Библейские мотивы в русской поэзии (Сборник)

Самсон

Был ослеплен Самсон, был Господом обижен, Был чадами греха поруган и унижен И приведен на пир. Там, опустив к земле Незрячие глаза, он слушал смех и клики, Но мгла текла пред ним – и в этой жуткой мгле Пылали грозные архангельские лики. Они росли, как смерч, – и вдруг разверзлась твердь, Прорезал тьму глагол: «Восстань, Мой раб любимый!» И просиял слепец красой непостижимой, Затрепетал, как кедр, и побледнел, как смерть. О, не пленит его теперь Ваала хохот, Не обольстит очей ни пурпур, ни виссон! — И целый мир потряс громовый гул и грохот: Зане был слеп Самсон.

«И цветы, и шмели, и трава, и колосья…»

И цветы, и шмели, и трава, и колосья, И лазурь, и полуденный зной… Срок настанет – Господь сына блудного спросит: «Был ли счастлив ты в жизни земной?» И забуду я всё – вспомню только вот эти Полевые пути меж колосьев и трав — И от сладостных слез не успею ответить, К милосердным коленям припав.

Новый Завет

С Иосифом Господь беседовал в ночи, Когда Святая Мать с Младенцем почивала: «Иосиф! Близок день, когда мечи Перекуют народы на орала. Как нищая вдова, что плачет в час ночной О муже и ребенке, как Пророки Мой древний Дом оплакали со Мной, Так проливает мир кровавых слез потоки. Иосиф! Я расторг с жестокими завет. Исполни в радости Господнее веленье: Встань, возвратись в Мой тихий Назарет — И всей земле яви Мое благословенье».

Бог

Дул с моря бриз, и месяц чистым рогом Стоял за длинной улицей села. От хаты тень лежала за порогом, А хата бледно-белою была. Дул южный бриз, и ночь была тепла. На отмелях, на берегу отлогом, Волна, шумя, вела беседу с Богом, Не поднимая сонного чела. И месяц наклонялся к балке темной, Грустя, светил на скалы, на погост, А Бог был ясен, радостен и прост. Он в ветре был, в моей душе бездомной И содрогался синим блеском звезд В лазури неба, чистой и огромной.

Бегство в Египет

По лесам бежала Божья Мать, Куньей шубкой запахнув младенца! Стлалось в небе Божье полотенце, Чтобы ей не сбиться, не плутать. Холодна, морозна ночь была, Дива дивьи в эту ночь творились: Волчьи очи зеленью дымились, По кустам сверкали без числа. Две седых медведицы в лугу На дыбах боролись в ярой злобе, Грызлись, бились и мотались обе, Тяжело топтались на снегу. А в дремучих зарослях, впотьмах, Жались, табунились и дрожали, Белым паром из ветвей дышали Звери с бородами и в рогах. И огнем вставал за лесом меч Ангела, летевшего к Сиону, К золотому Иродову трону, Чтоб главу на Ироде отсечь.

Валерий Яковлевич Брюсов 1873–1924

Моисей

Я к людям шел назад с таинственных высот, Великие слова в мечтах моих звучали. Я верил, что толпа надеется и ждет… Они, забыв меня, вокруг тельца плясали. Смотря на этот пир, я понял их, — и вот О камни я разбил ненужные скрижали И проклял навсегда Твой избранный народ. Но не было в душе ни гнева, ни печали. А Ты, о Господи, Ты повелел мне вновь Скрижали истесать. Ты для толпы преступной Оставил Свой закон. Да будет так. Любовь Не смею осуждать. Но мне, – мне недоступна Она. Как Ты сказал, так я исполню всё, Но вечно, как любовь, – презрение мое.

Отрады

Знаю я сладких четыре отрады. Первая – радость в сознании жить. Птицы, и тучи, и призраки – рады, Рады на миг и для вечности быть. Радость вторая – в огнях лучезарна! Строфы поэзии – смысл бытия. Тютчева песни и думы Верхарна, Вас, поклоняясь, приветствую я. Третий восторг – то восторг быть любимым. Ведать бессменно, что ты не один. Связаны, скованы словом незримым, Двое летим мы над страхом глубин. Радость последняя – радость предчувствий, Знать, что за смертью есть мир бытия. Сны совершенства! в мечтах и в искусстве Вас, поклоняясь, приветствую я! Радостей в мире таинственно много, Сладостна жизнь от конца до конца. Эти восторги – предвестие Бога, Это – молитва на лоне Отца.

Ангел благого молчания Молитва

Ангел благого молчания, Властно уста загради В час, когда силой страдания Сердце трепещет в груди! Ангел благого молчания, Радостным быть помоги В час, когда шум ликования К небу возносят враги! Ангел благого молчания, Гордость в душе оживи В час, когда пламя желания Быстро струится в крови! Ангел благого молчания! Смолкнуть устам повели В час, когда льнет обаяние Вечно любимой земли! Ангел благого молчания, Душу себе покори В час, когда брезжит сияние Долго желанной зари! В тихих глубинах сознания Светят святые огни! Ангел благого молчания, Душу от слов охрани!

Крестная смерть

Настала ночь. Мы ждали чуда. Чернел пред нами черный крест. Каменьев сумрачная груда Блистала под мерцаньем звезд. Печальных женщин воздыханья, Мужчин угрюмые слова, — Нарушить не могли молчанье, Стихали, прозвучав едва. И вдруг Он вздрогнул. Мы метнулись, И показалось нам на миг, Что глуби неба распахнулись, Что сонм архангелов возник. Распятый в небо взгляд направил И, словно вдруг лишенный сил, «Отец! почто Меня оставил!» Ужасным гласом возопил. И римский воин уксус жгучий На губке протянул шестом. Отведав, взор Он кинул с кручи, «Свершилось!» – произнес потом. Всё было тихо. Небо черно. В молчаньи холм. В молчаньи дол. Он голову склонил покорно, Поник челом и отошел.

Блудный сын

Так отрок Библии, безумный расточитель… Пушкин

Ужели, перешедши реки, Завижу я мой отчий дом И упаду, как отрок некий, Повергнут скорбью и стыдом! Я уходил, исполнен веры, Как лучник опытный на лов, Мне снились тирские гетеры И сон сидонских мудрецов. И вот, что грезилось, всё было: Я видел всё, всего достиг. И сердце жгучих ласк вкусило, И ум речей, мудрее книг. Но, расточив свои богатства И кубки всех отрав испив, Как вор, свершивший святотатство, Бежал я в мир лесов и нив. Я одиночество, как благо, Приветствовал в ночной тиши, И трав серебряная влага Была бальзамом для души. И вдруг таким недостижимым Представился мне дом родной, С его всходящим тихо дымом Над высыхающей рекой! Где в годы ласкового детства Святыней чувств владел и я, — Мной расточенное наследство На ярком пире бытия! О, если б было вновь возможно На мир лицом к лицу взглянуть И безраздумно, бестревожно В мгновеньях жизни потонуть!

Библия

О, Книга книг! Кто не изведал, В своей изменчивой судьбе, Как ты целишь того, кто предал Свой утомленный дух – тебе! В чреде видений неизменных, Как совершенна и чиста — Твоих страниц проникновенных Младенческая простота! Не меркнут образы святые, Однажды вызваны тобой: Пред Евой – искушенье змия, С голубкой возвращенной – Ной! Все, в страшный час, в горах, застыли Отец и сын, костер сложив; Жив облик женственной Рахили, Израиль-богоборец – жив! И кто, житейское отбросив, Не плакал, в детстве, прочитав, Как братьев обнимал Иосиф На высоте честей и слав! Кто проникал, не пламенея, Веков таинственную даль, Познав сиянье Моисея, С горы несущего скрижаль! Резец, и карандаш, и кисти, И струны, и певучий стих — Еще светлей, еще лучистей Творят ряд образов твоих! Какой поэт, какой художник К тебе не приходил, любя; Еврей, христианин, безбожник, Все, все учились у тебя! И столько мыслей гениальных С тобой невидимо слиты: Сквозь блеск твоих страниц кристальных Нам светят гениев мечты. Ты вечно новой, век за веком, За годом год, за мигом миг, Встаешь – алтарь пред человеком, О Библия! о Книга книг! Ты – правда тайны сокровенной, Ты – откровенье, ты – завет, Всевышним данный всей вселенной Для прошлых и грядущих лет!