Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
— И снова повсюду кровь, — поморщился Чекалин. — Вряд ли на этот раз он был в дождевике. Дожди не шли несколько дней. Как объяснить своей будущей жертве, зачем ты его надел? Значит, избавился от одежды.
— Могло быть по-другому, — возразил Микульчин. — Подкараулил человека, идущего по лесу, напал со спины… Разбираться, в общем, надо. Ты что-то говорил про свои завиральные соображения? — повернулся капитан к Болдину. — Излагай, готовы выслушать даже бредовую теорию.
— Вот оно лежит — мое соображение, — Павел кивнул на тело. Пояснил в ответ на вопросительные взгляды: — Не знаю, не пытайте, может, интуиция. Мертвого Таманского увидел и сразу этого вспомнил. Оба не так давно в Плиевске, один с Брянщины, другой с Рязанщины. Казалось бы, в чем смысл? Прошлое Таманского — в тумане. Уверен,
— Сойдет, — вздохнул Микульчин.
Через несколько минут прибыли криминалисты. Первым по тропе вышагивал Петр Анисимович Короленко, беззаботно посвистывая. Следом молодой «подмастерье» тащил чемодан.
— И снова недоброе утро, товарищи неудачники, — поздоровался эксперт. — Все следы затоптали?
— Да, мы старались, Петр Анисимович, — проворчал Микульчин и в нескольких словах описал создавшуюся ситуацию.
Эксперты принялись за работу. Одежду на покойнике частично разрезали, отогнули. Мурлыча под нос «Трутся спиной медведи о земную ось», Петр Анисимович обследовал раны на теле, воспользовался лупой. Тело перевернули, он снова ползал по нему, бормоча: «До чего же любопытно…»
Оперативники осмотрели окрестности. Землю устилал ковер из хвойных иголок, из-под ног выстреливали растопыренные шишки. Не нашли ни следов, ни подозрительного мусора — вообще ничего. Подтверждалась версия Чайкина: жертва и злоумышленник шли по тропе, убийца внезапно напал и начал наносить удары. Совершил «контрольный», когда жертва уже лежала на земле, забрал орудие убийства и ушел обратно. С тропы не сходил. Почва была твердая, песчаная, следы практически не отпечатывались.
— Имею сообщить нечто любопытное, друзья мои, — возвестил Короленко. — Время смерти, разумеется, ночь. Но — внимание — не прошлая, а позапрошлая.
— Как это? — не понял Павел. У остальных тоже вытянулись лица.
— Они еще удивляются, — покачал головой Петр Анисимович. — Ей-богу, товарищи, словно первый день замужем. Тело находится в начальной стадии гнилостных изменений, могли бы и сами заметить. Смерть, по моей оценке, наступила не меньше тридцати шести часов назад, а то и больше.
— Подождите, Петр Анисимович, — очнулся Болдин. — Вы хотите сказать, что гражданина Боброва убили раньше гражданина Таманского?
— Возможно, так, — кивнул эксперт. — Думаю, смерть наступила поздно вечером в понедельник. Либо в первые часы вторника. Таманского и старушку Заварзину умертвили уже после — но в ту же темную ночь. Разумеется, мнение навскидку, вероятность ошибки существует. Но то, что его убили давно, — непреложный факт.
— Разве такое возможно? — не мог поверить Павел. — Тело не переносили. Оно лежит на тропе. За тридцать шесть часов по ней никто не прошел?
— Это как раз объяснимо, — сказал Максимов. — Люди здесь почти не ходят. Тропа заросла, сам видишь. В скалах пару лет назад случился обвал — откололся клык скалы, вызвал осыпь, подхода к воде здесь нет, можно только издали любоваться. Отдыхающие используют другие дороги. Здесь же можно неделями никого не увидеть. Пацаны пробежали — уже хорошо.
