Библиотека

– Выпьешь с нами? За "отъезд"?

"Значит, нет обид? Даже за мой отказ связаться с Землёй?" Сразу легче на душе. Прощаться лучше с лёгким сердцем, приятней потом воспоминания.

Пьем.

"В который раз за чужой отъезд. Дождусь ли сам того момента, когда с кем-то выпью за "мой"?" Геннадий Ильич что-то говорит, говорит... Об Острове Дождей, о людях, о судьбах ... Сквозь пафосность его слов улавливаю:

– А может с нами? На берег. К нормальной жизни....

Очумело гляжу на него. О чём это он? Ах, да, он же не знает о моей задолженности банку.

– Ты подумай, подумай, - уговаривает Геннадий Ильич, - Так и сгниёшь здесь. У меня, чай получше, будет.

Не сразу доходит: "Олигарх предлагает работу у себя. Мне?"

– Зарплата будет такой, что сможешь всё-таки погасить кредит банку, - продолжает он.

"За что? Почему?" Это, похоже, аршинными буквами написано на моей физиономии. Но сами слова никак не выдавлю из себя. Жена олигарха вновь приходит на помощь мне, тыкая мужа в бок:

– Хватит мучить человека, объясни.

– Хорошо, - соглашается он, явно забавляясь произведённым эффектом, - Неужели ты и на самом деле подумал, что я приеду сюда, не имея аварийного канала связи? Моя служба безопасности этого просто не позволит. Я проверял тебя и даже не от скуки. Мне стало любопытно, что ты забыл на этом острове? Поначалу мне казалось, что ты прячешься от алиментов или правосудия. Мало ли от чего. Причин тут не перечесть. А, может, ты вообще - киллер из черного списка, из тех, на кого открыта охота? Согласись, всё может статься.

Геннадий Ильич прошёлся по кабинету с фужером, повернулся ко мне:

– Я навёл справки - никакого криминала. Обычная история совестливого человека. Там, - он показал пальцем вверх, и вдруг улыбнулся, - Я не имею ввиду небо, там, где мне приходится вращаться, в мире больших денег, совестливые не встречаются. В наших кругах действия определяются целесообразностью.

Молчу. Можно подумать и без его объяснений простому человеку не ясно, что там и как. Чего от меня он хочет? Зачем я ему понадобился?

– ... Честность у нас определятся деловыми отношениями, - поставками, качеством. Но это не общечеловеческая честность. Помнишь, что сказал Маркс о капиталистах, об их прибылях...

За окном послышался гудок катера, извещающий о том, что готов принять пассажиров.

– Ген, - тронула Геннадия Ильича за рукав жена, - Нам пора.

Тот спохватился:

– Ах, да, пора, - Он поставил на столик бокал с недопитым шампанским, рядом положил визитку, - Надумаешь, приезжай, звони. Секретарь будет в курсе.

Подхватив сумки, он направился к выходу. Пропустив вперёд жену, Геннадий Ильич оборачивается ко мне:

– Не все в этом мире продаются. И я собираю таких. Когда спокоен за тылы, не страшно ввязываться в бой.

Он ушёл, я остался. В окошко вижу спускающихся по тропинке к катеру телохранителя, затем Геннадия Ильича, жену и нашего главврача Наталью Леонидовну, волочащую одну из сумок чересчур дорогих гостей. Не знаю, прыгать до потолка или обижаться за низкопробную проверку меня на "вшивость". Даже не извинился. Хозяин. Такие люди не извиняются. Почему-то зла на него нет. Замечаю на столике бутылку с недопитым шампанским. Усмехаюсь. Оставлена в виде извинения. Не зачурался выпить со мной. Доливаю в свой бокал.

– Ну, что ж, в бой лучше идти с сильным хозяином, - произношу вслух, затем поправляюсь, - с руководителем!

СОБИРАТЕЛЬ ОСКОЛКОВ

Ещё издалека я заметил, что моя скамейка занята. Какие-то папаша с дочкой-первоклассницей оккупировали её. Жаль. Именно на этой скамеечке, слева от неработающего фонтана, мы договорились встретиться с одной интересной особой. Как раз сегодня особа имела возможность уделить пару-тройку часов лично мне. Рандеву женатых любовников, как шпионские встречи и парк на краю города - идеальное место для этого. Днём он отдан живущим неподалёку мамам-бабушкам с их чадами. Вечером их сменят мужички, желающие "раздавить" бутылочку и шумные малолетки с пивом-чипсами. Тогда свободной скамейки не отыскать. А днём вон их сколько. Даже известная всему городу лавочка педиков, туда дальше в лес, за кусты и та сейчас пустует. Как в сказке: "Направо пойдёшь ...". Нет, мы уж лучше налево. В духе традиций, так сказать. И моё "налево", как ни странно по прямой в сторону моей заветной скамейки. Кстати, она как раз освободилась. Папаша с дочуркой вдруг оставили её и двинулись мне навстречу. Мы поравнялись. Пост сдал, пост принял. Взгляд неожиданно зацепил надутое лицо девочки. "Чего-нибудь не докупили?" Знакомо. У самого дочка такая же. Куклы, мячики, шарики, опять куклы.... В этом возрасте игрушки - всё, цель жизни. Купи, купи, купи-и-и.... Хотя, чего я наговариваю, у взрослых тоже свои игрушки, только они гораздо дороже.

Я хотел уже приземлиться на мою скамейку, как обнаружил, что она опять занята! Не может быть?! Я точно видел, что к ней никто не подходил! И, тем не менее, на краю её сидел баскетбольного роста мужчина, не по-летнему в чёрном длиннополом плаще. Рядом с ним большая квадратная сумка, с длинным ремнём, чтобы носить через плечо. Я помедлил, прикидывая, не перейти ли на другую скамейку? Затем решил, что сбегать не солидно. И, потом, она - моя. С ней связаны самые приятные моменты лета. Чего это я завожусь? Подумаешь, кто-то тоже решил на ней посидеть. Устал человек (вон сумка какая, потаскай), немолод (я разглядел седые виски у соседа, его пожухлую кожу), не ночевать же он здесь намылился. Отдохнёт немного и дальше пойдёт. Впрочем, и я со своей дамой рассиживаться тут не собирался. Прогуляемся для блезира по парку и на квартиру к приятелю. Тому через час на смену. Его ключи уже у меня.

Я присел. Мужчина и не подумал для вида тронуть сумку, мол, не против вынужденного соседства. Похоже, ему было не до меня. Испарина проступила на его лице, бледненьком, несмотря на конец лета. "Откуда ты, милый: бледный, с сумкой и в плаще?" Пофантазировать, что он - сотрудник сверхсекретного объекта, что глубоко под землёй. Получил отгул, вылез погреться на солнышке. Ну, или что-нибудь в этом роде.

Рвотный спазм колыхнул соседа. Он вскочил со скамейки и всей своей долговязой фигурой скорчился над урной. "С похмела?" - первое, что приходит на ум, глядя на подобную картину. Нет, сегодня явно не везло. Утром чуть не назвал жену чужим именем, на службе начальник вдруг закозлился, хотя заранее с ним было договорено отпустить меня на пару часиков с работы. Скамейка, опять же, оказалась занятой.... Всё одно к одному. Сейчас появится моя подружка, а я в компании блюющего типа. Супер! Но от мужика перегаром не несло. И на том спасибо. Всё же, как я не кипятился, российское сердоболие, сидящее в нас на генном уровне, одолело неприязнь. "Вам плохо? Помочь?" - обратился я к бедолаге.

Страдалец обернулся на голос, сделал рукой предостерегающий жест. Его ещё раз дёрнуло, затем спазмы прекратились. Сосед вернулся на скамейку, вытирая лицо платком. Сам весь в черном, а платок кипенно-белый. И не воняет от него. Ещё этот плащ не по погоде.

– Вам нездоровится?
– переспросил я.

Мужчина с интересом глянул на меня. При этом морщинки у его глаз резко обозначились, серьёзно прибавляя возраст их обладателю.

– Какие вы смешные, люди, - неожиданно произнёс он, - Друг к другу обращаетесь на "Вы", а к Богу на "ты". "И оставь нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим...". На "ты", Богу, как равному. И вправду, смешные вы.

– А Вы? ... А ты..., - поправился я, - Ты кто? Не человек что ли?

– Я?
– Он чуть помедлил, как бы подбирая слова, - Я - просто Собиратель осколков.

– Каких осколков?

Сосед улыбнулся. Наверное, вид мой сейчас откровенно глупый.

– Осколков памяти, - вздохнул он.
– Память всегда состоит из осколков.

– Как это?

Мужчина полез в сумку, выудил оттуда осколок зеркала, протянул мне. Я взглянул в осколок. Как ожгло. Из зеркального кусочка на меня глядели грустные глаза ребёнка. Одно дело видеть горе взрослого, другое - малыша.

Над ухом произнесли:

– Это глаза девочки, что до тебя сидела здесь с папой. С "воскресным" папой, - добавил сосед, - Отец немного погулял с ней, немного побаловал и ему опять уходить в другую семью. А ей оставаться.

– И зачем это ... тебе?

Сосед пожал плечами:

– Мне лично это не нужно. Это моя работа - собирать осколки.

– А для чего собирать их?
– не понимал я.

– Память - самое страшное наказание. Память и Совесть. Вы, люди грешите, а мы за вами собираем осколки-воспоминания.