Безжалостные клятвы

– Прости, – сказала Марисоль к удивлению Айрис. – За то, как я себя вела вчера вечером. Мы провели вместе так мало времени, и я чувствую, что все испортила.

– Марисоль, – прошептала Айрис, чувствуя ком в горле. Она ласково коснулась руки подруги.

– Но когда я проснулась утром и услышала соловья, он напомнил мне тетин рассказ о пойманных птицах, – продолжала Марисоль. – Напомнил о том, что нельзя держать любимых в клетке, даже если кажется, что ты их так защищаешь.

Она выдохнула, как будто с ее плеч упал груз, и протянула книгу Айрис. Книжка была маленькая, с пожелтевшими от времени страницами. На зеленой обложке была вытиснена птица.

– Я бы хотела отдать ее тебе, Айрис.

– Я не могу ее взять, – запротестовала девушка, но Марисоль решительно всучила ей книгу.

– Я хочу, чтобы она была у тебя, – настаивала женщина. – Когда ты отправишься на запад, к новым городам и новым историям, возможно, тебе будут выпадать минуты отдыха и ты сможешь посидеть и понаблюдать за птицами. В такие моменты думай обо мне и знай, что я буду молиться за тебя, и Этти, и Тобиаса, и Романа каждое утро и каждый вечер.

Айрис сморгнула слезы. Это была просто книга, но казалось, что у нее в руках нечто большее, чем кожаный переплет, бумага и типографская краска. Казалось, что это якорь, который будет удерживать ее в грядущие дни, защищать и ободрять. Она провела пальцами по птичке на обложке и подняла взгляд на Марисоль.

– Буду ее беречь. Спасибо.

Марисоль снова улыбнулась.

– Хорошо. А теперь ты не против помочь мне собрать корзинки для наших гостей в Ривер-Дауне? Я бы хотела, чтобы ты с ними познакомилась.

Айрис кивнула и встала, отряхивая с колен влажную землю. Ей показалось, что над ней мелькнула тень, и она подняла голову. На крышу соседнего дома уселись два грифа. Они раскрыли крылья, и темные перья блестели на солнце.

Вздрогнув, Айрис прижала книгу к сердцу и пошла следом за Марисоль в дом.

Дорогая Элизабет,

Мне сегодня не спится, и я снова пишу тебе. Ты меня не видишь, но я сижу за столом перед окном, глядя в темноту, и пытаюсь представить тебя.

Я понятия не имею, как ты выглядишь, где живешь, как звучит твой голос. Не знаю, сколько тебе лет, не знаю твоей биографии. Не знаю, какие события ты пережила и что сформировало твою личность. Не знаю, чью сторону ты приняла в этой войне.

Я понимаю, что не должен ничего этого знать. Возможно, тебе не следует мне сообщать. Но мне хотелось бы узнать о тебе то, что больше никто не знает.

– Р.

Дорогой Р.,

Боюсь, я мало что сейчас вижу, но дам подсказку: я печатаю, сидя на полу в прачечной, в компании развешенных для просушки рубашек и платьев. У меня длинные волосы, заплетенные в довольно небрежную косу, а рядом лежит книга о птицах Камбрии.

Сегодня я узнала, что грифы создают пару на всю жизнь. Ты знал об этом? Я, честно говоря, раньше не обращала на птиц особого внимания. Может, потому что выросла среди кирпичей и мостовых большого города. Еще я узнала, что соловей может петь больше тысячи разных песен, что альбатросы спят в полете, а у воробьев гнезда строят самцы.

Есть кое-что, чего обо мне никто не знает, потому что это случилось только сегодня: я бы хотела когда-нибудь научиться узнавать птиц по их песням.

Сегодня ночью я приоткрыла окно, надеясь услышать что-нибудь знакомое или неожиданное. Песню, которая напомнит, что даже если я и чувствую себя потерянной, птицы по-прежнему поют, луна по-прежнему прибывает и убывает, а времена года сменяют друг друга.

