Безвыходное пособие для демиурга

Впрочем, все это демагогия. А реальность такова, что вместо того, чтобы искать лазейку из этой тюрьмы сознания, я пристрастился к наркотику, который считаю литературным творчеством, и теперь из этой камеры меня и коврижками не выманить.

Кто я в реальности? Обычный студент. Человек без лица. Серая масса. Все мои рассказы потому и не закончены, что потуги написать нечто неординарное кончались осознанием того, что я просто не могу прыгнуть выше собственной головы.

А здесь, не смотря на то, что моими пальцами явно кто-то руководит, я ощущаю себя гением, творцом.

Где-то в глубине души я сомневаюсь, что мой роман может стать явью. Это мой щит от безумия. Но, в то же время, сама идея оживающего текста манит меня, притягивает, она завораживает.

Весь этот клубок противоречивых чувств и эмоций захлестывает меня, раздирает на части, но остановиться, не писать, а разобраться в своих желаниях, я тоже не могу. Стремление снова окунуться в мир волшебства сильнее доводов разума.

Что у меня было в жизни: школа, влюбленность, институт. Обычная накатанная колея стандартной жизни.

Дальше должны следовать: женитьба, работа, дети, закат любви, появление любовницы, муки совести, старение и смерть. Но дело в том, что я не хотел этого!

Мне кажется, что истинная любовь не умирает, и ничто не может ее убить. Просто не нужно путать любовь и влюбленность.

И я не хочу, не желаю, как все, заводить любовниц, потому что это и есть предательство самого себя, своей собственной любви. Это предательство своей души, а вовсе не измена Лере.

Я не хочу делать нелюбимую работу, потому что все так поступают. Мне не интересно вкалывать, чтобы было на что пожрать. Я не хочу воспитывать детей, то есть изначально ущемлять личность, вместо того, чтобы жить со своими будущими детьми на равных.

Я не желаю мучиться всеми этими глупостями и стареть от этого.

И больше всего меня не устраивает финал обывателя: когда человек вдруг оглядывается назад и видит, что он всю жизнь только и делал, что следовал нормам поведения в обществе, законам социума, мучился проблемами продвижения по службе, укреплению своего социального статуса. Я не хочу вдруг понять, что я все и всегда делал правильно, как положено, но был при этом глубоко несчастным.

Вырваться из этого омута, создать собственную судьбу мне может помочь только этот роман. И я не могу отказаться от него.

Можно придумать тысячу оправданий, но главная причина моего недовольства – это, что вот здесь и сейчас для полного счастья мне не хватает только Леры. Все остальное мне уже дали.

Я не знаю, что сейчас в моей книге увидит инквизитор, какую надпись и на каком диалекте, ведь сам я не знаю ни одного языка, кроме русского. Если я даже выгляну у своего героя из-за спины, то все равно ничего не пойму.

Но если я, по-прежнему, буду смотреть на мир его глазами – это будет самое невероятное приключение в моей жизни!

И пусть все написанное мной станет реальностью, но и это не удержит меня от соблазна дойти до конца и посмотреть, что же там, за последней дверью?

Было бы интересно однажды, когда мне перевалит за шестьдесят, открыть дверь собственного особняка и увидеть на пороге того инквизитора, которого я сейчас выдумываю.

Автор и его персонаж за бутылкой – мне кажется, что это не совсем шизофрения. Кто может похвастаться этим? А я смогу!

Ну, если, конечно, не найдется третья составляющая часть этого их чертового щита, разбитого богом Солнца.

Как там думал инквизитор: «Щит состоит из трех живых кусков: книги, инквизитора, художника».

Интересно, Малевич еще жив? А то он бы прекрасно вписался в этом триумвират. Может быть, это он и есть?

Я прошелся по комнате.

И вдруг меня словно дернуло: я здесь не один!

Я оглянулся.

За «ноутом» сидел призрачный человеческий фантом. Так вот кто вкладывает в мою голову мысли и образы! Ни какой это не бог, а чья-то неуспокоенная душа, а я – ее проводник.

Мне просто нужно дописать роман и меня, точно, вышвырнут обратно, возможно без электронного варианта книги. Обидно, конечно, но я ведь не страдаю провалами памяти. Я напишу ее заново. От начала и до конца, но уже сам, без всякого вмешательства потусторонней силы! Для меня так даже лучше.

Конечно, мне не удастся воспроизвести всяческие магические подробности, но я ведь писатель – не вспомню, так привру для красного словца!

Тот, кто сидел сейчас за «буком» был прозрачен. Это был женский силуэт, подозрительно напоминавший Леру.

Ну, правильно, в периодах между приступами черного вдохновения я только о ней и думаю. Кого же я еще могу увидеть за монитором, и не испытать при этом творческой ревности?

Но вот что интересно. Фантом не правил мою книгу, он просто ее читал.

Мне вдруг даже показалось, что эта моя, настоящая, живая Лера сидит в реальности и читает все, что я успел наваять.

Это вроде как если бы Интернет между мирами провели, вот Лерке и доступны мои файлы. И вижу-то я ее именно потому, что текст романа пока ни там, ни тут. Он висит между мирами и каждый, кто прикасается к нему, втягивается в эту буферную зону…

Похоже, еще неделя работы в этом мире – и я стану пациентом психиатрической больницы.

Но как еще можно объяснить то, что я вижу призрак Леры? Не умерла же она, на самом деле?

И тут чудовищная догадка опалила мой мозг: а вдруг это я умер, и никакие романы не помогут мне вернуться назад, к Лере. И потому я сейчас вижу ее, что душа моя неприкаянно болтается между мирами. Естественно, я могу здесь стать великим писателем (кто бы сомневался!), но вот вернуться в реальность – дудки!

У меня предательски защипало в носу.

Как же так? Выходит, я умер, и все это время обманывал сам себя? Конечно, тут и книги могут ожить, и соседки на мозги накапать, и даже крыши протекать. Здесь найдется все, что душе угодно, только не будет самого главного: любимого человека!

На кой черт, вообще, лезть из кожи, писать никому не нужный роман, если его, все равно, никто никогда не увидит? Зачем сгорать в огне страстей, если все это фикция, мираж – не более того?

Я и Лера: мы оба одновременно застряли в двух мирах, но так неудачно, что можем лишь чувствовать присутствие друг друга.

Это какая-то нелепая шутка богов, в которой мы все оказались на стыках миров: и я, и Лера, и мой инквизитор, и все его окружение, и этот чертов «Некрономикон»!

Именно эта раздвоенность роднит нас. И потому никому, кроме меня, не дано так остро прочувствовать и отразить в романе этот кошмар, когда начинаешь понимать, что ты и ни там, и ни тут – нигде!