Билет на ковер-вертолет
Шрифт:
— Наверное, деньги на обед в рюмочной потратил, — вклинилась я в поток жалоб.
— Толька в шаге от квартиры работает, — бойко пояснила Инна, — охранником его пристроила в магазин, где косметикой торгуют. Там одни девки, никакой выпивки, он домой на обед приходит. И лежит сейчас веселый. Вилка, ты его растряси, а? Мне знать надо, где он водяру нашел.
— Приятели угостили.
— У него их нет.
— Собутыльники бывшие пожалели, стакан налили.
— Ой, не смеши! Они ж за каплю удавятся! Да и негде им столкнуться. Может, где дома припрятал? Откуда взял деньги? Нет, я просто с ума сойду…
Мне стало смешно — вспомнился один случай.
Несколько лет назад, когда
Вот и в тот день у него имелся коньячок вкупе с шоколадным «Ассорти», лимонами и «Эдамом». Пусть никого не удивляет напиток — мы с Томочкой не любим ни игристое, ни прочие вина. У меня от любого алкоголя, кроме того, что придумали в известной французской провинции, моментально начинается изжога, а Томуську от «дамских» градусов схватывает мигрень. Но речь сейчас не о наших пристрастиях. В общем, Олег маячил у окна довольно долго, потом увидел меня, открыл форточку и крикнул:
— Стою в подъезде!
Я вздрогнула от неожиданности, поскользнулась и тут же шлепнулась. Куприн, естественно, ринулся к невесте на помощь. Случись подобный казус сегодня, Олег бы не пошевелился, спокойно подождал жену у лифта, а потом начал бы ворчать: «Вечно под ноги не смотришь».
Но в качестве жениха Куприн, повторяю, был безупречен, поэтому кинулся поднимать возлюбленную. Впрочем, дело уже катило к свадьбе, заявление лежало в ЗАГСе. Олег не потерял головы — он решил не брать с собой сумку с продуктами. Но ведь оставить в подъезде, на подоконнике, выпивку с закуской невозможно! И мой будущий муж проявил осторожность вкупе с креативностью: мгновенно оценив обстановку, он открыл электрощиток, сунул туда сумку, а потом помчался к терпящей бедствие невесте.
Когда через четверть часа Куприн почти внес меня в подъезд, на подоконнике уютно устроилась троица сильно помятых парней. Между ними стояла пустая бутылка из-под самого дешевого пойла и лежали остатки колбасы.
— Можешь подождать секундочку? — с невероятной заботливостью спросил Олег.
Я кивнула. Жених прислонил невесту к стене, потом приблизился к щитку, распахнул железные дверцы, и на свет явились коньячок вкупе с закуской.
— Пошли домой, дорогая, — заулыбался Куприн.
Слов, чтобы описать, какое выражение наползло на лица алкашей, у меня нет. Сначала «юноши младые со взором горящим» оцепенели, а потом, издав вопль, которому легко позавидуют воинственно настроенные индейцы, рванули вверх по лестнице. Подъезд наполнил стук и густой мат — маргиналы открывали все щитки подряд в поисках припрятанных в них деликатесов.
С тех пор меня никогда не удивляет вопрос, часто звучащий из женских уст: «Ну, где он мог найти выпивку?»
Да везде! Подфартило парню, влез в ящик с пожарным краном, а там дастархан… Продолжая причитать, Инна впихнула меня в свою скромную квартирку. Толик сидел у стола, положив голову на скрещенные руки.
— Эй, козел, — мило обратилась к супругу жена, — гость у нас, проснись!
— Че ругаешься? — пробубнил Толя, пытаясь выпрямиться и удержать явно слишком тяжелую сейчас голову. — Здорово, Тамарка!
— Я Вилка.
— Один хрен, путаю вас, похожи больно… — Толя икнул
и снова рухнул лбом в столешницу.— Видела? — подбоченилась Инна. — Ваще никакой. А теперь понюхай, чем пахнет?
