Без права на пощаду (Школа обаяния)

– Да.

– Он поможет нам в этом деле?

– Думаю, да.

– Почему вы так считаете, Сэм?

– Просто интуиция.

– Гм... Довольно шатко. Теперь, когда мы наедине, почему бы вам не рассказать мне о французской супружеской паре, с которой вы беседовали? А также о вашей поездке в Можайск? Вы даже можете мне рассказать то, о чем я никогда не думал вас спрашивать.

– Я усматриваю в этом соперничество между нашими службами, Сэз. И поэтому защищаю свою собственную крошечную вотчину. Это придает мне ощущение ценности и значимости.

– Ладно, пока мы можем следовать каждый своим путем. Но прошу об одном – соблюдайте осторожность в разговоре с Пентагоном, а я буду также вести себя с Лэнгли.

– Почему?

– Вы знаете почему. Это дело настолько серьезно, что они попытаются взять его в свои руки. Затем вмешаются госдепартамент и Белый дом, и мы превратимся в ничтожных марионеток, управляемых болванами. Однажды мы рисковали жизнью на войне, Сэм, после которой стало ясно, что она была бессмысленна. Все еще не перестали злиться из-за этого? Вам бы еще хотелось рассчитаться с Вашингтоном? А может быть, вернуть домой хотя бы несколько пилотов? Вы же знаете, что их там нет, Сэм. И я тоже знаю.

Холлис посмотрел Айлеви в глаза.

– Я стараюсь следовать здравому смыслу и логике, Сэз. Но никогда, слышите, никогда больше не пытайтесь обрабатывать меня подобными аргументами. Не лезте в прошлое. Это мое личное дело.

Айлеви выдержал его взгляд и кивнул.

– О'кей. Это удар ниже пояса.

Он подошел к бару и вернулся еще с двумя банками. Протянул полковнику пиво и сказал:

– Я думал об Асе. Не знаю, позвонит ли он? А вы как думаете?

Холлис знал, что это означает: «Докажите мне, что ваш человек не двойной агент», – и напомнил Айлеви:

– На него всегда можно было положиться.

– Похоже, это так. Все, что он вам передавал, проверено и моими людьми, и вашими. И все же...

Холлис разглядывал Айлеви: итальянский синий шелковый костюм, сшитая на заказ рубашка и галстук «Либерти», начищенные до блеска туфли. Сэз тратил кучу денег на отличную одежду. Говорили, что в Москве он одевается лучше, чем в Вашингтоне. Похоже, это была демонстрация специально для русских. В Большом театре он всегда появлялся только в смокинге.

– Как у вас сейчас дела с сексом, Сэз? – перебил его мысли Холлис.

– Полагаю, это довольно личный вопрос.

– Нет, профессиональный.

– Ну... Мне не надо напоминать вам, как недавно нашим морским пехотинцам, что местные девицы запрещены. Вообще-то, теоретически, у наших коллег имеются жены.

– Ну, это теоретически.

– А в данный момент в посольстве находятся тридцать две одинокие женщины, и наверняка двадцать из них уже с кем-нибудь спят.

– Неужели? А откуда вы знаете?

– У меня здесь на каждого досье. Отвратительно, правда?

– Воздержусь от комментариев.

– Что касается женщин из других западных посольств, то интимные отношения с ними запрещены сотрудникам спецслужб, коими являемся мы с вами. Нам можно спать только с американками. Вы могли бы пошататься по валютным барам и найти там американскую туристку.

– А вы так и делаете?

– Иногда... Уверен, что ваша жена не вернется. Тем не менее пока вы не получите развод, придется играть по правилам. – Он улыбнулся и похлопал Холлиса по плечу. – О чем задумались, Сэм?

– Просто уточняю правила.

– Что произошло между вами и Лизой? Это – профессиональный вопрос.

– Загляните в свое досье.

– Дело ваше, – холодно сказал Айлеви. – Но поговорим о деле.

– Вообще-то оно принимает новый оборот.

– Что такое?

– Ас хочет переправиться на Запад.

– В самом деле? Может, он просто хочет выяснить, каким образом мы вывозим отсюда людей?

– Возможно. А может быть. Ас действительно хочет сбежать.

Холлис вертел в руке банку с пивом. У Сэза в его профессиональной броне было одно слабое место: он лично недолюбливал русских. Конечно, не любить советский режим – его работа. Однако это иногда мешало ему объективно оценивать того или иного человека, сформированного этим режимом.

– Я не собираюсь избавляться от него или передавать его вам, если вы этого добиваетесь, – произнес Холлис.

– Что же он обещает в обмен на Запад? Какое-нибудь сенсационное сообщение о Бородине?

– Да.

– Наверняка он наварит целый горшок любого дерьма только для того, чтобы смыться отсюда. Вы снова встречаетесь с ним?

– Да. – Холлис поставил банку на пол и вытер руки о брюки. – Но мне не нужна компания.

– Мне бы хотелось самому побеседовать с ним.

– Не думаю, что это стоит делать шефу отдела ЦРУ.

– Позвольте мне самому решать, что делать.

– Разумеется.

В Лэнгли Айлеви считался гением политического анализа. Его прогнозы относительно Советского Союза, особенно горбачевской гласности, оказались настолько близки к истине, что породили шутку, будто у Сэза был приятель в Политбюро. Айлеви прибыл в Москву примерно три года назад в качестве третьего помощника шефа отдела ЦРУ. Теперь он уже стал шефом всего отдела. Он не разрешал покидать территорию посольства без сопровождения по меньшей мере двух сотрудников службы безопасности и одной капсулы с цианидом. Холлис знал, что сам Айлеви частенько уходил из посольства без первого, однако он был уверен, что никогда – без второго.

Айлеви официально работал в дипломатической миссии сотрудником по политическим вопросам, однако это прикрытие было весьма прозрачным. Кагэбэшники знали, кто он на самом деле.

– Может быть, это провокация со стороны Аса, чтобы выманить вас и убить, – предположил Холлис.

– Даже они не убивают высокопоставленных американских дипломатов.

– В вашем случае они могут сделать исключение. К тому же вы – не дипломат.

– Дипломат. У меня есть дипломатический паспорт.

Холлис встал.

– Чем вы занимались в Садовниках вечером в пятницу? – спросил он.

Айлеви тоже поднялся.

– Там праздновали Суккот. Праздник сбора урожая. Нечто вроде благодарственного молебна.

Холлис слышал, что когда-то Айлеви прожил несколько месяцев в русской еврейской общине Бруклинского района Брайтон Бич. Там он научился говорить по-русски и, возможно, был единственным в посольстве человеком, который действительно мог бы сойти за русского.

– Вам известно что-нибудь об иудаизме, Сэм?