Безумные сказки Андрея Ангелова

* * *

…Зазвонил мой мобильный. Безумный аттракцион невиданной крутости благополучно закончился. Я снова стоял на бетонном пятачке возле дверей моего подъезда.

— Добрый вечер, — промямлил сосед, волочивший на поводке упирающегося спаниеля. Столкнувшись со мной нос к носу, он не испугался и не удивился, потому что внешне я выглядел вполне пристойно, разве только дыхание немного сбилось.

— Здрав… — я запнулся на полуслове, очумело таращась на застывшую неподалеку черную иномарку седьмой серии, с которой тоже всё было в полном порядке. Я судорожно проглотил слюну, и ответил на телефонный звонок.

— Да.

— Ты что, уснул? — прозвучал в трубке раздраженный голос Семёна.

— Да.

— Жду тебя утром, часикам к десяти. Успеешь?

— Да.

— Тогда пока.

— Пока.

В трубке послышались короткие гудки, и вместе с тем ледяной ужас подкрался к сердцу и впился в него острыми клыками.

«Дурдом, — шепнул внутренний голос. — Это уже шизофрения, Вадик!».

— Нет! Нет! — крикнул я. — Я — нормальный. Нормальный, вашу мать!

«Понимаю, — усмехнулся внутренний голос. — Легче поверить в высадку марсиан или в пришествие Антихриста, чем в собственное сумасшествие».

Что-то блеснуло в руке. Я настороженно посмотрел на дисплей мобильного и нервно хихикнул: на нем отражался телефонный номер Любы! Он был уже набран! Сразу стало легче. Ледяной ужас выпустил сердце и заполз в какое-то потаённое убежище, чтобы отсидеться там до «лучших времен».

— Алё, — весело проворковала трубка. — Я смотрю «Новости», такой магнитной бури наш город не знал 500 лет. Представляешь!..

Я слабо себе это представлял, но верил Любе.

— Как твои дела? — спросила она.

— Лучше не бывает, — я силился унять нервную дрожь.

— Поздравляю.

— Спасибо. Давай, увидимся завтра?

— Когда?

— Вечером. В семь.

— Хорошо. А куда мы пойдем?

— Ты любишь театр?

— Да, очень.

— Тогда мы пойдем в театр.

Вечером следующего дня мы с Любой встретились в «Доме кино», где давали модную антрепризу по Достоевскому. Время до начала спектакля скоротали в буфете за чашечкой кофе и обсуждением магнитной бури, что вчера накрыла наш город. Потом кратко обсудили неурожай кактусов в Костроме, нашествие саранчи на южные районы Антарктиды и волну миграции тюленей из трущоб Караганды в элитные кварталы Каракумов. Мы также хотели посудачить о высадке марсиан, о пришествии Антихриста и о приступах шизофрении. Но не успели, прозвенел звонок.

Оказавшись в полумраке зрительного зала, я смог на какое-то время отдаться сам себе, и уткнулся невидящим взглядом в бедные декорации, на фоне которых трудились изуродованные гримом артисты. Я мысленно зарылся в ворох проблем, вызванных предложением мудрейшего Виктора Николаевича. В какой-то момент в голове воскрес утренний разговор с Семёном, состоявшийся в его конторе.

* * *

…Сцена и зрительный зал уступили место убогой комнатушке для допросов, где сквозь маленькое зарешеченное оконце еле-еле пробивается дневной бледный свет. Там, за деревянным столом с выдвижными ящиками (такое барахло стыдно даже выбрасывать на помойку), на стуле с тонкими металлическими ножками (вероятно позаимствованном из школьной столовки семидесятых годов) — размещался угрюмый и озадаченный я, а напротив печально дымил окурком роденовский мыслитель в исполнении моего бывшего одноклассника.

— Думаю, что наружки за тобой больше не будет. Это была разовая акция устрашения, — заключил он, выслушав мои воспоминания о вчерашнем дне. — Я подозревал, что такое может случиться. Только Миша здесь совершенно не причём. Ты попросил его познакомить тебя с Виктором Николаевичем. Он познакомил. Какие к нему вопросы? А Виктор Николаевич послушал тебя, почесал репу и подумал: «Чего он гонит? Какие проценты? Какие бонусы? Куплю-ка я его с потрохами и делу конец».

— А если не купит? — осторожно поинтересовался я.

Семён внимательно посмотрел мне в глаза и ответил:

— Для него ты мелкая сошка и бизнес твой не такой сладкий кусок, чтобы фигура его масштаба стала из-за него мараться. Это понятно. Беда в том, что такие люди, как он, всегда привыкли получать то, чего они хотят. Дальше делай выводы сам.

— Ты поможешь отделаться от него?

— Надеюсь, речь идет не о физическом устранении?

— Нет, конечно. За кого ты меня принимаешь?

— За растерянного человека, который считает, что его загнали в угол.

— Ты ошибаешься.

— Хотелось бы верить, — Семён обреченно вздохнул. — Ну что ж, будем готовиться к неприятностям.

* * *

Зрительный зал взорвался аплодисментами. Мы с Любой поддержали зал и вышли на улицу. По пути к автомобильной стоянке я пригласил Любу поужинать в ресторане. Она отрицательно покачала головой, решительно взяла меня под руку и заявила тоном, не терпящим возражений:

— Поужинаем у меня.

«Это что-то новенькое. Такого мы ещё не проходили», — мелькнула мысль.

Заглянув ей в глаза, я спросил с притворным сомнением в голосе:

— А ты умеешь готовить?

— Боишься, что отравлю? — она лукаво улыбнулась.

— Ты способна отравить Горемыку?

— Возможно.

От её ответа жуткий холодок напомнил о себе, а вместе с ним недавние подозрения вновь закрались в душу и, видимо, проступили на лице. Заметив мою растерянность, красавица рассмеялась так легко и задорно, что я мгновенно позабыл о них и рассмеялся вместе с ней.

По дороге Люба рассказала, что проживает с пятилетней дочкой, в крошечной двухкомнатной квартирке, на третьем этаже хрущёвской пятиэтажки, доставшейся ей по наследству от бабушки. Квартирка, конечно, не ахти, но она не унывает, а напротив, радуется тому, что имеет.

Было около одиннадцати часов, когда мы бесшумно, чтобы не разбудить спящего ребёнка, просочились в её скромное жилище и, тихонько хихикая, как заговорщики, оказались на тесной кухоньке. Там поджидал меня скромный, но и роскошный ужин: бутылка шампанского, жареная курятина, картофельное пюре, маринованные огурчики и грибочки собственного производства, фрукты и пара овощных салатов.

— Очень вкусно, — заметил я, отправляя в рот очередную порцию курятины. — В тебе пропадает кулинарный талант.

— У меня много талантов, и уверяю тебя — они не пропадают, — заявила Люба.

— Огласишь?

— Может быть, это сделаешь ты, а я буду загибать пальцы?

— Понимаю. Врожденная скромность и всякое такое…

— Раз, — Люба загнула указательный палец.

Я улыбнулся. Она пристально посмотрела на меня и сказала строгим голосом:

— Перестань.

— Что?

— Думать о работе.

— Ладно.

— Нет. Этот ответ меня не устраивает. Поступим иначе: сейчас я щёлкну пальцами, и ты перестанешь. Договорились?