Безрассудный

Мы с Денни никогда не обсуждали Киру, кроме одного случая, когда он ворчал из-за того, что я с ней не встречаюсь. Она стала негласной запретной темой. Но нам было о чем поговорить, что тут же отразилось на моих телефонных счетах. Однако начало восстановления нашей разрушенной дружбы стоит того.

Глава 34. Высвободить эмоции

После того неприятного момента в баре я перестал пить. Вместо того, чтобы топить свои проблемы в алкоголе, я направил свое отчаянное желание высвободить накопившиеся эмоции в работу. Я набрасывал тексты с тех самых пор, как мы с Кирой разошлись, и наконец закончил песню, которую писал о ней. Дописав ее, я понял, что не хочу делиться печальными воспоминаниями о Кире со всем миром. Но Эван переубедил меня. Сказал, что мне будет полезно спеть о своей боли. И хотя в прошлый раз, когда я написал песню для Киры, Эван был против добавления ее в наш репертуар, сейчас он не возражал, потому что единственный человек, которому из-за этой песни будет больно — я.

Впервые мы исполнили ее в баре «Пита». Я слегка переживал, что не смогу допеть до конца, на репетициях голос пару раз срывался, хотя обычно со мной такого не бывало. Я сто раз пел душераздирающие песни, и все было нормально. Но эта… Эта была особенной.

Наверное, это самая эмоциональная песня, которую я когда-либо писал. Даже больше, чем там прощальная песня Кире. В новой песне я рассказывал о нашем последнем моменте на парковке, когда наши жизни изменились навсегда. Я расписал наше расставание в мельчайших подробностях. Затем рассказал о том, что происходит сейчас… Как я с трудом продираюсь через каждый новый день, боясь, что никогда не полюблю снова, что останусь одиноким, даже не будучи одним, потому что Кира всегда рядом, куда бы я ни пошел.

Эван с Мэттом подобрали медленный, спокойный аккомпанемент. Все отличалось от нашей обычной музыки, и я заметил, что люди даже стали слушать нас как-то иначе. На этой песне даже мой внешний вид переставал иметь значение. Она была очень специфической, заставляла всех людей в баре сосредоточиться на чем-то глубоком, настоящем. Благодаря ей я стал еще сильнее уважать тот вид искусства, который буквально спас мне жизнь. Если бы не музыка… Даже думать не о хочу о том, где бы я оказался без нее.

Пока я пел о своем горе, в баре стояла полная тишина. На строчке «Ты мой свет, и без тебя я утону во тьме» некоторые девушки возле сцены тайком вытирали слезы. Когда звучали слова «Я всегда рядом, хоть ты не видишь, не слышишь, не чувствуешь это» они начинали всхлипывать. Я закрывал глаза, чтобы не зацикливаться на них, и заканчивал песню так хорошо, как только умел. Эван был прав. Это гораздо лучше, чем заливать проблемы алкоголем каждый вечер. Теперь мы играем эту песню на каждом выступлении.

Конечно, я еще даже не приблизился к полному восстановлению. Пока все слишком сильно напоминало мне о Кире. Я беспокоился о ней, чувствовал пустоту, которая, должно быть, никогда не заполнится, но постепенно я снова начал улыбаться, разговаривать, хотя по-прежнему ни с кем не спал. Каждый вечер я возвращался один в пустой дом и сталкивался со стойким ощущением отчаяния, пропитавшим каждый уголок дома. Было очень тяжело, но я справлялся.

Иногда я любил думать, будто, когда я пою новую песню, Кира стоит среди зрителей. Закрывая глаза, я представлял, как она плачет вместе с девушками у сцены. Но она ни разу не пришла. Поэтому, как только песня заканчивалась, и я открывал глаза, моя фантазия рассеивалась. Пару раз приходила Анна, но ближе я к Кире не подбирался. То, что она больше не приходит в бар, съедало меня изнутри, но в то же время я понимал, что это даже к лучшему.

— Ну что, ты готов? — спросил Эван однажды в пятницу вечером, пристально глядя на меня в поисках признаков срыва. Но в последнее время со мной такого не случалось, так что у него на это ушло не больше пары секунд.

— Всегда готов, — ответил я. Оглянувшись, я посмотрел на Дженни и снова на Эвана. — А ты готов признать поражение? Уж больно ты упрямишься.

Эван нахмурил брови.

