Бездна

В галерее музея Орсэ у меня была любимая статуя – «Женщина, ужаленная змеей». Женщина лежит на постели, усыпанной белыми розами, смятая простыня зажата между коленями. Огюст Клезенже, 1847 год [167] . Вокруг левого запястья обвилась крошечная змейка. По судорожно изогнутому телу, по напрягшимся, точно они вот-вот оторвутся и взлетят, грудям было ясно, что укус смертелен. Мраморная фигура выглядела как живая – под кожей даже угадывались тоненькие жилки. Я не знаю более точной мраморной копии реальной женщины, и это вполне объяснимо: скульптор изваял ее по гипсовому слепку, сделанному с живой натуры. Поэтому на статуе можно разглядеть все, вплоть до родинок, до легкого жирового слоя на бедрах. Натурщицу звали Аполлония Сабатье, или Президентша, как прозвал ее Бодлер, который сходил по ней с ума. Это была куртизанка, из тех, что жили по принципу «Богатство приходит, когда спишь. Но спишь не одна». Перед тем как покрыть тело Аполлонии жидким гипсом, скульптор – ее любовник – вставил ей в ноздри трубочки, чтобы она могла дышать.

167

Огюст Клезенже (1814–1883) – известный французский скульптор, автор надгробного памятника Шопену на кладбище Пер-Лашез, портретных бюстов, грациозных женских фигур: «Сафо», «Отдыхающая Диана», «Клеопатра перед Цезарем», «Фрина» и др. – Прим. перев.

Знали ли посетители музея, собиравшиеся перед мраморным экстазом смерти, все эти мифы? Или не мифы, а правду? Задавались ли они какими-то вопросами, глядя на нее? Это никому не ведомо; интересно другое: на огромном снимке Пас все, кто разглядывал статую, держались от нее на почтительном расстоянии, словно она внушала им робость.

Я считал эту работу Пас самой впечатляющей. Даже более сильной, чем ее фотография «Мир вокруг „Происхождения мира“» – картины-иконы Курбе [168] . Вот старик, с твидовой кепкой в руке, стоит перед женщиной, ужаленной змеей; на сморщенном лице благоговейное выражение, глаза влажные. Да, такое тоже было видно: Пас на своем возвышении, глядя в старинную камеру, фиксировала мельчайшие подробности, резкость ее снимков почти пугала. Она запечатлевала эмоции в миг их зарождения, чутко улавливая мгновение, когда пора нажать на затвор. Что за воспоминание всколыхнулось в душе этого старика? Какой образ – быть может, лицо возлюбленной – всплыл из пучины прожитых лет? Уж не была ли и сама Пас сродни колдунье из Хихона? Пас говорила мне, что старинная камера «вовлекает ее в процесс съемки». «С цифровой камерой, – объясняла она, – ты в основном разглядываешь то, что снял, а не то, что снимаешь».

168

«Происхождение мира» – картина художника-реалиста Гюстава Курбе, которая долгое время воспринималась как художественная провокация и более 120 лет не выставлялась напоказ. – Прим. перев.

Вот поодаль замерла молоденькая парочка. Девушка совсем тоненькая, с короткими волосами, далеко не модельной внешности, что-то шепчет парню на ухо, тот улыбается. Через несколько часов они будут любить друг друга в своей комнатушке, и, когда он сожмет хрупкие руки своей подружки, придет ли ему на память пышнотелая Аполлония? А вот у левого обреза молодой человек, элегантно одетый, в черном костюме, в шляпе-котелке, украшенном игральной картой – тузом пик, – шагнул почти вплотную к статуе, нацелив на нее смартфон. Дородный смотритель уже привстал, опершись на спинку стула, чтобы остановить его. Удастся ли ему это? Не знаю: в этот миг Пас нажала на затвор камеры. История не досказана. Она завершится, тем или иным образом, уже у нас в головах.

* * *

И вот открылась ее выставка. Настоящий самум! Зенит, апогей славы… Дворец французских королей распахнул свои двери перед королевой, прибывшей из Испании. Пас и ее шедевры; Пас в окружении своих шедевров – творческая личность среди своих творений; Пас в черном наряде рядом с белоснежными мраморными телами; Пас – младшая по званию – среди культурного «генералитета» страны: директоров лучших музеев, самых знаменитых галеристов, богатейших промышленников-коллекционеров, моих коллег-журналистов (Господи, сделай так, чтобы хоть эти ее не обидели!). Правнучка бедного dinamitero под обстрелом артиллерийских батарей масс-медиа… мне было страшно за нее. Какая пропасть между этим торжеством и скромным, ученическим вернисажем Школы изобразительных искусств, где я впервые увидел ее. Как будто жизнь решительно отмела все оттенки кроме черного и белого; как будто именно в этот миг, здесь и сейчас, они должны были сомкнуться – ее триумф и наше фиаско.

Милый Эктор, ты должен узнать об этом триумфе.

Триумф Пас

В блистательном Зале Кариатид, который мы посетили однажды ночью, в этом сводчатом помещении, где под менуэты Люлли [169] некогда танцевал двор, она появилась такой великолепной, какой я еще никогда ее не видел, – воплощением всех моих грез. Словно, вобрав в себя всю ту красоту, которую я любил, она решила окончательно разбить мне сердце.

