Безумные сказки Андрея Ангелова
Шрифт:
Саня справлял малую нужду на монастырскую стену, у коровника, когда услышал знакомый голос настоятеля:
— Сынок, зачем ты это делаешь?
Вор стряс последние капли, засунул естество в штаны, повернулся.
Игумен с укоризной разглядывал послушника, сложив руки на животе.
— Больше так не поступай… — продолжил Феофил. — Это наш дом… Негоже осквернять его… Для естественных нужд есть три туалета возле ворот… А сейчас иди за мной!
Сидоркин послушно двинулся за игуменом по дорожке, посыпанной опилками.
— Я тебе говорил, кажется, что у нас большое хозяйство! — рассказывал Феофил, широко
— Это храм? — вдруг прервал его разглагольствования Сидоркин, ткнув пальцем на одноглавое здание.
— Да, сынок, храм имени преподобного святителя Алексия! — произнёс Феофил, мимоходом взглядывая на церковь и, не останавливаясь, шествуя дальше. — Если ты хочешь причаститься, то бишь, укрепиться в вере, в Пасху будет такая возможность… Только прежде надо подготовить себя к таинству исповедью и строгим постом! — И тут же, без перехода, добавил:
— Как тебе в обители, немного освоился? Ты гдее? — он оглянулся.
Саня шёл позади почти задом, глядя на храм. Зацепился ногой за ногу, чуть не упал, ткнулся в настоятеля.
— Осторожнее! — поддержал Феофил.
— Благодарю, аббат! — карманник отстранился.
— Игумен! — возопил монах. — Я игумен Феофил! О, Господи! — он воздел руки к небу. — Вразуми хоть ты этого послушника!
Сидоркин изумлённо посмотрел на лицо настоятеля, искажённое страстной мукой:
— А, ну да, игумен… — произнёс он смущённо. — Прости, аббат, я постоянно забываю название твоей должности.
— У-уахх! — настоятель сжал кулаки, глянул бешеными глазами. — Чёрт побери! — тут же захлопнул рот, опасливо зыркнул на солнечное небо, перекрестился, проворчал. — С тобой и до греха недалече…
Дальше двинулись молча.
Возле туалетов «ЗИЛ» вываливал из кузова толстые чурки. За процессом наблюдали десять иноков. Сидоркин и игумен подошли к стоящим монахам.
— Поможешь порубить и перетаскать дрова! — кратко приказал настоятель Сане, поворачивая назад. Сделал три шага, оглянулся и добавил: — Зайдёшь ко мне в кабинет после ужина! Пойдём в часовенку и будем вместе молиться, чтобы Бог вразумил тебя на запоминание непривычных слов…
— Чёрт возьми, мне это надо? — пробормотал Сидоркин вслед. Фигура Феофила удалялась. Вор встряхнулся, подбежал к кабине «ЗИЛа», вспрыгнул на подножку:
— Слышь, братан, дай сигарету.
Шофёр протянул пачку.
— Я возьму пару? — спросил Саня.
— Бери, — усмехнулся водитель. — Ты здесь работаешь, нанятой?
— Я послушник! — вор вытащил две сигареты, сунул в карман.
— А чего одежда не монашеская?
— Я новообращённый, ещё не успел приобрести.
Карманник спрыгнул на землю, махнул рукой, осмотрелся.
Монахи стояли с другой стороны машины. Вдали настоятель входил в здание, где располагались кельи. Больше во дворе никого не было. Сидоркин устремил взгляд на шпиль колокольни. Тот ясно вырисовывался на фоне утреннего неба. Одинокое облако проплыло мимо.
Стараясь не привлекать внимания, Саня направился к колокольне. По старым деревянным ступеням поднялся на самый верх звонницы. Выудил из кармана зажигалку.
Прикурил, прикрывая ладонью огонек, и с удовольствием затянулся табачным дымком.Внизу стукнула дверь, раздалось топанье. Кто-то поднимался. Карманник напоследок жадно затянулся, выкинул оставшийся чинарик. Помахал рукой, разгоняя дым.
Тут же его взору предстал запыхавшийся Трифон.
— Я приметил, что ты вошёл сюда! — сказал тот, тяжело дыша. Приложил руку к сердцу, глубоко вздохнул. — Пойдём! Я погладил мою старую рясу, примеришь…
Сидоркин нехотя поплелся за монахом.
— Она ещё совсем новая! Я аккуратно носил! Просто маловата мне стала! — Не умолкал по дороге Трифон.
Инок в радостном возбуждении вошёл в келью. Схватил с топчана платье и протянул Сидоркину:
— На, надевай!
Саня напялил.
— Как на тебя сшита! — воскликнул Трифон, наклоняя голову вбок.
Сидоркин стоял посреди кельи и оглядывал себя. На нём топорщился длинный дьяконовский стихарь, в просторечии именуемый рясой.
— Зеркало есть? — спросил вор.
— Зеркал не держим! — бодро ответил инок. — Изобретение дьявола!
— Этот скупердяй изобрёл зееркалоо? — негромко поразился Саня, обращаясь сам к себе.
Впрочем, Трифон не слушал, он с детским восторгом на лице разглядывал одежду. Казалось, монах сейчас захлопает в ладоши.
— Повернись, брат! — попросил он.
Послушник послушно повернулся на 360 градусов.
— Нигде не жмёт? — проявил беспокойство инок.
— Сойдёт. Просторней, чем тюремная роба.
— Брат Трифон, можно тебя на минутку? — в келью заглянул монах, заросший до ушей бородой.
— Можно! — Трифон глянул последний разок на рясу и вышел.
— Ну что, в таком прикиде не стыдно и храм навестить, — рассудительно изрёк Сидоркин.
13. Брат Сергий
Сидоркин, облачённый в рясу, колол дрова, изредка поглядывая на храм. Ещё трое черноризцев занимались тем же — кто-то таскал в близлежащее строение готовые чурки, кто-то сортировал дерево.
К карманнику подошёл монах. [5]
Он был упитан. На полголовы ниже Сани. Бороды не было. Вернее, слабая щетина пробивалась, но бороды как таковой, не было. Вероятно, она просто плохо росла. Ну, что ещё? Тёмные волосы до шеи, пухлые щёки, нос кнопкой. Маленький, аккуратный, резко очерченный рот. И глаза — голубые и круглые, как у сиамского кота.
5
Вы когда-нибудь пробовали описывать монахов?
Палка-палка-огуречик, два глаза, нос, борода, ряса.
— Брат Алекса-андр! — позвал он тихо тонким голоском.
Сидоркин воткнул топор в чурку, разогнул поясницу:
— Ну?
— Ты не шутил вчера за ужином насчёт еды? Ты и сегодня есть не будешь? Я желаю занять очередь!
— Жрать хочешь? — ухмыльнулся карманник.
— Ага… — вздохнул собеседник.
— Тебя как зовут? — послушник внимательно, даже очень, присматривался к иноку.
— Брат Сергий… — монах глядел наивными глазами.
— Это ты меня впускал на территорию, когда я стучал? — припомнил вор.