Без права выбора

— Ты не настолько превосходная актриса, Лисая, чтобы сыграть все то, что я успел увидеть. Думаешь, я слеп?

— Да, — выпалила я.

— Ты забываешься, глупая девчонка, — раздраженно произнес граф. — Советую тебе тщательнее подбирать слова. Я не уличный попрошайка и терпеть твою несдержанность во фразах не стану.

— И что вы мне сделаете? Выпорете?!

— Отчего же? — повел головой мужчина.

— Или лишите папу лицензии? — все же сорвалась я.

Агфар покачнулся, едва не отступив. Черные, как смоль, брови сошлись на переносице.

— Кто тебе рассказал?

Сердце обреченно рухнуло к ногам. Я едва не сорвалась вниз вместе с ним, чтобы там, сидя прямо на полу, дать волю слезам. Мгновением назад еще теплилась надежда, что все неправда, а Игрис ошиблась. Теперь же и ее не стало.

— Уходите, — процедила я сквозь зубы.

— Мышка, — шагнул ко мне Агфар.

— Убирайтесь вон! Исчезните наконец из моей жизни. Разорвите эту ядовитую связь с лифарой, снимите серьгу и дайте мне свободу. Я ненавижу вас. Не хочу больше видеть, знать. Мечтаю забыть тот миг, когда мы с вами встретились. Дайте мне вздохнуть спокойно. Неужели сложно?! Уходите. Прошу, уйдите.

— Не совершай поступка, о котором потом пожалеешь, — окончательно разозлился граф. В два шага сократил разделяющее нас расстояние. Схватил меня за подбородок и, наклонившись до неприличия близко, разъяренно прошептал: — Я дважды предлагать не стану.

— Хоть трижды, милорд, — говорила, а сама дрожала от этой разъедающей меня близости.

Я толком не дышала. Смотрела во все глаза на мужчину, в которого почти влюбилась, и поражалась собственной неосмотрительности. Видимо, ошибки ничему меня не учат. И случай с Агфаром — явное тому подтверждение.

— Что тебе про меня рассказали? Кто?

— Это уже не имеет значения, — прошептала я и попыталась отвернуться, но длинные пальцы сильнее сжали мой подбородок.

— Кто, Лисая?!

Тишина обрушилась на нас неподъемной плитой. Мы долго смотрели друг другу в глаза, словно боролись и не собирались сдавать позиции. Агфар полыхал злостью, я — отвратительной ненавистью. И эти отрицательные эмоции настолько кружили голову, что становилось тошно и горечью прожигало гортань.

— Не пожалей потом, — все же отступил граф и широким шагом направился к двери.

— Не пожалею.

Хлопок — и меня прорвало. Я начала задыхаться, хватать ртом воздух, приложив руку к животу. Согнулась. Подалась к кровати и обессилено села на нее.

Казалось, мне передалась та жуткая хворь Агфара. Тянуло истошно закричать, чтобы выплеснуть скопившуюся в груди тупую боль. От нее выворачивало наизнанку и едва не ломало кости. Хотелось рыдать, не заботясь, что кто-то услышит. Но вместо этого пришлось уткнуться в подушку и из последних сил сдерживать себя.

Я провела целую ночь в плену слез. Толком не понимала собственной реакции на поступок Агфара, хоть как-то уговаривала себя успокоиться, но снова тонула в болоте тяжелой обиды. И не было видно берегов. Не за что ухватиться, чтобы вынырнуть и хотя бы вздохнуть.

Зато наутро стало легче…

Появилось безразличие. Слезы высохли. Я не чувствовала усталости после бессонной ночи, словно обрела второе дыхание, но настолько слабое, что сил едва хватало поднять голову или ответить на какой-нибудь вопрос мисс Пампли.

И долгая дорога ничуть не утомила. Благодаря решению Агфара ехать верхом мне не приходилось отводить взгляд, притворяться жизнерадостной, делать вид, будто вчера ничего не произошло. Можно было просто сидеть. Смотреть в никуда. Покачиваться из-за каждой кочки, на которую наезжали колеса. Не думать, не чувствовать, не осознавать…

Правда, я не сумела сыграть безразличие, когда граф предложил свою руку, едва мы остановились в конечной точке нашего пути — на слабо выезженной дороге посреди густо растущих деревьев. Не смогла пересилить себя. Проигнорировала и выбралась из экипажа сама.

Агфар же не стал навязываться. Попросил мисс Пампли подождать нас в карете, а сам зашагал по узкой тропе, убегающей змеей в глубь леса.

Из земли торчали крючковатые корни. Ветки низких деревьев норовили ударить по лицу. К тому же паутина прилипала к коже — пришлось ее снимать и отплевываться. Все казалось враждебно настроенным. Словно сама природа была против меня и хоть так прогоняла непрошеную гостью.

А граф ничего не замечал. Быстро поднимался по пологому склону, не оборачивался. Так показывал свое нетерпение побыстрее покончить с нами… со мной!

Он остановился около плотной занавески из зелени. Отодвинул ее. Жестом руки пригласил меня пройти внутрь, в пещеру.

— Смелее, — произнес раздраженно.

На миг во мне разыгралась волна протеста. Я словно ожила! Но снова глянула на Агфара и погрузилась в состояние полного безразличия. Все скоро закончится. Терпеть осталось недолго.

Первые шаги были в полной темноте, а затем моему взору открылась поразительная картина. Пещера напоминала заброшенный храм. Вдоль стен по всему кругу тянулась узкая дорожка. Через равное расстояние вниз уходили вытесанные из камня массивные ступени. Они наполовину были погружены в молочного цвета воду, которая светилась изнутри. А в самом центре этого застывшего в спокойствии озера стояла статуя Богини.

Тонкий стан. Легкие ткани, едва прикрывающие наготу женщины. Умиротворение в выражении лица. И пальцы, сложенные в символе круга.

Агфар опустился на колено, приветствуя Айну. У меня давно возникло подозрение, что он поклонялся ей и не признавал Безгласых, как это делали все в Западном крае. Сейчас эта мысль укрепилась.

Я осталась стоять и смотреть в глаза Богини. Зачем она наказала людей? Почему наделила даром, уничтожающим нас? Ведь именно из-за него и многочисленных смертей женщин во время родов Айна стала Отвергнутой. Той, чье имя перестали произносить. Ведь именно она даровала нам эши, исковеркав жизнь настолько, что та превратилась в бессмысленную борьбу.

— Обратного пути не будет, — мрачно произнес Агфар, поднявшись с колена. — В озеро Очищения можно ступить лишь раз.

— Именно этого вы и добивались, — ответ прозвучал безжизненно.

Граф вздохнул. Тоже посмотрел на статую Айны и некоторое время молчал, усиливая возникшее в воздухе напряжение. А мне ничего не оставалось, как ждать скорого обретения свободы хотя бы от Агфара.

— Придется раздеться.

— Что?

— Туда нельзя ступать в одежде. Нагими, Лисая. И одновременно.