— О чем ты вообще говоришь? — он заметил, куда я смотрю, и закатил глаза. — Хватит прикидываться свахой, Келл. Ты в этом ни черта не смыслишь.

Усмехнувшись, он похлопал меня по плечу и запрыгнул на сцену под гул аплодисментов.

Я покачал головой. Эван флиртовал с Дженни так, будто у них медовый месяц, и Дженни отвечала ему взаимностью, но ни один из них не осмеливался начать отношения. И это сбивает с толку, наверное, скоро придется устраивать интервенцию.

Я собирался взойти на сцену вслед за Эваном, но вдруг заметил в толпе Анну, которая активно махала мне рукой. Я взглянул на Гриффина, думаю, эти знаки предназначены ему, но, снова посмотрев на Анну, понял, что именно меня она просит подождать ее. Нахмурившись, я задержался у столика и ждал, пока Анна пробьется сквозь толпу. За ней продвигалась группка девушек, который тут же заняли места в первом ряду.

— Что случилось? — спросил я, думая лишь том, как бы мне хотелось, чтобы Анна была голубоглазой блондинкой и не была так похожа на Киру.

— Ты сегодня будешь… петь ту песню? — она прикусила губу, будто сомневаясь в чем-то.

Ей не пришлось уточнять, о какой песне речь. Я точно знал. что она имеет в виду.

— Да, она в середине сета, как обычно, — кивнув, ответил я.

— Отлично, — коротко улыбнулась Анна.

— В смысле? — сказал я, сощурившись.

От лишь отмахнулась.

— Одна моя подруга хотела ее послушать.

И прежде, чем я успел ответить, Анна начала прокладывать путь обратно к своим друзьям. Ладно, это было как-то странно.

Забыв об Анне, я взобрался на сцену и поприветствовал фанатов. От их ответных криков у меня зазвенело в ушах. Я улыбнулся, думая, что хоть что-то в моей жизни осталось прежним. Люди, которые приходили послушать нас, были все такими же шумными, страстные и преданными, и я ценил каждого из них.

Эван заиграл вступление первой песни сета, и концерт начался. Фанаты танцевали, над нами мелькал свет, гремела музыка. Я расслабился и позволил себе ненадолго забыть о боли. Когда подошла очередь песни Киры, моя легкость частично исчезла. Начало всегда давалось мне сложнее всего. Готовясь к исполнению этой песни, я должен был дать разрушиться тем стенам, которые я выстроил вокруг себя, чтобы все эмоции были искренними. Это изматывало, но облегчение, которое испытываешь после, стоит того. Будто берешь губку и стираешь все капельки воды до последней. После этой песни я чувствовал себя обновленным. Я чувствовал, что могу пережить еще один день.

Незадолго до песни Киры я заметил, что Анны в зале нет. Наверное, ее подруга устала ждать. Странно.

Когда песня закончилась, около бара началась какая-то шумиха, но я сосредоточился на фанатах, стоявших передо мной. Песня Киры была следующей, так что мне нужно было забыть обо всем и постараться спеть ее идеально. Мне нравилось думать, что каждый раз, как я пою ее, Кира каким-то образом слышит это, и мне хотелось, чтобы в моем исполнении не было изъянов.

Песня началась, и я прикрыл глаза. мое тело буквально впитывало каждое слово, и я позволил своей защите пасть. Вот он я. Такой как есть, предстал перед всем миром. Я чувствовал себя обнаженным и одновременно свободным. Больше нет никаких секретов, лжи, вины. Только я, печальная музыка и слова о глубокой преданности той, которую я никогда не смогу по-настоящему отпустить.

Я пел о своей любви и потере, о том, как нуждаюсь в Кире и стыжусь этого. О, как я пытаюсь попрощаться с ней и как каждый день чувствую ее рядом с собой. Когда подошел черед длинной инструментальной части песни, я покачивался в ритм музыке, представляя, что Кира наблюдает за мной и слушает, как я раскрываю свое сердце. В моем воображение, она всегда плакала. Это значило, что ей все еще не все равно.

Некоторые моменты нашего романа прокручивались у меня в голове, пока я ждал своей очереди вступить. То самое неловкое первое рукопожатие. Первое ободряющее объятие. Первый пьяный поцелуй, секс и то, как мы обнимались, лежа на диване. То, как она сказала: «Я люблю тебя». Все это пронеслось в моем сознании за какие-то миллисекунды.