Безумец и его сыновья
Шрифт:
Как свечерело, послышался в перелесочке вой. Воскликнул Алешка:
— То не гости долгожданные собираются отужинать?
Подал знак попрятавшимся мужикам. Сам же говаривал:
— Если бы верил я в поповские бредни, как мой несчастный монашек, искрестился бы весь, изошелся на причитания…
Улеглась метель, небо сделалось черным, и ждала приготовившаяся деревня. Послышался слабый шорох, хруст веток, и сказал себе Алешка:
— Точно, идут наши гости.
Подскочили волколаки к избе. Такой вели между собой
— Вот уже сбились овцы в овчарне, давно на них наточены ножи. Не голодать нам зимой.
Пробежали по укрытой яме и принялись скрябать дверь. И достали топоры и ножи. Плут, видя их близко, слыша их дыхание, едва держался, чтоб не выдать себя зубами.
Открылась дверь — заскочили в избу охотнички; горели там свечи, сияли перед иконами лампадки, монах осенял себя крестом. Растерялись злодеи — свет ударил им по глазам, завопил тогда Алешка:
— Ну-ка, мужики, не медлите!
И бросился разбирать доски. От истошного его крика, от молитвы да креста волколаки подались назад, в кромешную темень — и повалились в яму. Вопил плут что есть мочи:
— Не мешкайте, засыпайте ветками, хворостом, зажигайте лучины, готовьте колы!
Отовсюду уже бежали с хворостом. Посветил плут зажженной лучиной и разглядел в западне косматых татей, а с ними знакомых бабку да внученьку. Он вскричал:
— Попалась добыча! Задумали откушать и приготовили уже чаны, а самих поймала землица себе на пропитание!
Многие узнали пойманных:
— Вот кто покойников поедал, выкапывая! Вот кто утаскивал детей да невинных девушек!
Загудел огонь, и страшно завыли оборотни. Монах же творил молитву. Крестились жители, говоря:
— Волки пропадают в огне, нелюдей поглощает земля!
Плут не унимался, со всех сторон подкладывая дровишки:
— То-то отменное нынче приготовится жаркое.
Поднялся над западней огненный столб. Налегали женщины на лопаты, засыпая яму, малые дети, помогая им, споро кидали земляные комья.
Бросились затем все к избавителям и плакали от счастья. И тащили им последнее в благодарность. Алешка взялся за любимое дело: в узлы засыпал картошку и редьку, не брезговал отрубями и мочеными яблоками:
— Все сгодится путничкам.
Взялся он нагружать Каурую — кобыла упиралась и фыркала, плут же ее приветствовал:
— Что же ты, вражина, упрямишься? Посмотри на узлы — верный знак, что не пустим тебя под нож!
Так он мурлыкал. Монах, увидев это, укоризненно сказал:
— Негоже отбирать последнее у вдов, у детишек. Стоит нам о завтрашнем дне заботиться? Господь о нас позаботится!
Приказал взять лишь пару луковиц да немного пшена. И, благословив жителей, поспешил в дорогу. Мрачный товарищ со вздохом послушавшись, едва его догонял. И сокрушаясь, грозил Каурой:
— Нечего тебе радостно помахивать ушами! Не ты ли останешься без шкуры, когда позабудет про нас Господь!
ГЛАВА IX
Зимой добрались они до Архангельска.
Шагал монах,
опираясь на посох, развевались его длинные волосы, и было ему не зябко в ветхом платье, в развалившихся сапогах. Следом плут приплясывал от холода.Праведный твердил:
— Не дошли досюда безбожники! Остались монастыри и скиты.
Плут обрадовался концу путешествия:
— Стоять здесь должны нетронутыми деревни, богатыми села.
Но попались им навстречу испуганные горожане и обращались к пришедшим:
— Куда вы явились — прямо к черту в лапы! Подстрелят вас комиссары, как многих наших попов уже подстрелили. Попадетесь на глаза самим чекистам — обтянуты их барабаны кожей служителей Божиих. То-то разгуливают по городу молодцы, сшибают кресты с церквушек и сбрасывают колокола. Так они забавляются, хвастаются — кто более убьет да замучит священников. Один бьет пятерых, а другой за десятерых принимается!
Плут воскликнул:
— А что, люди добрые, есть ли еще место, куда не добрались большевики? Есть хоть один медвежий угол, где бы не трепыхались их флаги?
Вздыхали жители Архангельска:
— Одно знаем — от двух морей до третьего — все ими занято, вот уже повсюду строят новое царство!
Вскричал плут монаху:
— Где же ты отыщешь теперь своих странничков? Не пора тебе скидывать платье, стаскивать крест? Подстригай-ка гриву! Готов я послужить брадобреем!
Монах не слушал товарища.
Взялся по северным деревням расхаживать, словно не замечая повсюду комиссарские флаги.
И взывал к народу:
— Ищите Господа! По всем дорогам смотрите следы Его, припадайте к самой земле — не слышно шагов, не слышно посошного скрипа? Напрягайте глаза свои — не Его скрывает вьюга за околицей, не Он ли к нам возвращается?
И еще взывал:
— Ночами прислушайтесь — не Господь ли в зябкую ночь пройдет мимо ваших окон? Сам постучит обогреться — ждите Его и отпирайте немедля!
И твердил повсюду, бесстрашный:
— Того примите, не мешкая, кто будет молить о помощи, взывать к милосердию, чьи раны будут гнойны и ужасны. Истинно, Он испытует!
Возвещал повсюду:
— Ходит Господь по дорогам!
Старухи плакали:
— Прячьтесь, вон уже рыскают чекистские отряды. Неровен час, схватят вас комиссары. Видано дело — по безбожной Руси не прятаться монаху! Жгут уже храмы, топчут кресты Господни и плюют в само небо. Видно, нет сюда ходу и Господу!
Отвечал монах:
— Где Ему быть, как не здесь в окаянные дни?
Пророчили странникам бывалые люди:
— Умываться вам своей кровью в подвалах, захрустят ваши косточки, когда вздернут вас палачи на дыбу. И слова более не молвите — вырвут калеными щипцами ваши языки. На архангельских заборах головы священников с выколотыми глазами, с вырванными языками давно красуются.
Не слышал монах тех пророчеств:
— Истинно, ходит Господь по дорогам!
И взывал: