Безжалостный король фейри
Шрифт:
– По прибытии я немного поболтала об отделении с принцем Хейзом, – начала я.
Лицо Люсьена мгновенно окаменело.
– Тебе удалось образумить этого шута?
Я выдохнула воздух сквозь зубы.
– Пыталась. Я сказала ему, что если он отделится и мы сразимся с королевой, она устранит его последним, и у него не будет твоей защиты.
Видимо, Люсьена впечатлил мой ответ. В конце концов, это было лишь продолжением его собственного ответа мне.
Протянув руку, я сжала его предплечье.
– Но, Люсьен, он не видит в тебе разумного мужчину. Все, что видит Летний двор, – это могилы, мимо которых
Люсьен отдернул руку, словно обжегся, а затем повернулся ко мне спиной. Температура внезапно резко упала, и хотя я была благодарна за временную прохладу, я знала, что это случилось потому, что он был расстроен. Я обошла его и встала прямо перед его лицом, заставляя его взглянуть на меня.
– Ты так и не попросил прощения. Ты не отправил письмо, а лишь мешок золота, что сочли оскорблением без сопроводительной ноты. – Мой голос надломился, когда в памяти всплыла та ночь, когда умерла моя бабушка. – Ты наш король, наш защитник, и за одну ночь ты отнял у нас близких людей, не сказав ни слова о том, почему так вышло.
Сдавленный звук чистого горя, вырвавшийся из его горла, сжал мое сердце. Он отшатнулся назад, схватившись за грудь, как будто я ударила его ножом. Я не могла поверить, что все это время считала его холодным монстром, которому ни до кого нет дела. Его так глубоко задели мои слова, и я пожалела о том, что сильно надавила на его больное место. Бросившись вперед, я схватила его за руки, прижимая их к своему животу.
– Прости. Я просто пыталась открыть тебе глаза на то, как другие относятся к тебе. Как молчание подпитывало их ненависть к тебе и, следовательно, их желание отделиться.
Мне стало стыдно за то, что я вызвала у него столько эмоций прямо перед большим ужином с принцем Лета. Если бы я знала, как сильно его это ранит, я бы ни за что не подняла эту тему.
Люсьен быстро заморгал, а затем прочистил горло.
– Я тысячу раз пытался написать письма, обращаясь ко всему королевству, – сказал он, – но никакие слова не смогли должным образом объяснить мои действия. Никакие слова не могли помочь обрести мир тем, кто потерял кого-то от моей руки. Никому не нужны оправдания, они хотят вернуть члена своей семьи.
– Поэтому вместо этого ты послал золото? – спросила я его. На следующий день каждый двор получил по мешочку золота за «ущерб». Это выглядело бессердечно. Извините за смерть и разрушения, вот вам монеты.
Он вздохнул.
– Я был юн и лишился матери, которая могла бы направить меня. Я не знал, как это исправить.
Протянув руку, я опустила его подбородок вниз, чтобы заставить его посмотреть на меня.
– Теперь ты повзрослел, Люсьен. Думаю, пришло время извиниться – и объяснить, что произошло той ночью.
Он ощетинился, глядя мне в глаза с неизведанной глубиной. Там было так много боли, и все же я видела и гнев, похожий на клубящиеся тучи во время грозы. Что произошло той ночью? Это случилось через несколько месяцев после смерти его матери, так что я знала, что дело могло быть не только в этом.
– Я не могу объяснить, но если ты думаешь, что это поможет, я могу извиниться, – сказал он, а затем его взгляд опустился к моим губам.
– Я думаю,
это поможет.Мои пальцы все еще были на его точеном подбородке, и я облизнула губы, моя грудь вздымалась, когда я представляла, каково это – целовать его.
Поцеловать одноклассника за школой – это одно, но поцеловать короля, с которым помолвлена, – совсем другое. Но пока нельзя – не то чтобы я думала, что Люсьен будет возражать против нарушения правила благочестия. Конечно, не на глазах всех Летних придворных! Протокол гласил, что наш первый поцелуй состоится у алтаря, перед Создателем и нашим народом.
Убрав от него свою руку, я отступила назад и перевела дыхание. Люсьен ухмыльнулся, и я сердито посмотрела на него:
– Что тут смешного?
Люсьен подался вперед, шепча мне на ухо:
– Наблюдать за тем, как ты борешься со своим безумным притяжением ко мне, приносит огромное удовлетворение.
От этих слов по всему моему телу пробежал жар. Я выпалила:
– Ты слишком высокого мнения о себе. – Но чувствовала, что меня поймали. Кажется, что, возможно, я скрывала свои мысли не так хорошо, как надеялась.
Люсьен протянул руку и заправил выбившуюся прядь рыжих волос мне за ухо.
– Нет, моя мармеладка. Я слишком высокого мнения о тебе.
Тут румянец залил все мое тело, и, черт возьми, он это заметил, потому что ухмыльнулся еще шире. Быть рыжеволосой означало, что моя светлая кожа краснела при малейшей возможности, и теперь я знала, что никогда не смогу скрывать свои мысли рядом с ним.
Я перевела тему:
– Не отправиться ли нам на ужин?
Он кивнул:
– Так и поступим.
Протянув руку, он взял меня под локоть, а затем обернулся на Пайпер.
– Лучше тебе пойти с нами, мы же не хотим, чтобы поползли слухи о том, что мы с Мэделин на самом деле нравимся друг другу, – сказал ей Люсьен.
Пайпер улыбнулась королю.
– Брак по любви стал бы скандалом, – согласилась она, сунув книгу под мышку и следуя в нескольких футах позади нас.
Мне нравилось, что он поладил с Пайпер. Мне нравилось, что он говорил мне греховно-сексуальные вещи на каждом шагу, и мне нравилось, что он принял мой совет с чистым сердцем и согласился извиниться сегодня за ужином. Чем больше я узнавала Люсьена Торна, тем больше он мне нравился.
О, Гадес. Когда мы вошли в обеденный зал, мое нутро стянуло тугим узлом. Оказалось, что это вовсе не душевный ужин с Марселем и несколькими его ближайшими советниками. Здесь находилось более сотни придворных, и каждый из них бросал на Люсьена ледяной взгляд.
Он сделал это нарочно.
Принц Хейз пригласил как можно больше людей, чтобы мы с Люсьеном почувствовали себя здесь лишними.
Я повернулась к Люсьену, прежде чем принц Хейз успел подойти к нам.
– Я и не могла предположить, что соберется так много людей. Тебе не обязательно приносить запланированные извинения перед такой толпой.
Люсьен оглядел комнату, а затем снова посмотрел на меня:
– Нет. Все в порядке. Я думаю, ты права. Мое молчание и отстраненность причинили больше вреда, чем предполагалось. Чем больше, тем лучше, чтобы Марсель не смог изменить мои слова слухами.