Безрассудный

— Кира…

Она грозно взглянула на меня.

— Мне пришлось выслушивать твою оргию, Келлан. Это… больно.

Чувство вины заставило меня сказать какую-то глупость. Шагнув ближе к ней, я выпалил:

— И мне пришлось наблюдать, как ты уходила из клуба вместе с Денни. Ты ушла, чтобы переспать с ним, представляя, что он — это я! Если хочешь обсудить все неприятные моменты… давай поговорим об этом!

И мы это сделали. В течение нескольких часов мы обсуждали мириады способов, которыми мы мучили друг друга. А потом, когда огонь злости был потушен, я подошел к Кире и мы обнимались на ее диване, пока не провалились в сон в объятиях друг друга. Целуя ее волосы перед тем, как задремать, я признался ей, как мне жаль и как я любил ее, и она ответила мне тем же. Вот так мы и исцелились, так и нашли баланс. Мы позволяли себе злиться, снова и снова вспоминать то, что причинило нам боль, если это было необходимо. Мы проговаривали всё вместо того, чтобы отмахиваться, будто ничего не было, пока в конце концов болезненных разговоров стало все меньше, и хорошее в наших новых отношениях перевесило всё, что было до.

Мы с Кирой по-прежнему не занимались сексом, но многое позволяли своим рукам. Мы часто оказывались на какой-то стадии раздевания — моя футболка, ее рубашка, что-то всегда оказывалось снятым, когда мы были одни. И хотя мне нравилось доводить Киру до предела, игриво отстраняясь и говоря ей, что нам нужно притормозить, я был готов снова быть с ней, и эта болезненная потребность в ней росла каждый раз, когда мы касались друг друга.

Часть меня хотела подтолкнуть нас обоих к точке невозврата, но большая часть хотела, чтобы мы оба были готовы к этому. И эмоционально, и физически. И я не хотел быть инициатором. Мне хотелось, чтобы Кира сама пришла к этому. Хотелось, чтобы она смело и уверенно высказала свое желание заняться со мной любовью.

Эван считал наше воздержание странным, но поскольку сам даже еще не поцеловал Дженни, предпочитал не болтать об этом. Я как раз собирался высказаться по этому поводу, когда Кира подошла ко мне в баре однажды вечером с румяными щеками и ошеломленным выражением лица.

— Ты не поверишь, кого я только что видела в подсобке.

Вообще-то я прекрасно понимал, о ком может идти речь, так как их флирт стал куда откровеннее в последнее время, но я притворился дурачком, чтобы подразнить Киру.

— Хм… Анну и Гриффина? — я приподнял бровь. — Хочешь, помогу промыть глаза? — мой взгляд скользнул вниз по ее телу. — Или могу, например, спинку потереть?

Ее щеки покраснели еще больше, когда она хлопнула меня по плечу.

— Нет… — лицо Киры снова посветлело. — Эвана и Дженни! Они много флиртовали в последнее время, но они реально целовались и… все такое…

Она отвела взгляд, и мне стало интересно, что же такое они там делали. Молодцы. Давно пора.

— Этого я и ждал, — усмехнувшись, ответил я.

Эван вернулся к столу незадолго до выхода на сцену. Я улыбался, пристально глядя на него. Он долго не обращал на меня внимания, а потом со вздохом посмотрел в мою сторону и ровным голосом спросил:

— Что?

— Ничего не хочешь мне сказать? — поставив локти на стол, я наклонился вперед.

Фыркнув, он посмотрел на мою футболку.

— Думаю, что коричневый не твой цвет.

Моя улыбка осталась такой же широкой, я терпеливо ждал, пока он снова обратит на меня внимание.

— Кира сказала тебе, что видела нас, да? — улыбнувшись еще шире, я кивнул. Эван закатил глаза и пробормотал: — Ладно… Ты был прав.

Приложив палец к уху, я склонил голову набок и спросил:

— Что-что?

Он прищурился, глядя на меня своими темными глазами.

