Без названия
Шрифт:
Было тихо, тепло, дул легкий ветерок. В тополиных листьях отражался свет уличных фонарей, и казалось, что он шевелится.
Еще в коридоре услышала звонок, подбежала, схватила трубку. Далекий голос мужа спросил:
– Где ты была? Я третий раз звоню.
– На работе. Что у тебя?
– Нормально. Тут очень красиво. Река, лес. Ни души. Солдаты перед отбоем голышом купались. Может на субботу и воскресенье приедешь?
– Не знаю. Ты в пятницу вечером позвони.
В их беседу влез голос связистки:
– Разговариваете?
– Да-да, не мешайте, - сказал муж.
– Ладно, до пятницы. Видимо,
– Целую, родной...
Мыть посуду не стала, пообещала себе встать на полчаса раньше, немножко прибрать на кухне.
5
В село Борщово Скорик приехал в девять утра рейсовым автобусом, который останавливался возле сельсовета. На дверях сельсовета висел замок. Центральная улица была пуста, несколько кур разгуливало да ленивый пес брел через дорогу. Борщово - большое село, центральная усадьба совхоза. Какое-то время в надежде, что кто-нибудь из сельсоветских появится, Скорик стоял у крыльца, затем заметил мальчишку, выкатывавшего со двора велосипед. Скорик окликнул его. Мальчик подъехал.
– Кого ждете, дядя?
– спросил.
– Кого-нибудь из сельсовета.
– А их не будет, ушли уже в контору.
– А ты не знаешь, где живут Марущаки?
– Которые? У нас тут Марущаков много.
– Скажем, Анна Марущак, - назвал он имя и фамилию молодой женщины, подруги убитой Ольги Земской.
– Фельдшер она?
– Да-да.
– Идемте, я покажу.
Они подошли к низкому заборчику, за которым в саду стоял кирпичный дом с блестевшей крышей из оцинкованного железа. Во дворе женщина вешала белье.
– Аня, к тебе из города!
– окликнул женщину мальчик.
Она обернулась, вытерла ладошки о передник, подошла. Было ей лет двадцать пять, смуглое лицо, пухлые щеки, темно-каштановые волосы заплетены в узел на затылке.
– Вы ко мне?
– спросила.
– Если вы Анна Макаровна Марущак, фельдшер, подруга покойной Ольги Земской и свидетель по делу, тогда к вам, - улыбнулся Скорик.
Она оглядела его, ладного, хорошо одетого и оттого, возможно, показавшегося ей очень значительным.
– Да это я, проходите, - она отперла калитку.
– А вы, кто будете?
– Я следователь из областной прокуратуры. Фамилия моя Скорик, зовут Виктор Борисович.
– Что ж стоим, пройдем в дом.
– А может в саду?
– заметил Скорик скамейку со спинкой.
– Можно и там.
Прошли, сели.
– Анна Макаровна, дело вернулось из суда на доследование, вести его буду я.
– Что вернулось, знаю, - нахмурилась.
– Что вы меня по отчеству, называйте просто Аня.
– У меня несколько вопросов к вам, Аня... Когда вы последний раз видели Олю?
– Четвертого мая.
– Она говорила вам, что намерена куда-то ехать?
– Да, утром я заходила в магазин, она сказала, что после полудня едет в областной центр, ее пригласили в ресторан.
– Сказала, кто пригласил?
– Сказала, что Володя Лаптев. Поедут, мол, на его машине.
– А вы знакомы с ним?
– Нет, видела пару раз, он старше Оли лет на пять. В детстве жил в нашем селе, потом уехал.
– Где они познакомились?
– Он иногда приезжает сюда, тут у него тетка. В один из таких приездов он зашел в магазин и познакомился с Олей.
– Часто они встречались?
– В
общем, да.– Вы знали, что она беременна?
– Беременна?! О, Боже! Нет, она мне ничего не говорила.
– А что-нибудь Оля говорила вам о нем, как-нибудь характеризовала?
– Говорила, что внимательный, что хотела бы выйти за него. Я ей только сказала: "Не спеши, приглядись". Как говорится, "и гусь вкусный линяет".
– Что ж, спасибо вам, Аня, - поднялся Скорик. Пригнувшись, отодвинув низкую яблоневую ветку, пошел к калитке. Она провожала его. У калитки спросила:
– Что дальше будет?
– Поживем - увидим... Как мне лучше добраться до райцентра?
– От церкви автобус ходит, - она вышла с ним за калитку и показала, как пройти к церкви...
Автобуса он ждал долго. В райцентр Рубежное приехал в начале двенадцатого, узнал, где сельпо и головной магазин.
Завсельпо, молодой пышноволосый парень, растерянно посмотрел на Скорика, когда тот представился.
– У меня к вам несколько вопросов, - сказал Скорик.
– Четвертого мая из Борщово к вам приезжала Оля Земская сдавать выручку?
Подумав, парень ответил:
– Четвертого мая мы не работали, взяли отгул за второе.
Она регулярно сдавала выручку?
– Чего ее сдавать, ездить? Ольга по почте переводом отсылала.
– Это точно, что вы четвертого не работали?
– Абсолютно. Четвертого я уезжал даже на крестины в Вишняковку, это тридцать километров отсюда.
– Понятно. Спасибо. До свидания...
Из сельпо Скорик пошел в головной магазин. Заведующей не было. Старший продавец, немолодая степенная женщина протирала витрину, окуная губку в ведро с водой. Выслушав Скорика, она бросила губку, вытерла руки.
– Четвертого мая Ольга Земская должна была получать у вас товар. Она была одна или заходила с кем-нибудь?
– Четвертого она ничего не могла получить, после праздников, третьего, мы закрылись на ревизию.
– Она знала, что вы должны закрыться?
– Конечно. Перед праздниками она звонила, разговаривала с завмагом, я присутствовала при этом, и завмаг сказала, чтоб до шестого она не приезжала... Жалко девку, красивая, серьезная... Господи, что делается!..
Скорик ничего не ответил.
– Вы-то хоть разберитесь, чтоб ему, паразиту, на всю катушку, добавила она.
– Спасибо вам, вы мне очень помогли, - попрощавшись, он вышел и направился к автобусной остановке...
Частный парфюмерный магазин Александра Витальевича Андрусова назывался "Нега". Джума стоял перед входом, разглядывая витрину, где красиво были разложены коробки с духами, туалетной водой, лосьоны, губная помада, банки с кремами, дезодоранты в разноцветных емкостях. Он вошел внутрь. Мягкий свет ламп, упрятанных дизайнерами, освещал стойки-витрины со множеством коробок, коробочек, флаконов. Две красивые девушки за прилавком вежливо отвечали на вопросы покупателей; был здесь и праздный народ, просто любопытствующий, наверное, с завистью думавший о тех, что имел возможность выложить немалые деньги за крохотный флакончик французских духов или набор шампуней. Джума прошел в подсобку. Высокий грузный лысеющий мужчина лет сорока, стоявший у открытого сейфа, обернулся на звук шагов Джумы. Взгляд его серых навыкате глаз сразу стал презрительным, едва он оглядел с головы до ног Джуму.