Сейчас это была Пас-неоклассическая.

169

Жан Батист Люлли (1632–1687) – французский композитор, является основоположником национальной оперной школы. – Прим. перев.

Она надела сандалии из тоненьких кожаных ремешков и черное, очень простое платье, подхваченное под грудью серебряной тесьмой и оставлявшее открытыми верхнюю часть груди и смуглые руки. Ее волосы были собраны в высокий изящный узел с несколькими намеренно выпущенными прядями. И никакого макияжа на лице южанки с атласной кожей и черными глазами. В ушах сверкали ее испанские «креолки» – серьги нашей первой встречи. Я был потрясен. Пас уже обо всем предупредила меня. Я знал, что она оставила большой кожаный баул в офисе пресс-секретаря Лувра. Знал, что вижу ее в последний раз.

Появился хозяин дворца, и они пошли навстречу друг другу.

Фотографии были развешены среди экспонатов, создавая потрясающий зеркальный эффект. Так, «Спящий Гермафродит» дремал одновременно на снимке и наяву, в своей мраморной застылости, в двух шагах от нас. На снимке посетители созерцали статую, зачарованные ее необычностью, а их самих – посетителей и статую – созерцали другие посетители, пришедшие на выставку Пас. Покоренные зрители, созерцаемые, в свой черед, другими покоренными зрителями. А за их спинами другие статуи, настоящие, повторялись тут же, на фотографиях. Бесконечные отражения: она гениально осуществила свой замысел.

– Ну как, Сезар? – Это был Тарик – как всегда, в своем белом галстуке, расписанном сыном. – Талантливая у тебя жена! – сказал он, похлопал меня по плечу и устремился к какому-то человеку, появившемуся в дверях в сопровождении Чарлза Рэя, создателя «Мальчика с лягушкой», который внушил мне мечту о тебе, мой милый Эктор.

Геракл, держащий на руках сына Телефа, сочувственно взирал на меня; мощные лапы шкуры Немейского льва были небрежно завязаны на шее героя, точно рукава пуловера. Он прижимал к себе барахтающегося младенца, который тянулся погладить лань у ног своего отца. «Не горюй, Сезар, я через это прошел – и ничего, выжил!» – как будто говорил мне Геракл.

Пас познакомили с Чарлзом Рэем. Почему я не подошел к ним? Да потому что я стал лишним. Я был счастлив за нее. Что теперь – после Лувра? Музей Метрополитен в Нью-Йорке? К Пас уже подобралась американская журналистка:

– Кем вы себя ощущаете рядом с великими скульпторами античности, которые создавали рукотворные шедевры?

Вопрос звучал провокационно, даже с оттенком пренебрежения. Он подразумевал, что Пас почтительно отзовется о древних или признает, что ее искусство фотографа ничего не стоит в сравнении с шедеврами ваятелей. Я боялся, что она растеряется, ведь сравнивать и вправду было глупо. Но ее ответ прозвучал непринужденно и дерзко:

– Я гораздо круче этих типов из прошлого, они-то с фотокамерой вряд ли бы совладали.

Все расхохотались, даже журналистка была явно довольна.

Со всех сторон помигивали видеокамеры. В зал разом вошли Адел Абдессемед, Лорис Крео, рэпер Буба, только что вернувшийся из Майами, и Карл Лагерфельд [170] , более чем когда-либо напоминающий ландскнехта со своим хвостом на затылке. Едва поздоровавшись со мной, они с распростертыми объятиями устремились к Пас. Между «Тремя грациями» и «Танцующим сатиром» появился Салман Рушди [171] , только что издавший свои «Мемуары», – какой-то молодой человек с бородкой и принтом на майке «ROCK THE FATWA» даже встретил его аплодисментами. Словом, общество собралось звездное. И целый лес микрофонов, воздетых к лепному потолку. По залу разносили шампанское и всякие изысканные закуски. Отовсюду до меня доносились весьма интересные речи.

170

Лорис Крео (р. 1979) – французский концептуалист, художник, архитектор, инженер, музыкант. Буба (настоящее имя Эли Яффа, р. 1979) – самый известный французский рэпер, «король метафор». Карл Отто Лагерфельд (р. 1933 либо 1938) – немецкий модельер и фотограф, был дизайнером нескольких прославленных Домов моды, в том числе «Шанель». – Прим. перев.

171

Ахмед Салман Рушди (р. 1947) – британский писатель индийского происхождения. За роман «Сатанинские стихи» иранский аятолла Хомейни, сочтя книгу кощунственной и вероотступнической, призвал казнить автора, после чего Великобритания и Иран на несколько лет разорвали дипломатические отношения, а Рушди долгое время вынужден был скрываться. В 2007 г. присвоение Рушди титула рыцаря Британской империи спровоцировало новый взрыв негодования в исламском мире. – Прим. перев.

– В сегодняшней литературе политика и интим уже неразделимы. Грустно думать, но времена Джейн Остин, которая могла писать свои романы во время Наполеоновских войн, ни словом не упоминая о них, давно миновали (Салман Рушди).

– Современное искусство вызывает пульсации, античное родилось из эмоций (Николас Кугель).

– Эоловы острова прекрасны! Если бы у меня был там большой участок, я бы построил себе дом и проложил аллею с ветряками (Карл Лагерфельд).