— Ты был прав. Придурок, — он расплылся в глупой влюбленной улыбке. — Она мне нравится.

Рассмеявшись, я откинулась на спинку стула.

— Да уж, знаю, — когда он покачал головой, я добавил: — Эй, Эван… Я же тебе говорил.

Мы все еще играли ту эмоциональную песню, которую я написал для Киры, на каждом выступлении. Как всегда, я отключался от всего мира и пел ее только Кире. Она каждый раз плакала, и это согревало мое сердце. Отчасти я думал, что наш разрыв не сказался на ней так уж серьезно, но она страдала, плакала и уходила с головой в учебу. Она была так же раздавлена внутри. Меня даже успокаивало то, что ей было так же тяжело, как и мне.

Однажды вечером, когда мы исполнили эту песню, я спрыгнул со сцены и бросился к Кире. Мне пришлось продираться через море блуждающих пальцев и жаждущих ртов, чтобы сделать это, но в конце концов я добрался до Киры более или менее невредимый. Она с улыбкой покачала головой, но потом мои губы коснулись ее губ, и у нее не было возможности сделать что-либо еще, кроме как поцеловать меня в ответ. Толпа разразилась криками и свистом, а я лишь еще крепче прижал ее к себе. Думаю, большая часть аудитории решила, что это было частью шоу, и что они могли бы сделать что-то подобное со мной позже, но этому не бывать.

— Сегодня к тебе? — спросил я, когда наконец оторвался от нее.

Закусив губу, Кира кивнула. Потом она шлепнула меня по заднице и толкнула обратно к сцене. Дразнилка. Я закончил оставшуюся часть концерта, представляя, как ее ноги обвиваются вокруг меня, как ее пальцы впиваются в мои волосы, и как тяжело она стонет прямо мне на ухо. Мне не терпелось остаться с ней наедине.

Прошло несколько часов, но в конце концов мы вошли в квартиру, где Кира жила вместе с Анной. Мне было интересно, как долго она пробудет здесь со своей сестрой, но, как и с сексом, с совместной жизнью нам не хотелось торопиться. Всему свое время.

Войдя в их маленькую гостиную, я провел пальцами по спинке удобного кресла, которое я отдал Кире. Подойдя ко мне сзади, она обняла меня за талию.

— Я удивилась, что ты отдал его мне. И радовалась. И грустила.

Я повернулся, чтобы посмотреть на нее, и она пожала плечами.

— Оно напоминало мне о тебе.

— Все напоминало мне о тебе, но этого было недостаточно, — кивнул я. — Мне нужно было что-то постоянное.

Я прикоснулся к татуировке над своим сердцем и посмотрел Кире в глаза. Она была для меня всем. Взгляд Киры затуманился.

— Ты удивительный, — сказала она, снимая с меня куртку.

— Во мне нет ничего удивительного, — ответил я, помогая ей снять пальто.

Ухмыльнувшись, Кира потянула меня за нижнюю часть рубашки, уводя нас в коридор.

— Я знаю около пятидесяти тысячи девушек, которые не согласились бы с такой оценкой.

Я приподнял бровь, глядя на нее.

— Пятьдесят тысяч? Ну и ну, вот это я занятой человек.

Она встала спиной к двери своей спальни и притянула меня к себе.

— Не все вращается вокруг секса, Келлан.

Шагнув вперед, я прижался к ней всем телом.

— Я знаю.

Губы Киры приоткрылись, и она подняла голову, будто хотела, чтобы я поцеловал ее. Я наклонился, как бы собираясь сделать это, но потом я открыл дверь в ее комнату, и мы оба ввалились внутрь. Хихикая, Кира назвала меня капризным ребенком, а я ногой захлопнул дверь. Мои губы скользнули к ее шее и рукам, руки обхватили ее за талию. Она перестала смеяться и удовлетворенно вздохнула. Боже, как мне нравилось держать ее в объятиях, прикасаться к ней… быть с ней.