Без суда и следствия

— Почему же?

— Потому что он левша, а раны были нанесены правой рукой.

Этого от меня не ожидали. Он растерялся. Я решила углубить крошечную победу.

— Вы забыли, что Роберт представлялся адвокатом Андрея. Я имела возможность видеть, какой рукой он пишет.

— Вот уж право — подобная наблюдательность от вас…

— Вы от меня, кажется, вообще ничего не ожидали.

Он засмеялся — фальшиво и глупо.

— Почему это представлялся? Роберт действительно адвокат. Только не Андрея Каюнова, а мой! Разве он плохо справился со своей ролью?

Я предпочла ничего не ответить. Но Филядин никакого ответа от меня и не ждал. Указал на диван напротив:

— Ради бога, сядьте! Вы не похожи на живой укор.

— Ничего, я постою. Так вам будет удобнее меня убить.

— Какого черта вы явились к Роберту?

— Я пришла не к Роберту, а к вам. Поговорить, как вы стали убийцей.

— Вы тупица, и вы мне надоели! У вас есть доказательства?

— Нет. Но будут.

— Я никого не убивал. А вот у меня доказательства этому есть. Разумеется, доказательства тому, что я невиновен.

— Неужели?

— Знаете, где я провел весь день 26 июля? И ночь с 28-го на 29-е?

— Знаю. Утро 26-го — в подвале на Красногвардейской, 15 в обществе Димы Морозова.

— 26 июля все утро и весь день я провел в постели с вашей сестрой.

— Это легко сказать.

— Это правда.

— Вы не можете доказать!

— Почему же, могу.

— Каким образом?

— Вы не спрашиваете, где именно. Где находилась эта постель. Спросите. И я вам отвечу — в 120 километрах от города, в поселке Лесное. Мы с Юлей былина даче моего приятеля. Выехали отсюда в восемь утра (по дороге я заправил машину на автозаправке, можете это проверить) и приехали в Лесное в начале десятого. На даче была компания, человек двадцать пять. Оттуда мы не отлучались до вечера. А знаете, почему? Потому, что, как только мы въехали в поселок, моя машина сломалась. И она стояла в гараже приятеля целых две недели. А вечером, около полуночи, нас кто-то подбросил в город. Следовательно, я не мог уехать, тем более доехать так быстро.

— А при чем здесь постель моей сестры?

— Компания нам не понравилась, и мы провели день в комнате наверху. Юля очень хороша в постели. Изредка к нам кто-то заглядывал. Приносили еду. Ну и потом, самое главное, что я вам хочу сказать — я не был знаком с Димой Морозовым. И откуда я мог знать, что в то утро ваш муж собирался встретиться именно с ним?

— От моей сестры.

— А она знала об этом? Вы сами знали об этой встрече?

Мне нечего было ответить.

— Не верите? Я предполагал. Вот.

Он достал из бумажника квитанцию с автозаправочной станции в нескольких километрах от города. Филядин действительно покупал там бензин 26.07. в 8.25. Потом он протянул мне квитанцию какой-то автомобильной фирмы о том, что машину вернули владельцу после ремонта только 1 августа. Автомобильная фирма находилась в поселке Лесное.

— На Белозерскую без машины я не мог бы попасть. И потом — у меня не красные «Жигули». Моя машина — «Мерседес» представительского класса темно-синего цвета.

— Откуда вы знаете про красные «Жигули»? — сморозила я глупость.

— Я все знаю! — засмеялся Филядин.

— Зачем вы это сделали? Зачем вы сделали все, чтобы убить Андрея? Зачем вы убили этих детей?

— Вы мне не верите? Вы по-прежнему думаете, что это я — всеобщий убийца? Ладно. Впрочем, я так и думал.

Он поднял телефонную трубку и набрал до боли знакомый мне номер.

— Юля? Это я. Вспомни, пожалуйста, какого числа-месяца мы были с тобой на даче у Виталика в Лесном?

Я отчетливо услышала Юлин голос:

— 26 июля. Зачем тебе это?

— Умница! А теперь повтори то же самое… Я взяла трубку:

— Юля?

— Таня, ты где? Где ты находишься? Что случилось? Ты где, Танечка?

