Библиотекарист
Шрифт:
– Голоден, – ответил Боб.
– Ну, тогда решено, – сказала Джун. – Бери свое пальто, Ида, и мое бери тоже, и пойдем ужинать.
Вскоре, войдя в закусочную, они поздоровались со знакомой официанткой.
– О, привет, – отозвалась та.
– Правильно ли я поняла, что вы нашли пропавшего повара? – сказала ей Джун.
– Найти не нашли, но он здесь.
– И где ж он был?
– Правду сказать, я так на него зла, что даже говорить не могу об этом. Хотите, подите сами спросите.
Она указала на квадратное окошко с полочкой,
– Будьте любезны! – И в окошке возникла физиономия повара – опухшая, красноглазая, но никак не унылая. Джун спросила: – Где вы были, сэр, что на вас все так ополчились?
– Ну, пошел и налил себе стаканчик-другой, а что?
– Хорошо провели время?
– Неплохо.
– А как было после?
– Отвратно, – сказал он. – Но все-таки я повеселился, а это, в конце концов, что-то да значит.
– Вы рады, что вернулись сюда?
Повар изобразил физиономией, что однозначного ответа на этот вопрос у него нет.
– Очень устали?
– Устал, леди, как собака устал. – Он глянул на Дружка, дремавшего на руках у Джун. – Без обид, приятель. Ух ты, какая у тебя шляпка!
– Ну, ничего, – сказала Джун, – вот начнете строгать дневную норму мясной стружки, и вскроется скрытый источник энергии.
Повар покачал головой.
– Нет, никто не хотел задружиться с этим конкретным блюдом, и нам пришлось выкинуть его из меню.
Он высунулся из оконца и ткнул в приколотую к стене картинку. Это был рисунок пером: кладбище, и на каждой надгробной плите – название блюда:
Здесь почиет мясное крошево-ассорти
Омлет с телятиной, вспоминаем тебя с любовью
Покойтесь с миром, “чик-Стикс” в кокосовой корочке
Возлюбленная мясная стружка.
Внизу листа аккуратным почерком было приписано:
Сгинули, но не забыты.
Повар так и торчал в окошке, любуясь этим шедевром, и по лицу его блуждала улыбка мечтателя, описать которую невозможно.
– Сам-то я считаю, что рецепт был очень неплох, – сказал он.
– Рецепт стружки? – переспросила Джун. – Чем же он был неплох?
– Вкусом. Но еще, знаете ли, методом приготовления тоже. В общем, должен сказать, что готовить ее я любил больше всех прочих блюд в нашем репертуаре.
– А какое блюдо вам нравится готовить меньше всего? – спросила Ида.
Повар ответил не сразу.
– Пожалуй что нет, промолчу. Обсуждать такое с клиентами – это не дело.
– И с чего бы не обсудить?
– Что ж, подумайте сами. Если вы узнаете, что именно я не люблю готовить, но вам захочется заказать именно это, мы окажемся в затруднительном положении, потому что или вы не получите то, что хотите,
потому что, как вежливый человек, не закажете это, щадя мои чувства, или же закажете все равно, тем самым мне сообщив, что не держите меня за человека, с чувствами которого стоит считаться.– Экий вы впечатлительный повар! – подметила Джун.
– Повар, он крайне уязвим, когда работает в ресторане, – с мрачной серьезностью подтвердил он и, повысив голос, обратился ко всем, кто был в зале: – Что, думаете, не слышу, как вы отзываетесь о еде, которую я приготовил? Слышу! Каждое слово!
Сатанински блеснув глазами, он яростно звякнул лопаткой по своему колокольчику. Однако в зале тут и там сидело всего несколько посетителей, и никто из них не обратил на слова повара никакого внимания.
Вернулась официантка, передала заказ и пригласила Джун с компанией присесть. Все скопом они направилась к тому столику, который уже считали своим. Трапеза подходила к концу, когда к закусочной подъехал армейский джип и в зал вошел военный полицейский. Официантка куда-то делась, и военный выкрикнул в воздух:
– Сколько у вас есть кофе?
– Целый чертов бак, – выкрикнул повар с кухни.
– Я заберу весь, и вместе с баком.
В окошке появилось лицо повара.
– Бак не на продажу.
– Дяде Сэму он нужен, – сказал военный и помахал пачкой банкнот.
– Дяде Сэму готов отдать весь наличный кофе до капли, но бак пусть добудет себе сам, потому что мой мне нужен тоже, и постоянно.
Военный блеял и мямлил, но в итоге ушел с полным термосом кофе. Термос был его собственный, и он был разочарован тем, что его задумка осталась невоплощенной. Ида предположила, что он, чего доброго, целый сценарий у себя в голове сочинил, как приезжает в Бэй-Сити перед самыми беспорядками с полным баком живительного и обжигающе горячего кофе и товарищи в его честь троекратно кричат “ура”, благодарные за смекалку.
– А случалось вам замечать, как влияет военная форма на самоуважение молодых людей? – из окошка спросил повар.
– Еще как, – в один голос откликнулись Джун и Ида.
После ужина обе дамы, Боб и собаки вернулись в отель, где застали мистера Мора и мистера Уитселла за стойкой регистрации. Пригнувшись поближе к радиоприемнику, они слушали передачу из Бэй-Сити. Официально бунт еще не начался, но по мере того, как сумерки переходили в ночь, постепенно набирал обороты. Репортер почти скучающим тоном описывал обстановку:
– Кто на чьей стороне, не понять. Все лесорубы похожи один на другого, никаких видимых признаков того, какой лагерь или какую компанию человек представляет. Они разгуливают группками туда-сюда по главной улице Бэй-Сити и то тут, то там устраивают стычки и потасовки; но стычки и потасовки быстро подавляет Национальная гвардия, сотрудничающая с местными правоохранительными органами, которые прибыли на место происшествия ей в помощь.
Мистер Мор указал на радио и прошептал:
– Там наш шериф!