Без суда и следствия
Шрифт:
— Просто замечательно! Очень хочется вам зааплодировать! Но я не буду этого делать. А знаете, почему?
— Нет.
— А вы никогда не пытались взглянуть на все это с другой стороны? С другой точки зрения? Что именно выигрыш в этой борьбе принесет вам смерть? Что истина может стать для вас гораздо болезненней и страшней, чем реальная смерть Андрея?
— Что вы можете знать об этом?
— Все. То, чего не знаете вы. Это неверно, что всегда нужно находить правду. Иногда правда может убить. Правда — вещь на самом деле горькая и болезненная, унижающая и калечащая и не стоящая того, чтобы ради нее отдавать свою жизнь. Поверьте мне!
— Вам?
Он откинулся на спинку стула и вздохнул.
— А почему бы и нет? Я ведь кое-что знаю об этом деле. Как вы сами только что заметили: мне за это хорошо заплатили.
— Я тоже кое-что знаю. Например, то, что Андрей не убивал этих детей!
— И все?
— Еще то, что человек, заплативший вам за то, чтобы вы обрекли Андрея на смерть, и есть настоящий убийца!
— А почему вы так решили?
— Потому что ради того, чтобы осудить Андрея насмерть, он потратил слишком много сил и средств.
— По-вашему, из-за этого?
— Только потому, что он сам убийца. Ни один человек не станет тратить столько денег и сил на то, чтобы посадить в тюрьму кого-то просто так, из любопытства. Такие усилия будут только в том случае, если задействован личный интерес. Например, спасти свою собственную шкуру. Я могу объяснить только этим. И уже почти знаю, кто этот человек. Я знаю, почему он подставил Андрея. Потому что сам убийца. А вы, вы получаете свои грязные деньги от убийцы. На вашей совести будет не только смерть Андрея. Но и смерть этих детей, раз вы покрываете его!
— На меня ваши сверхпатетические речи не действуют. И вот что я вам скажу. Иногда бывают случаи, когда что-то более глубокое содержится под тем, что так откровенно и ярко видно на поверхности. И откуда вы можете знать, какая из многих причин в один прекрасный день способна побудить одного человека отомстить другому человеку, положив на это собственную жизнь так, как другие жертвуют собой ради никому не нужного героизма…
— Отомстить? — Я замерла от удивления.
— Вам это не приходило в голову? Впрочем, что вы можете знать…
— О чем?
— Вам будет странно услышать это от меня, но я все-таки скажу. Каждый человек получает определенную кару за уже совершенные поступки. И откуда вы можете знать, что в своей жизни совершил ваш муж, за что теперь ему приходится так платить?
Я оцепенела. В его словах было… Но откуда Ивицын мог знать об этом? Об Андрее и его тайнах? Нет, в словах крылось что-то совершенно другое. И очень скоро мне показалось, что я поняла…
— Вы пытаетесь оправдаться в собственных грехах, приписывая Андрею какие-то не существующие поступки. Я понимаю: очень страшно и тяжело нести на своей совести смерть. Особенно безвинного человека, который ни в чем не был замешан. Но что бы вы себе ни придумали, это не смоет ни пятна с вашей совести, ни крови с ваших рук!
Он побагровел.
— Ваш муж — убийца! Это доказано следствием, и это установил суд! Ваш муж осужден судом как убийца!
— Он невиновен!
— Он виновен!
— Передайте своему боссу…
— Хватит! — Хлопнув кулаком по столу, Ивицын поднялся, давая понять, что визит окончен. — Хватит! Я устал от этого глупого разговора! Предоставлю выбор: либо вы быстро встаете и убираетесь с моих глаз подальше, так, чтобы я никогда в своей жизни больше вас не видел, либо я арестую вас за… в общем, я найду за что вас арестовать!
Я тоже поднялась. Этот арест действительно представлял для меня угрозу. Люди такого сорта, как Ивицын, способны на все.
Мы
стояли, злобно уставившись друг на друга. Ивицын не выдержал первым:— Убирайтесь! Уходите, уезжайте отсюда! Уезжайте в ваш поселок вместе с родными, которые до сих пор, кажется, вас зовут. Это будет самое правильное и разумное, что вы только можете сделать. На большее вы, к сожалению, не способны. Теперь я вас оставляю, потому что действительно очень занят. Всего доброго!
С этими словами Ивицын вышел из кабинета. Я последовала его примеру. Его слова причинили мне острую боль. Впрочем, я почувствовала, что человек, которого я ищу, связан каким-то образом с Юлей. Почему? Этого я не могла бы сейчас объяснить…
Выйдя из милиции, я спряталась в подворотне напротив главного входа. Это был подъезд с широкой каменной лестницей, а в плотно закрывавшейся двери застряло круглое окно, низко, возле самой земли. Сидя на ступеньках, я свободно видела всех входящих и выходящих из здания. Потянулись длинные часы ожидания. Я не сомневалась ни секунды в том, что, закончив разговор со мной, Ивицын отправился звонить. Может быть, Роберту. А может, своему боссу…
Прошел час. Не было ни одного знакомого лица. От многообразия человеческих фигур стало резать в глазах. Прошел второй час. К концу этого часа я стала сомневаться в своих расчетах. В начале третьего не осталось ни тени надежды. Я замерзла, ноги отекли от долгого сидения на одном месте.
Не знаю, кого я напоминала со стороны. Вскоре услышала, как по лестнице стали спускаться. Обернувшись, увидела двух благообразных старух.
— Во, вишь, сидит, — отреагировала на меня первая, — а чавой-то сидит? Наркоманка небось! Своих ждет.
— Сколько всякой швали развелось! Вот мою приятельницу на прошлой неделе ограбили! Такие же, как эта!
— Эй, ты, — крикнула первая, — а ну иди отсюда, а то щас милицию позову! Ишь, сидит! Совсем стыд потеряла! И прямо напротив милиции — управы на таких нет!
— А че им милиция? Она у них на откупе. Мне такое рассказывали… Идемте, вы лучше не связывайтесь, а то подрежет! Бомжиха! С этими наркоманами лучше не связываться!
Старухи вышли из подъезда. Я вынула из сумочки зеркальце — неужели я действительно похожа на бомжа? Нормальные люди на лестнице часами не сидят!
И тогда мне стало страшно. Что же я делаю! Ради чего? Кто знает, вдруг я появилась на свет только для того, чтоб закончить свою жизнь в психбольнице? Или попасть на кладбище — за неделю, за месяц… Или, может быть, даже завтра. Так вернее. Можно сидеть в подворотне хоть до второго пришествия — меня все равно найдут и убьют. А собственно, чего я тут сижу? Что я пытаюсь высидеть? Только место на кладбище. Когда я поняла, что меня убьют, первой мыслью стало вернуться домой, собрать чемодан и навсегда свалить к матери в уездный городок, предоставив событиям идти своим чередом. Тем более что Андрей вообще никаких моих усилий не стоит (если попытаться разобраться в этом). Вторая мысль — оставаться на месте. Третья — мне теперь вообще уже все равно. Пусть убьют. Так даже легче. Может, это и к лучшему, чем так жить. Я даже могу специально выйти на улицу, чтобы стать там отличной живой мишенью. От неизвестности было страшно. Я почувствовала, как на моих глазах выступили две скупых слезы — только не поняла, от чего: от холода или от страха. Я родилась на свет, чтобы быть брошенной на помойку, замерзнуть от холода, усталости и дождя в вонючей, грязной подворотне, где каждая моя клетка замирала от холода и ужаса…