Я потянула носом воздух и констатировала:
— Не водкой.
— Во!
— И не портвейном.
— Точно.
— Что-то душистое. Коньяк?
— Откуда у него средства? — взвизгнула Инна и бросилась трясти мужа. — Балбес, урод, говори, где ханку взял? Спер? Имей в виду, посадят, я к тебе не приду, сухарей не принесу, загибайся в камере! Надоел! Долдон!
— Ясное дело, — вдруг почти трезвым голосом ответил Толик, — вы, нонешние бабы, не жены декабристов.
Мне снова стало смешно. Недавно услышала по радио очередную шуточку. «Она поехала за ним в Сибирь и испортила мужу всю каторгу». Интересно, осужденные за антиправительственное выступление дворяне были рады увидеть своих супружниц? История отчего-то умалчивает об этом факте. Во всяком случае, в школьных учебниках, из которых я черпала знания, весьма подробно описано, как нежные дамы страдали в пути, останавливаясь в простых трактирах. Лично у школьницы Таракановой тогда возникла масса вопросов: тетеньки не шли пешком, волоча ядро на ноге, их не били, не унижали, не оскорбляли. Дамы совершали путь в карете, мучаясь оттого, что вместо медвежьей полсти их ноги прикрывало ватное одеяло. И потом, они жили в обычных избах, имея при себе горничную и кухарку. Можно ли считать подобные условия ужасными? Рядом любимый муж, в печи горит огонь, есть картошка и помощницы, которые приносят воду, стирают белье и варят суп. Да подавляющее количество русских баб посчитало бы такую каторгу невероятной удачей! А что опальным дворянкам было делать в Петербурге? Их бы никто в гости не позвал, замуж не взял — общество побоялось бы царского гнева. Так что поездка в Сибирь была для них спасением.
Толик опять икнул, по кухне поплыл аромат.
— Духи! — воскликнула я. — Такие есть у Кристины, название забыла… Он пил парфюм, французский!
— Совсем ты, Вилка, того, — вздохнула Инна. — Хоть представляешь, в какую цену крохотный флакончик идет? Толяну, чтобы ужраться, сто таких наперстков надо, и где ему…
Но я уже подошла к подоконнику, отодвинула тяжелую портьеру и увидела около стопки пожелтевших от старости газет огромный флакон — просто бидон! — наполненный светло-желтой жидкостью. Те, кто посещает парфюмерные лавки, сейчас поймут, о чем идет речь: подобные «бутылки» многие фирмы выпускают в рекламных целях, для украшения витрин и торговых залов.
— Матерь божья! — всплеснула руками Инна.
Я быстро протянула к флакону руки, ловко скрутила пробку-дозатор и сказала:
— Ага, тот самый запах.
— Эй, эй, эй! — заволновался Толик. — Это что ж получается? Штука с прыскал кой снимается?
— Ну да, — пожала я плечами. — А ты не знал?
— Не-а, — жалобно протянул алконавт. — Прикинь, как устал! Пшикал и пшикал себе в рот, чуть не помер, пока пробрало! Сначала еле-еле из магазина вынес, а потом измучился: жал, жал на пробку, а в пасть — чуть попадает, один запах.
Лицо Толика приняло самое разнесчастное, обиженное выражение. Стараясь не расхохотаться, я глянула на обомлевшую Инну:
— Понятно? Пойду домой.
— Ну, ща тебе мало не покажется… — процедила соседка, поворачиваясь к супругу.
Толик в очередной раз икнул, вздрогнул и начал медленно сереть. Мне даже стало жалко предприимчивого алкоголика. Ей-богу, он уже натерпелся по полной программе. Представляете беду? Ухитрился спереть три литра духов, а открутить пробку не догадался — нажимал на распылитель, мучился в ожидании кайфа. А сейчас получит от обозленной Инны скалкой по башке.