Без права на пощаду (Школа обаяния)
Шрифт:
Холлис по тропинке вернулся в дом.
– Ну как, ничего интересного? – спросила Лиза.
– Ничего.
Ида пригласила их завтракать. Она поставила на стол тарелки с кашей, вареными яйцами и чай. Ее дети здесь же, за столом, готовили уроки.
– Какой у вас любимый предмет? – спросил их Холлис.
– English, – ответил мальчик.
Сэм улыбнулся и сказал по-английски:
– Мне известно, что в Москве учат английский студенты, но не знал, что его изучают и в деревне.
– Какой ваш любимый американский писатель? – спросила Лиза.
– Мы
– О да, я читала, – ответила Лиза.
– Автора посадили в тюрьму?
– Нет. Ему заплатили большой гонорар.
– А наш учитель говорил, что его посадили в тюрьму, – удивился Михаил.
– Да нет же.
– Американцы знают русский? – спросила девочка.
– Нет, – ответила Лиза. – Очень немногие.
– Вы говорите по-русски очень хорошо. Но с каким-то акцентом.
12
Джеймс Артур Болдуин (р.1924 г.) – американский негритянский писатель.
– Так говорила моя русская бабушка, – объяснила Лиза. – Она была с Волги.
Холлис посмотрел на часы. Было уже начало восьмого.
– Нам пора, – сказал он и встал.
Зина помогала матери убирать посуду. Лиза попыталась помочь им, но Ида предложила ей выпить еще чашку чая.
Холлис вышел за Павлом на улицу. Хозяин направился на задний двор, где в закутке возились три свиньи.
– Кормушка старая, вода все время просачивается, и я просто измучился таскать ведра из колонки, – говорил он Холлису.
– А можно починить кормушку?
– Нужно немного смолы или дегтя. Но я не могу ничего выпросить у этих болванов.
– Каких болванов?
– Да из конторы колхоза. Для своих участков всегда трудно что-нибудь достать.
– Для кормушки сгодится колода. По-моему, даже лучше.
Павел почесал затылок.
– Не знаю. Возможно, если бы я поговорил со священником, то смог бы вам ответить. А в Америке фермеры ходят в церковь?
– Да. Я бы сказал, что большинство.
Павел посмотрел на небо.
– Дождь будет. А может, снег. Видите эти облака. Когда они становятся светло-серыми, может пойти снег. Зимой снега так много, что дети не могут ходить в школу, а мы – выйти из дома. Когда-то собирались проложить дороги, но не сделали. Одни пустые разговоры. Я много пью. Иногда бью жену и детей просто так. У меня была еще одна дочь, Катя, но она умерла в одну такую зиму от приступа аппендицита. Говорят, что нас переведут в совхоз. Но я не знаю, будет ли там лучше. А что делают зимой американские фермеры?
– То, что полагается делать зимой. Чистят амбары, охотятся. Да и вообще есть чем заняться. В Америке зимой не так холодно.
– Да, я знаю.
– А сколько лет Яблоне?
– Кто знает. Я приехал сюда с матерью еще ребенком после войны. Отец погиб на фронте. Нас переселили сюда из большого села, которое сожгли немцы. Один
человек как-то рассказывал, что Яблоня входила в земли Романовых. Кто-то еще говорил, что ею владел богатый граф, и она была намного больше, чем сейчас. Было два колодца. А не колонки. У нас вот теперь колонка. Здесь была когда-то церковь неподалеку. Но ее сожгли немцы. А вы скучаете по дому? – спросил он Холлиса.– У меня нет дома.
– Нет дома?
– Я жил во многих местах. Такая работа. Нам пора ехать, Павел. У вас не будет неприятностей из-за нас?
– Я скажу нашим, чтоб не болтали, – сказал Павел.
Холлис взял руку Павла и вложил ему в ладонь десятирублевку. Тот сунул ее в карман.
– Пригоните сюда машину, и я дам вам пять килограммов масла. В Москве за него дадут двадцать рублей.
– Мы едем в Ленинград. А деньги – за ваше гостеприимство. До свидания. – Холлис повернулся и пошел к дому. Лиза уже была готова к отъезду.
– Ида дала мне немного меда и груш. – Она показала на сумку из мешковины.
– Спасибо вам, Ида. До свидания, Зина. – Сэм взял свою спутницу под руку, и они вышли.
Они подошли к стогу, где стояли их «Жигули», и сели в машину. Сэм завел двигатель.
– В спальне я оставила десять рублей, – сказала Лиза.
– Для меня?
– Ты берешь только свободно конвертируемую валюту, – рассмеялась она. – Абсолютно конвертируемую.
– Я тоже дал Павлу червонец.
– Мне они показались очень симпатичными людьми.
– Он бьет свою жену. – Холлис попробовал переключить передачу, но снова забарахлило сцепление. – Страна с ядерной мощью... Не могу я постичь такого. – Он еще раз выжал сцепление. – О'кей.
Холлис выехал на грязную дорогу и развернулся в противоположном направлении, туда, откуда они приехали.
– Так куда мы теперь едем? В Можайск? – спросила Лиза.
– Мы не поедем в Можайск. Мы отправимся в Гагарин. – Холлис посигналил на прощание, проезжая мимо дома Павла.
– А почему мы едем в Гагарин?
– Ну, между Можайском и Москвой гэбэшники ищут майора Додсона, а может быть, и нас. А в Гагарине, надеюсь, не все еще подняты по тревоге на поиски «заблудившихся» американцев. Оставим машину и вернемся в Москву поездом, о'кей?
– Разве у меня есть выбор?
– Можешь ехать на заднем сиденье. С левой или с правой стороны.
Лиза закурила сигарету.
– А ты довольно находчивый парень.
– Путешествия за границей – вещь познавательная и воспитательная. Еще посмотрим, насколько я находчив.
– Ты знаешь дорогу? – спросила Лиза.
– Отсюда примерно пятьдесят километров на запад до старого шоссе Минск – Москва. Да, боюсь, что это...
– Еще одно нарушение правил маршрута.
– А что произошло, что наша сладкая девочка стала такой послушной?
– Я испытала благоговейный страх, – рассмеялась Лиза. – От того, как ты разговаривал со мной в постели. Как ты думаешь, у этих крестьян в Яблоне не будет неприятностей?
– Не будет, если они сами не начнут болтать о нас и если комитет их не вычислит.