Безумец и его сыновья

Наутро проснулся грешник в одном исподнем в канаве — даже сапоги его были сняты. Кинулся на базар — там плут на гармошке наигрывал.

Алешка, как ни в чем не бывало, ему подмигивал:

— Сдержал я слово! Да ты, дядя, нынче чист полностью, даже сапоги твои заложены!

Завыл тот, набежала милиция. Нашлись и свидетели:

— Ловите, ловите того гармониста, за хлопки играющего — золотыми оказываются те хлопки. Оплачиваем своими слезами его частушки!

Щедро наградили его тумаками, угостили и прикладами и волокли на допрос:

— Будет тебе нынче праздник, как предстанешь перед Самим! Небо с овчинку тебе, вору, покажется!

Взмолился плут:

— Кто такой Сам, коли им так пугаете? Не в пору ли мне готовиться к смерти?

Ему отвечали, ссужая подзатыльниками:

— Суров наш начальник, грозен, он рассудит, как с тобой, вором, поступать по справедливости. Прикажет повесить — вздернем играючи. А, может, помилует — считай, родился ты тогда в рубашке.

Горько пожалел обманщик:

— Зря сбежал я от монаха!

Один из чекистов сказал:

— Ты, вроде, на гармошечке наигрываешь? Любит наш комиссар гармошку. Был у него, сказывают, товарищ — бойкий гармонист — он по своему другу сильно сокрушается, слезы льет — сумеешь его разжалобить, может, тебя и помилует.

Привели пойманного в бывший господский дом, где проживал начальник. Алешка все расспрашивал:

— Скажите, каков он из себя? Не богатырского роста? А то возьмет одной ладонью, а другой и прихлопнет. Раздавит своими сапожищами, как давят запечных тараканов!

Караул на то только подсмеивался.

Совсем плут понурился, зная — не стоит шутить с комиссарами, не разбирают чекисты прибауток да россказней. И ввели тогда вора к Самому. Был грозный начальник вовсе маленького роста, щеголял в кожаной тужурке, в папахе, с шашкою. Алешку к нему подталкивали: «Вот каков он, Телентий Иванович! Трепещи, в ноги кланяйся!»

Плут же несказанно обрадовался. Бросился обманщик к тому комиссару и так вопил во все горло:

— Жив, жив дружок мой ласковый, потерянный товарищ!

Зашумели чекисты:

— Как он смеет обнимать начальника?

Сам же Теля, позабыв важность, спешил навстречу, полились его восторженные слезы. Плут, обнимая дружка, так раздумывал: «Далеко залетел мой помощник! Видно, большая нынче потребность в дураках!» И наказывал Теля караулу:

— Поднесите водки с закуской да оставьте нас с товарищем!

Остались они вдвоем, взялись попивать. Позавидовал Алешка глупому:

— Видно по тебе — сладка комиссарская власть! Ан, не выпишешь и мне мандата? Не справишь, Теля, справочку? Хочу и я покомиссарствовать. Набрала новая власть себе дураков, отчего ей не взять и пересмешников?

Велел дурак ни в чем другу своему не отказывать. Тотчас повели плута по складам, выискивая ему сапоги с тужуркой да фуражку со звездою.

8

Явился новый комиссар в глухую деревню.

Набежали мужики и бабы:

— Кто ты? Откуда?

— А то не видите? Встречайте, лапотные, свою власть! Подавайте избу с полатями да кринку молока, да чашку сметаны!

Проводили его в лучшую избу — были там полати с овчиной, поставили кринки с молоком и сметаной. Макал плут хлеб в те кринки, текла по щекам сметана, растянулся он на полатях: «Славно на Руси комиссарствовать».

И захрапел.

Но не долго пришлось ему пробавляться сном. Явились наутро жители, прилепились, как репейники:

— Ты, мил человек, новая власть, давай, налаживай нам жизнь! Опостылело нам прежнее житье при царях, помещиках. Хотим немедля счастья!

Плут сказал, почесав в затылке:

— Вот вам указ — пусть будут общими козы с коровами, овцы с баранами, плетни с огородами, горшки да ухвати, печи да погреба. Свезите-ка во двор моей избы все имущество!

И вновь повалился на полати, взялся чавкать сметаной.

Заголосили бабы — с каждой тряпкой горестно было им прощаться. Однако мужья на них цыкнули:

— Полно жалеть ломаные лавки! Полно печалиться о пустых горшках!

Взялись свозить во двор добро — дня не прошло, навели коров, пинками подгоняли упрямых коз, гнали блеющих овец, волокли собак и кошек и снесли жалкие пожитки, отбиваясь от безутешных жен. Сложив и пригнав все, звали плута. И так сказали:

— Вот, все собрали, как велено. Но что-то не чуем счастья!

Алешка не долго думал:

— Тащите теперь в общий котел все, что полезет в рот, — муку ли, хлеба или меда — сообща вам добром владеть, сообща и питаться будете.

Еще громче завыли бабы. На них мужья крикнули:

— Делайте, дуры, что велено.

И взялись скрести по сусекам, бросились по погребам, по амбарам, и то, что не вымела война, вымели. Развели во дворе костер и выставили преогромный котел. Собрались возле того котла с ложками.

Когда каша кончилась, бросились к начальнику, приставали да спрашивали:

— Что-то к нам не пожаловало счастье! Чего еще, может, надобно?

Алешка, оторванный от кринок, взъярился:

— Вот вам третье поручение. С этого дня объявляю всех ваших баб общими — кто захочет, может сходиться с каждой. Какое без баб полное счастье? Веди-ка жен во двор!

Тогда одни закричали:

— Правильно!

Другие сильно тому воспротивились. Поднялся по всей деревне бабский крик. Многие мужья, опечалясь, успокаивали своих жен:

— Вот на сей раз обещал комиссар полное счастье!

Привели баб и девок и приступили делить. Сделались шум да гомон между самими мужиками — никто не хотел рябую да старую, но все пожелали румяных и грудастых. Озлобились спорщики и были готовы, засучив рукава, схватиться стенка на стенку. Их плут успокоил, сдвинув набок фуражку, оправляя гимнастерку, подкручивая усы:

— Сам я займусь распределением.

Тотчас сунулся к бабам Алешка, схватился выбирать себе лебедушку. Взревели тогда немногие верные мужья:

— Что же это, братцы, за счастье, коли отдадим своих жен и дочерей косорылым соседям?