Безумец и его сыновья

Плут еще больше обрадовался:

— Давно уже нас не встречали кровом да ужином. А то все в краях здешних закрывают ставни при нашем-то приближении. Тушат всякий огонь — лишь бы не прибились мы на ночлег.

Монах заупрямился:

— Пойдем отсюда в ночной лес. Вижу открытые двери, но не вижу икон на стенах. Недоброе дело без Божиих икон!

— Да что ты! — вскричал товарищ. — Готов я печку делить с самим чертом, лишь бы хоть раз в тепле выспаться. Меня с лежанки веревкой не вытянешь! Какое до молитв дело, когда потянуло ужином?

Монах сказал:

— Чую — будешь ты рад ночному лесу, благословишь бесприютную дорогу.

Позвала их вечерять старуха и выставила невиданный ужин — полные плошки мяса и кружки с вином. Когда она вышла, сказал монах:

— Не ешь того мяса, не пей вина.

Плут взялся ругать товарища:

— Не у тебя живот прилип к самому хребту? А не готовились мы еще утром глодать осину, заедать ее кореньями?

Монах твердил:

— Уйдем, заночуем в лесу.

Возмутился плут:

— Вот-вот пометет метелью за окнами. Ешь, пей, да благодарствуй хозяюшку. Где ты найдешь еще мяса с вином?

Потянулся он к еде, но монах под стол выбросил мясо, вылил вино. Здесь и вернулась хозяйка:

— Все ли съели, выпили?

Плут, злясь на спутника, сказал:

— Славно отужинали.

А монах сказал:

— Не почитать на ночь Евангелие, не вспомнить само Писание?

Замахала старуха руками, затушила поспешно лучины, взялась уговаривать:

— Полезайте на печь, устали вы с дороги. А я здесь прикорну, на лавочке!

Легли они — плут захрапел. Но не спалось монаху. Вот кто-то ночью стукнул в окошко. Впустила старуха внучку. Стали они шепотком разговаривать:

— А что, бабушка, что, милая, спят наши овечки, посапывают?

— Спят, спят, внученька, не проснуться им от винца!

— А что, бабушка, готовы котлы и шкварни?

Старуха ответила:

— Зачем мне шкварни? Люблю пробавляться сырым мясцом, перегрызать сладки жилы зубами.

— Крепки, видно, твои зубы, бабушка, — с завистью сказала внучка.

— А это, милая, с человечьих жилок-прожилочек — будут от них зубы — кремни, как бывали еще у моего батюшки. От свежей-то крови с сырцом и румянец играет, и моложе делаешься…

И сказала бабушка, выпроваживая внучку:

— Ну, зови скорее едоков! Пусть несут с собой сковороды. Видно, крепко согрело вино овец. Я же приготовлю пока дровишек.

Как вышла старуха, монах плута разбудил да все тому рассказал. Проснулись у пройдохи зубы. Вскочил проверять котлы да бадьи за печкою — и увидал повсюду человечину. Сделался плут полотном:

— Не сняли с меня шкуру комиссары, не повесили казачки, видно, лишь для того, чтоб ободрали меня волколаки! Ох, и ловко нас, грешных, отделают!

Ответил монах:

— Встанем по обе стороны двери. Войдет ведьма с вязанкой, бежать бросимся — а там и Каурая. Господь нас не оставит!

Вернулась старуха, толкнул ее плут на котлы с чанами:

— Ишь, чего удумала, проклятая. Зубы свои человечиной оттачивать!

Завопила ведьма, возгорелись огни по деревне — спешили уже гости к ужину. Отвязал плут Каурую, сам на нее вскочил и дождался товарища. И так закричал, поддавая пятками ее бока:

— Выручай, ленивая! Не тебя ль жалели до поры до времени?

Подгонял он лошадку, целовал ее холку.

Монах же за спиною его читал молитвы.

8

Наутро попалась еще деревня: плут с монахом стучали в избы. Открыла одна старуха ветхую избенку. Плут набросился на старую:

— Нет ли у тебя кадок с человечиной? Не любишь свеженького сырца да студенька из человеческих косточек?

Зашамкала беззубая старуха:

— Мне помирать скоро, оттого и отворила безбоязненно. Мясо мое давно с костей слезло, немного вы его наскребете. Бояться мне нечего, жду не дождусь, когда предстану перед Христом!

В избе увидали они иконы. Шепнул монах:

— Здесь не будет подвоха.

Спрашивал плут бабушку:

— Отчего у вас от путничков прячутся? На все засовы запираются?

Та поведала:

— Оттого мы пугливые, что не стало никакого житья от нечисти. И в спокойные времена бывало разное — с этой же войны вовсе лютуют оборотни. Мы на кладбище не ходим уже давно, а кто помрет, сбиваемся кучей и хороним быстро, с опаской. Только часто наутро могилы вырыты, покойники достаны — видно, что не звери пируют над ними! А сейчас и вовсе худо стало! Взялись ходить оборотни по деревням, врываются в избы, как волки в овчарню, — с недавних пор и к нам повадились. И заведено у злодеев — как постучат кому ночью в избу, знай, на следующую ночку и пожалуют!

Поглядел на монаха плут:

— Не пора уносить ноги от здешних мест? Разве отыщется Бог посреди вурдалаков?

Монах его не слушал:

— Позови-ка всех, бабушка!

— Что ты надумал? — взъярился товарищ. — Ты ли не видел наполненные чаны? Не слышал, как клацают волколачьи зубы?

Отвечал монах:

— Негоже детей да вдов оставлять на съедение!

Побежала бабка звать народ, собрались стар и млад. Мужички здесь оказались хлипкими — кто без руки вернулся с войны, кто скрипел деревяшкой. Взвился плут:

— Не с ними пойдешь? Хороши будут помощники! Из трех молодцов едва соберем одного!

Монах спрашивал:

— К кому последней ночью стучались гости?

Вышла одна вдова. Наказал монах:

— Отправляйся нынче к соседям, а я в избе твоей заночую.

Не сдержался пройдоха:

— Куда же ты напрашиваешься? Не терпится пойти на холодец внучке да бабушке с родственничками? Да в уме ты, в полном здравии? Оставаться на верную гибель! Нет, такого я не выдержу, пойду запрягать Каурую. Подамся прочь, пока засветло!

Не слушал монах товарища, наказывал принести к себе все иконы и свечи.

А сам направился в избу.

Плут, увидав такое, бросил шапку оземь:

— Беги не беги, а суждено — везде подберет Костлявая! Однако, много одной молитвой сделаешь?

Подозвал он калек-мужичков:

— А что, сермяжные, не ставили вы на зверя капканы, не рыли ямы? Кто из вас на самого хозяина хаживал, загонял кабанов в западни? Несите-ка заступы! Не впервой мне разговаривать с землицей!

И тогда взялись покалеченные помогать. Плут возле порога избы, в которой молился монах, вырыл яму. Послал он баб за ветками и жердями, заложил ловушку досками, нащипал лучин, наготовил хворосту. А здесь и снег подоспел — заворошил ловушку.