— Это правда? Вы были там 26 июля?

— Да, я хорошо это помню. С тобой все в порядке? Ты где? Господи, неужели ты думаешь, что это Славик? Алло, Таня?

Я повесила трубку.

— 28 июля я тоже был с Юлей. Только в городе. У нее дома. — Голос Филядина вернул меня на землю. Я растерялась — все рассказанное им было слишком правдоподобно. Может, потому, что мне не приходилось сомневаться в характере его отношений с моей сестрой.

— Каюнов никого не убивал, — снова нарушил мои мысли Филядин, — но я все сделал для того, чтобы в это никто не поверил…

— Зачем? Почему вы это сделали?

— Сядьте! — Его резкий голос содержал непреклонный приказ, и, непонятно почему, я вдруг опустилась в мягкое пушистое кресло. На всякий случай я сказала:

— Если со мной что-то случится, в милицию попадет письмо, где все описано подробно…

— В милицию? К Боре Драговскому? К Ивицыну? У вас хорошее чувство юмора!

— Да, я и забыла, что вы одна банда.

— Вы многого не понимаете. Вам кажется, вам хочется наконец это понять, но вы не можете.

— За что вы так ненавидите Андрея?

— Да, вы правы. Я его ненавижу.

— Почему? Что он вам сделал?

Он встал с кресла, подошел к окну, откинул плотную занавеску, посмотрел вниз. Я обернулась и увидела, что Роберт незаметно ушел. В комнате мы остались одни.

— А собственно, почему бы и не рассказать?

— Рассказать — что?

— Почему я его ненавижу.

В напряженной атмосфере комнаты было что-то такое, что невероятно мешало дышать.

— В тот день она впервые показала мне письма. Я совершенно ее не ждал, я вообще не знал, что она в городе, она ворвалась в мой офис внезапно, и, как всегда, я отложил все свои дела только для того, чтобы поговорить с ней. Она хотела говорить, она принесла письма. В ее глазах я видел отблеск настоящего счастья, а если говорить правду, я никогда не видел ее счастливее, чем в тот день. Она вообще легко поддавалась эмоциям. Помню, так было еще в детстве — сначала плакать, потом смеяться… Или наоборот. Это нечеловечески страшно. Понимать, что счастье всего лишь отголосок трагедии, которую ты мог бы предотвратить… Впрочем, с детства она была просто зверски избалована, ни в чем не знала отказа. Так и выросла. В твердой уверенности, что как только она чего-то захочет, то сразу же должна все получить. Но мы многое не выбираем. И я не мог выбрать тогда — то ли радоваться вместе с ней, то ли все пресечь в корне. Разумеется, она приехала к нему в город, она приезжала достаточно часто к нему, но в тот день она забежала на минутку ко мне. Он сказал ей, что очень ее любит и даже готов на ней жениться. Она прибежала ко мне поделиться своим счастьем и показать письма.

Честно сказать, ее выбором я был потрясен. Вечный неудачник без определенного рода занятий, какой-то вшивый художник, да еще и женатый, вдобавок живущий на хлебах у сестры жены… И к тому же — странное совпадение — сестра его жены была моей самой лучшей любовницей. Из разговоров с Юлей я мог составить представление о том, что такое этот тип. Письма завораживали, но меня поразили не они, а то, что этот придурок изъяснялся с ней таким старомодным способом. Писал письма. Конечно, он не мог ее не заворожить. Она рассказала, что даже ездила с ним в Крым. Разумеется, этот тип был не той кандидатурой, которую я мог выбрать в супруги для самого близкого человека в моей жизни. Но что я мог сделать? Она его любила. В душе я предчувствовал, что это скоро все закончится. Но она говорила все время: разве мужчина, который пишет такие письма, может ее не любить? А полгода спустя она рыдала у меня в кабинете, рыдала истерически, с надрывом и горько, подряд несколько часов. Влюбленный субъект не собирался на ней жениться. Я все это знал заранее, но то, что знал заранее, я не мог ей сказать. В припадке отчаяния она хотела разорвать в клочки эти письма, но я не дал. Я забрал их и спрятал в сейфе.