– Элизабет

P. S. Факт, который знает большинство: мне восемнадцать, но у меня всегда была старая душа.

P.P.S. Расскажи мне факт о себе. Это может быть то, что знают все, или то, чего не знает никто.

Роман не стал писать ответ Элизабет.

Что он мог ей сообщить? Что не помнит своего прошлого?

Он раздраженно распахнул окно спальни. Они по-прежнему стояли лагерем на заброшенном подворье, отчего ему было не по себе. Но как только он вдохнул холодный ночной воздух, влажный после весеннего дождя, напряжение отпустило его.

Китт со вздохом расшнуровал ботинки и лег в постель, задул свечу и, как только его окутала ночь, прислушался.

За открытым окном стрекотали сверчки и шелестели листья на ветру. Из солдатских палаток вдалеке доносились голоса. Но все эти звуки перекрывало неумолчное уханье совы.

Роман уснул.

Его сон был ярким и отчетливым.

Он сидел за столом с пишущей машинкой. Рядом лежали орфографические и толковые словари. Жестяная банка с карандашами, блокнот и стопка некрологов расположились у локтя. В обширном помещении пахло табачным дымом и крепким черным чаем, стоял металлический стук клавиш и звон пишущих машинок, на которых рождались новые абзацы.

Он находился в «Вестнике Оута». И здесь он чувствовал себя как дома в большей мере, чем в особняке на холме, который по-прежнему ему снился.

– Китт? Ко мне в кабинет, сейчас же, – сказал Зеб Отри, проходя мимо стола Романа.

Роман прихватил блокнот и пошел за боссом. Закрыл за собой дверь и встревоженно сел напротив Зеба.

– Сэр?

– Хотел поставить тебя в известность. – Зеб потянулся к графину с виски. Графин сверкал в косых лучах утреннего солнца. – Я нанимаю нового сотрудника. Она разделит с тобой работу над некрологами, объявлениями и рекламой.

– Она? – переспросил Роман.

– Не удивляйся так. Я читал ее эссе и не могу ее упустить. Хотелось бы посмотреть, на что она способна.

– Означает ли это, что я не получу должность колумниста, которую вы мне обещали, сэр?

Зеб помолчал, поджав губы.

– Это значит, что у вас обоих будут равные возможности. Немного соперничества тебе не повредит, Китт.

Роман воспринял это как «все в твоих руках». Он почувствовал, что краснеет, и от раздражения ком застрял в горле. Но Китт кивнул, стиснув зубы.

– Ну, нечего дуться! – усмехнулся Зеб. – Она даже не окончила школу «Уинди-Гроув». Шансы на повышение по-прежнему на твоей стороне.

Если она ходила в школу «Уинди-Гроув», значит, живет в той части города, куда Роман редко осмеливался заходить. Он не знал, должно это его успокоить или встревожить. Кем бы они ни была, у нее будет другая точка зрения на все. Ее манера письма может быть как ужасной, так и утонченной, но, самое главное, Роман не хотел соперничать за достижение своей цели.

– Когда она приступит к работе? – спросил он.

– Сегодня. Скоро придет.

«Великолепно», – с иронией подумал Роман. Хотя, возможно, это к лучшему.

Чем быстрее эта пытка закончится, тем лучше.

Следующие пару часов его внимание разделялось между некрологами и стеклянной дверью «Вестника». Он ждал эту загадочную личность, которая потенциально могла разрушить его будущее. Она явилась ровно в полдень, как по волшебству.

Невысокая, бледная, лицо сердечком, на носу рассыпаны веснушки. Девушка оглядывала новое место работы широко раскрытыми глазами. Каштановые волосы были зачесаны в аккуратный пучок. На ней был потрепанный тренч, в котором она утопала, с туго затянутым поясом. Когда Сара Приндл бросилась к ней с оживленными приветствиями, она с хрустом разминала пальцы.