Без всяких полномочий
Шрифт:
— И отличает! — сказал Галактион. — Отдельные личности не могут изменить лица народа.
— Знаешь, Галактион, у русских говорится: «Ложка дегтя портит бочку меда».
— А у нас говорится, что лучше зажечь маленькую свечку, чем проклинать тьму.
— Вот я и зажег ее, иначе не приехал бы сюда.
Я подробно рассказал Галактиону о Карло и о том, что с ним произошло.
— С чего начнем? С милиции. — Он схватил телефонную трубку.
— Нет, Галактион.
Он удивленно повесил трубку.
— Ну говори,
— В городе есть спекулянты?
Хута Киласония, размазывая слезы по небритым щекам, сказал:
— У меня четверо детей. Пожалейте.
— А у меня трое. Ты меня тоже пожалей, — сказал Галактион. — Выкладывай все, что знаешь. Ты уже полчаса ходишь вокруг да около. Выложишь все, пойдешь домой.
— Ладно. В тот день, шестнадцатого января, ближе к вечеру, привезли «Ариадну» на шестьдесят тысяч рублей.
— Откуда вы знаете, что на шестьдесят тысяч? — спросил я.
— Слышал, — ответил Киласония.
— Где слышал? От кого слышал? — подхватил Галактион.
— В пятом магазине.
— Это около базара. Бойкое место, — объяснил мне Галактион. — Киласония, что ты там делал?
— Зашел в магазин случайно.
— Случайно зашел в магазин, случайно узнал, что привезли ткань, случайно узнал, на какую сумму! — Галактион начал сердиться. — Не заставляй меня задавать наводящие вопросы! Я тебе не следователь. Рассказывай все толком.
— Клянусь детьми, вечером я случайно зашел в магазин! Мшвениерадзе, директор, увидел меня и говорит: «Может, завтра ты мне понадобишься». И заковылял в кабинет. Я завсекцией спрашиваю, зачем это я понадобился. Тот и отвечает, что привезли «Ариадну» на шестьдесят тысяч рублей. На следующее утро Мшвениерадзе прислал за мной человека. Было около десяти часов. Я как раз завтракал.
— В десять утра? В это время приличные люди находятся на работе! — сказал Галактион.
— У меня вторая группа инвалидности.
— Знаю я твою инвалидность. Дальше?
— Дали лоток. Целый день торговал на базаре.
— Были еще лотки? — спросил я.
— Нет.
— Ткань, надо полагать, продали всю?
— Всю, конечно.
— Не хочешь ли ты сказать, Киласония, что марнеульцы накупили ткани на шестьдесят тысяч рублей? — не выдержал Галактион.
— Почему марнеульцы? Часть продали, часть отправили в села.
— Где хранили ткань? — спросил я.
— Не знаю.
— Ах, не знаешь! — сказал Галактион. — Ладно, Киласония. Сейчас отправлю тебя в милицию. Там ты наверняка все вспомнишь. — Он схватил телефонную трубку.
Я взял у него трубку и положил на аппарат. Киласония посмотрел на меня как на спасителя.
— «Ариадну» привезли в Марнеули шестнадцатого января примерно в шесть вечера, за час до закрытия. Так? — сказал я. Киласония настороженно кивнул. — Торговать тканью начали семнадцатого января. Значит, целую ночь товар где-то хранился.
Вы на какую сумму реализовали ткань?— На девять тысяч с рублями.
— Если с лотка было продано столько, то магазин, должно быть, выручил вдвое больше. Допустим, общая сумма составила тридцать тысяч рублей. Это значит, что в Марнеули было оставлено около двух тысяч метров «Ариадны», то есть пятьдесят рулонов. Так где их хранили ночью?
— На складе.
— Ты хочешь сказать, что твои магазинщики круглые идиоты? — взорвался Галактион. — Только кретины будут хранить на государственном складе ворованную ткань! Не крути, Киласония. Вспомни, что у тебя трое детей.
— Четверо, уважаемый.
— Тем более.
И тут только я сообразил, что Киласония не оспаривает, что ткань ворованная.
— Держать на складе ворованный товар, согласитесь, неразумно, — сказал я ему.
Он механически кивнул. Мое спокойствие, контрастируя с горячностью Галактиона, определенно действовало на него.
— Может быть, ткань прятали у вас дома? — спросил я.
— Нет, клянусь детьми, нет!
— А-а, прятали все-таки! — обрадовался Галактион. — Где? Не хочешь говорить? Мое терпение кончилось. — Он опять взялся за телефонную трубку. — Где ваш начальник? Подошлите в райком следователя. — Галактион повесил трубку. — Что, Килосония, доигрался? В милиции тебе быстро развяжут язык. Убирайся в приемную.
Киласония замер. Он даже не утирал слез.
— Иди, иди, — брезгливо махнул рукой Галактион.
— Вдруг Киласония мелко перекрестился.
— Ты что, в церкви или райкоме партии, негодяй?!
У двоюродного брата Мшвениерадзе в сарае хранилась ткань, — выдохнул Киласония. — Теперь я могу идти домой?
— Фамилия, адрес? — быстро спросил я.
— Коберидзе, Кавалерийская, два, — сказал Киласония. — Теперь я могу идти?
Я хотел его спросить, не тбилисский ли это Коберидзе, но раздумал. Мало ли Коберидзе на свете.
— Теперь можешь, — сказал Галактион. — Пауки в банке!
Киласония в мгновение ока оказался у двери.
— Постой, Киласония, — сказал Галактион. — Как это ты до сих пор не попался? Взятки даешь?
— Даю, уважаемый. Попробуй не дай. С землей сровняют.
Галактион побелел.
— Ладно. Иди. — Минуту он сидел, нахмурив брови. — Поехали к Коберидзе.
Мы поспорили. Я пытался убедить Галактиона, что ему не следует ехать.
— Да не подобает секретарю райкома ездить к жуликам, пойми ты в конце концов? Подумай о своем авторитете!
— У тебя ложное представление о функциях секретаря райкома. Тем более о его авторитете. Хватит, Серго, тратить время на пустые разговоры. У меня дел по горло.
— Прекрасно! Занимайся своими делами.
— Ты что здесь распоряжаешься? Не знает ни города, ни дороги, ни людей, ничего не знает, а распоряжается!