Бездушные. Искупление

Соскользнула по краю кровати, падая вниз, и мысленно выдыхая, что оказалась не собственной рвоте.

Вытираю рот и глубоко дышу, пытаясь хоть немного прийти в себя. Открываю глаза в надежде оглядеться. Я снова в незнакомом месте. Но думать о том, где именно, у меня нет сил. Сворачиваюсь в клубок и бьюсь в сильнейшем ознобе.

– Девочка, да что ж с тобой?!
– Женский голос и топот ног. Хлопок двери.
– Давай, я помогу тебе встать.

Меня подхватывают чужие руки. Немного больно, но это лучше, чем лежать рядом с вонючей лужей.

Подхватив меня под рёбра, незнакомка помогает мне добраться до ванной. Сажает меня на бортик и стаскивает с меня липкую одежду.

– Давай, моя хорошая. Тебе нужно обмыться. Садись.

Я оказываюсь в глубокой ванной и тут же чувствую, как тёплая вода стекает по спине. Мягко, успокаивающе. Но дрожь все никак не унималась. Зубы стучали. Подбираю ноги и обхватываю их руками. Прячу лицо, опуская голову.

– Ироды бездушные... как же так... до смерти доведут, и глазом не моргнут.

Я не совсем понимаю, о чем она. Попытка восстановить память, оканчивается провалом. Смутные обрывки ничего не дают. Последнее, что я помню чётко, это то, как меня скрутили, словно куклу, и снова сделали укол. Но в прошлый раз мне не было так плохо. От мысли, что они пичкают меня наркотиками, мне становится ещё дурнее.

– Хорошо, что тебя у них забрали... думали, что не очухаешься. Как мертвячка, ей богу!

Женщина мылила плечи, и тихо причитала, пока я старалась собрать все детали картины воедино.

Мне снился Николас. Размытый образ моего бывшего пленителя витал в одурманенном сознании. Я чувствовала его крепкие и жёсткие руки, его запах. Голос, который хотелось забыть. Оказывается, мой мозг все помнит. Все, до мельчайших деталей.

Он называл меня Снежок, и оглаживал моё лицо. Шептал моё имя, и нежно пропускал мои волосы сквозь свои пальцы.

– Ничего... я тебя мигом на ноги поставлю. Не бойся...

Наконец, отрываю подбородок от коленей и поднимаю погасший взгляд на ворчащую тётушку. Прищуриваюсь, потому что глазам больно от яркого света.

Анна...

Господи... Анна... не может быть.

– Анна!
– В ту же секунду хватаюсь за её запястья. Впиваюсь в них, в страхе, что женщина растворится в воздухе неуловимой призрачной дымкой.
– Анна!
– Зубы продолжают стучать, не позволяя полноценно говорить.

– Чшшш... Всё хорошо, Агата.
– Она отдирает мои застывшие пальцы от своих рук, и опускает их в тёплую воду, что уже поднялась выше щиколоток.
– Ты здесь. Всё хорошо. Тебя забрали, слышишь? Не бойся.
– Все её слова эхом разносятся по ванной комнате.

– Где мы?
– Кое-как произношу короткий вопрос, преодолевая очередной приступ тошноты.

– Мы дома. У Руслана. Помнишь? Они прилетели с тобой ещё вчера. А ты всё никак не приходила в себя.
– Она поднимает душ и смывает с моих плеч и спины мягкую пену.
– Нико от тебя ни на шаг не отходил. Как тот пёс, спал возле кровати. Доктора от тебя не отпускал. Капельницы твои пересчитывал всё. Ругался на всех. Сейчас уехал. Срочное что-то...

От произнесённого имени меня бросает в жар. Чувствую в глазах пощипывание и лёгкое жжение. Сердце, готовое остановится минуту назад, сейчас колотится, как ненормальное.

Губы начинают дрожать. И я больше не могу произнести ни слова.

К глотке снова подступает рвота. Поднимаю руки, расплескивая воду, и прижимаю ладони ко рту.

– Да что ж такое!
– Анна подскакивает со своего места и вновь подхватывает меня. Поднимает и перегибает через ванну, склоняя над дорогой раковиной, и позволяя мне испачкать её. Скручивает одной рукой мои волосы, а другой гладит мою голую спину.

– Ничего, вычухаю тебя...

А я сплевываю очередной сгусток, и давлюсь следующим... и не понимаю, как я могла не узнать его комнату? Почему я ничего не могу вспомнить?

Я... в безопасности?

***

Николас

– Слушай, Нико, америкосы могут только мечтать о таком заводе. Их кухни, это просто игрушки, по сравнению с тем, что сделали мы. Если ты не хочешь вариться в производстве мета, то без проблем.
– Шепчет Рус и поднимает руки вверх, капитулируя передо мной. Сводит брови, выжидая моей реакции.

Мне всё это не нравится. И раньше не нравилось. Конечно, нам из года в год удаётся убеждать полицию не замечать наши поля марихуаны. И мы без особых проблем возвели заводы на территории Мексики по производству мета в промышленных масштабах. Новое оборудование даёт качественный продукт, и как следствие, хорошую прибыль. Но это прямой путь к ещё более глубокому подполью в виде героина. Мы все прекрасно понимаем, что рынок героина не менее привлекателен.

И мне не нравилось, что Марк начал интересоваться поисками "гомеросов"*. Это нихуя не вдохновляло. Меня это наоборот подавляло. С моим желанием выйти из этого бизнеса, я потону в этом дерьме ещё больше.

– Я не смогу выйти чистым, в любом случае, Рус.

– Мы все давно не чисты, Нико. Но производство мета, с экспортом в штаты, гораздо прибыльнее, ты сам понимаешь. Наши кристаллы идут нарасхват.

– Ты знаешь, о чем я. Срать я хотел на мет. Ты же знаешь, на что целится Марк? Вот о чем я! И эта идея мне пиздец, как не нравится. У нас ведь достаточно бабок! Я всегда говорил, что жадность ни до чего хорошего не доводит...

– Мы с этим разберёмся, Нико. Просто у Марка загорелось. Мы остудим его. Ты же знаешь этого осла. Поупирается и успокоится. Герыч нас не интересует. Пусть этим дерьмом занимаются другие. Не накаляй, окей?

Руслан допивает свой кофе, и бесшумно ставит чашку на белоснежное блюдце. Его глаза беспокойно бегают по низкому деревянному столику, словно он сам пытается до конца обмозговать сложившуюся ситуацию.

У героина дурная слава. От действенной дозы до передозировки очень тонкая грань. У любого другого наркотика этот интервал в разы меньше. Это неоправданный риск. Как для производителя, так и для потребителя. У меня нет желания связываться с этой грязью.

От раздумий меня отвлекает звонок. Переворачиваю телефон экраном вверх. Звонят из дома.

– Кто?

Рус косится на телефон, а я, ничего не отвечая, принимаю вызов.

– Слушаю?

В момент, когда слышу голос Анны, меня накрывает горячей волной беспокойства. Волнение пронзает насквозь, и я чувствую, как по кончикам пальцев пробегается холодок. Страх сменяется толикой облегчения и лёгким замешательством, когда она сообщает мне, что Агата пришла в себя. Снежка рвёт каждые пятнадцать минут. Её отпаивать нужно, чтобы не было обезвоживания. Говорю, чтобы ставили капельницу. Мы потратили два дня, чтобы выкачать из неё то дерьмо, что вкачали в неё эти твари.