Зелень тусклая олив,Успокоенность желания.Безнадежно молчаливСкорбный сон твой, Гефсимания.В утомленьи и в бреду,В час, как ночь безумно стынула,Как молился Он в саду,Чтобы эта чаша минула!Было тёмно, как в гробу.Мать великая ответилаНа смиренную мольбуТолько резким криком петела.Ну так что ж! как хочет Бог,В жизни нашей так и сбудется,А мечтательный чертогТолько изредка почудится.Всякий буйственный порывГасит холодом вселенная.Я иду в тени олив,И душа моя – смиренная.Нет в душе надежд и сил,Умирают все желания.Я
спокоен, – я вкусилПрелесть скорбной Гефсимании.
«Под сению Креста рыдающая Мать…»
Под сению Креста рыдающая Мать.Как ночь пустынная, мрачна ее кручина.Оставил Мать Свою, – осталось ей обнятьЛишь ноги бледные измученного Сына.Хулит Христа злодей, распятый вместес ним:– Когда ты Божий Сын, так как же тыповешен?Сойди, спаси и нас могуществом твоим,Чтоб знали мы, что ты всесилени безгрешен. —Любимый ученик сомнением объят,И нет здесь никого, в печали или злобе,Кто верил бы, что Бог бессильными распятИ встанет в третий день в своемхолодном гробе.И даже сам Христос, смутившись наконец,Под гнетом тяжких дум и мук изнемогая,Бессильным естеством медлительнострадая,Воззвал: – Зачем меня оставил Ты,Отец! —В Христа уверовал и Бога исповедалЛишь из разбойников повешенных один.Насилья грубого и вечной мести сын,Он сыну Божьему греховный дух свойпредал.И много раз потом вставала злоба вновь,И вновь обречено на казнь бывало Слово,И неожиданно пред Ним горела сноваОдних отверженцев кровавая любовь.
В бедной хате в НазаретеОбитал ребенок-Бог.Он однажды на рассвете,Выйдя тихо на порог,Забавлялся влажной глиной,Он кускам ее давалЖизнь и образ голубиный,И на волю отпускал, —И неслись они далеко,И блаженство бытияВозвещала от востокаНовозданная семья.О, Божественная сила,И ко мне сходила Ты,И душе моей дарилаОкрыленные мечты, —Утром дней благоуханныхЖизни трепетной моей, —Вереницы новозданныхНазаретских голубей.Ниспошли еще мне сноваВ жизнь туманную моюИз томления земногоСотворенную семью.
Вячеслав Иванович Иванов
1866–1949
«Я посох мой доверил Богу…»
Я посох мой доверил БогуИ не гадаю ни о чем.Пусть выбирает Сам дорогу,Какой меня ведет в Свой дом.А где тот дом – от всех сокрыто;Далече ль он – утаено.Что в нем оставил я – забыто,Но будет вновь обретено,Когда, от чар земных излечен,Я повернусь туда лицом,Где – знает сердце – буду встреченМеня дождавшимся Отцом.
«Оракул муз который век…»
Оракул муз который векОсуществляет человек:«Одно прекрасное и мило,А непрекрасное постыло».Но, непрекрасного, себя,Живу – стыдясь, а всё ж любя.Не потому ль и Божье СловоВнушает нам: «Люби другого,Как любишь самого себя»?
«Светом повеяло, Христос родился…»
Шепчет: «Светом повеяло,Христос родился».Отпустил, что содеяла, —И в Нем ты – вся.Содроганье последнее —И застыли уста.Есть ли слово победнееЭтой вести Христа?
«И снова ты пред взором видящим…»
И снова ты пред взором видящим,О Вифлеемская звезда,Встаешь над станом ненавидящимИ мир пророчишь, как тогда.А мы рукою окровавленнойЗемле
куем железный мир:Стоит окуренный, восславленныйНа месте скинии кумир.Но твой маяк с высот не сдвинется,Не досягнет их океан,Когда на приступ неба вскинетсяИз бездн морских Левиафан.Равниной мертвых вод уляжетсяИзнеможенный легион,И человечеству покажется,Что всё былое – смутный сон.И бесноватый успокоитсяОт судорог небытия,Когда навек очам откроетсяОдна действительность – твоя.
Дмитрий Сергеевич Мережковский
1866–1941
Поэту
И отдашь голодному душу твою,и напитаешь душу страдальца:тогда свет твой взойдет во тьме,и мрак твой будет как полдень.Ис 8, 10
Не презирай людей! Безжалостнойи гневнойНасмешкой не клейми их горестейи нужд,Сознав могущество заботы повседневной,Их страха и надежд не оставайся чужд.Как друг, не как судья неумолимо-строгий,Войди в толпу людей и оглянись вокруг,Пойми ты говор их, и смутный гултревоги,И стон подавленный невыразимых мук.Сочувствуй горячо их радостям и бедам,Узнай и полюби простой и темный люд,Внимай без гордости их будничнымбеседамИ, как святыню, чти их незаметный труд.Сквозь мутную волну житейского потокаЖемчужины на дне ты различишь тогда:В постыдной оргии продажного порока —Следы раскаянья и жгучего стыда,Улыбку матери над тихой колыбелью,Молитву грешника и поцелуй любви,И вдохновенного возвышенною цельюБорца за истину во мраке и крови.Поймешь ты красоту и смыслсуществованьяНе в упоительной и радостной мечте,Не в блеске и цветах, но в тернияхстраданья,В работе, в бедности, в суровой простоте.И, жаждущую грудь роскошно утоляя,Неисчерпаема, как не5ктар золотой,Твой подвиг тягостный сторицей награждая,Из жизни сумрачной поэзия святаяПольется светлою, могучею струей.
««Христос воскрес!» – поют во храме…»
«Христос воскрес!» – поют во храме;Но грустно мне… душа молчит:Мир полон кровью и слезами,И этот гимн пред алтарямиТак оскорбительно звучит.Когда б Он был меж нас и видел,Чего достиг наш славный век,Как брата брат возненавидел,Как опозорен человек,И если б здесь, в блестящем храме,«Христос воскрес!» Он услыхал,Какими б горькими слезамиПеред толпой Он зарыдал!
. . . . . . . . . . .
«Томимый грустью непонятной…»
Томимый грустью непонятной,Всегда чужой в толпе людей,Лишь там, в природе благодатнойЯ сердцем чище и добрей.Мне счастья, Господи, не надо!Но я пришел, чтоб здесь дышатьТвоих лесов живой прохладойИ листьям шепчущим внимать.Пусть росы падают на землюСлезами чистыми зари…Твоим глаголам, Боже, внемлю:Открыто сердце, – говори!
Молитва о крыльях
Ниц простертые, унылые,Безнадежные, бескрылые,В покаянии, в слезах —Мы лежим во прахе прах,Мы не смеем, не желаем,И не верим, и не знаем,И не любим ничего.Боже, дай нам избавленья,Дай свободы и стремленья,Дай веселья Твоего.О, спаси нас от бессилья,Дай нам крылья, дай нам крылья,Крылья Духа Твоего!
Март
Больной, усталый лед,Больной и талый снег…И всё течет, течет…Как весел вешний бегМогучих мутных вод!И плачет дряхлый снег,И умирает лед.А воздух полон нег,И колокол поет.От стрел весны падетТюрьма свободных рек,Угрюмых зим оплот, —Больной и темный лед,Усталый, талый снег…И колокол поет,Что жив мой Бог вовек,Что смерть сама умрет!