец. — И, взяв перо, написал прямо на челобитной: «Ученье Петра Ларионова оплатить, на покупку латынских книг выделить 15 золотых. Пётр».

— Ну вот, — молвил Лефорт, прочтя царскую резолюцию. — А ты говоришь, всех надо за уши тянуть.

— Вот, Франц, подьячий сообразил, что сыну учиться надо. А эти, почитай, все князья, компас одолели — и уже доки. Спасибо, Франц, что малую радость учинил.

— Чем, Питер?

— Как чем? Этой челобитной.

14 Завидно любознателен

Так и пошло. С утра Пётр с мастером Полем определяли, что нужно сделать за этот день — что вытесать? где выдолбить? где зарезать? что сплотить? куда вбить? Расставляли волонтёров, и начиналась работа. Причём Пётр старался сделать так, чтоб каждый поработал и топором, и пилой, и долотом. Поскольку самого Петра помимо верфи ждали и другие дела, он старался не терять ни минуты, делая редкие и короткие передышки. От него ни в чём не отставал Меншиков, тоже отлично владевший всеми плотницкими инструментами. И когда Петра отвлекали для других дел, именно Меншиков оставался за него, и работа нисколько не замедлялась, а, казалось, ускорялась ещё более.