— Допустим, — Павел задумался. — Если все произошло позапрошлой ночью… Боброва не должны были хватиться? Две ночи отсутствовал в общежитии, на работе не появился…
— Может, и хватились, — пожал плечами Микульчин. — Запил человек или уехал куда-то — не повод бежать в милицию… Но ситуация любопытная, согласен. Что там, Петр Анисимович, по орудию убийства?
— А вы догадайтесь, — ухмыльнулся эксперт. — Позднее будет полный отчет, но я и сейчас скажу: орудие убийства —
то же, что и в первом случае. Или, учитывая хронологию, то же самое, что во втором случае. Стилет с глубокой проникающей способностью. Удары в спину наносились лихорадочно. Каждый сам по себе — не смертельный, но все вместе… Плюс удар под углом выше ключичной кости — мог повредить сонную артерию… Судя по характеру ударов, действовал тот же человек. Бил, входил в раж, не мог остановиться — словно наслаждался процессом. Сами выясняйте, удовольствия ли ради ваш убивец работал, или цель имел. Или совмещал приятное с полезным. Но убивать ему не в диковинку, — заключил эксперт. — Он мастер по этой части. Что еще хотите знать, друзья мои? Убийца, безусловно, правша. Он не очень разбирается в медицине, иначе работал бы более продуктивно, а не как попало. На трупе — те же частички «сыплющихся» перчаток. Но ничего удивительного, зачем в одну ночь менять перчатки?Убийство Таманского и Заварзиной отходило на второй план. Там не было зацепок.
Майор Ваншенин, выслушав доклад, начал наливаться кровью и устроил жесткий разнос. Но к нему подготовились.
— Издеваетесь, работнички? — гремел начальник РОВД. — Что происходит в нашем городе? По-вашему, можно убивать любого? Три трупа за два дня, не многовато ли? Забыли, что через месяц вводится в строй санаторий «Лебяжий» на этом чертовом одноименном озере? Торжественное мероприятие, будут люди из Минздрава, партийные и хозяйственные руководители области! Хорошую же вы делаете рекламу! Что прикажете докладывать наверх? Подождите, не приезжайте, наша милиция пока не может обеспечить безопасность отдыхающих? Да я вас разжалую к чертовой матери — всех! Марш работать!
«Интересно, какой он дома? — размышлял Павел. — Такой же самодур, тиран и деспот, которому невозможно возразить? Или ласковый, пушистый и любящий?»
В общежитии на Васильковой улице вахтерша сразу узнала посетителей.
— Не суйте вы мне свои документы, — отмахнулась она. — Помню я вас. Вы по поводу драки приходили. Этот самый, как его… Бобров из 22-й комнаты. Так нет его, две ночи не появлялся. Откуда мне знать, где он? Сказали, что если завтра на работу не придет, то уволят к чертовой матери. А что с ним такое, товарищи?
— Неприятности у человека, уважаемая, убили его.
— Ох, какие неприятности… — обомлела вахтерша. — Ужас-то какой, надо коменданту сказать, а то он и не знает ничего…
— Когда вы в последний раз видели Боброва?
Вахтерша задумалась.
— Ну, так в тот день, когда вы были, и видела… У себя сидел, а вечером, часов, помнится, в девять, выскочил куда-то. Быстро так мимо прошел, даже глаз не скосил. Я еще крикнула ему вслед, чтобы вернулся до одиннадцати, иначе на улице ночевать будет, так он и ухом не повел…
— С кем мы можем поговорить о гражданине Боброве? Есть в общежитии хоть кто-то, с кем он общался?
Вопрос поставил женщину в тупик. Пришлось самим обходить помещения. Люди пожимали плечами, кто-то шарахался от милицейских корочек, кто-то осоловело тер глаза, не понимая, что от него надо. Новость о смерти соседа воспринимали в основном безучастно, никто не плакал. Многие вообще не понимали, о ком речь. Крупных ссор давно не было, последний инцидент с поножовщиной отмечался в начале июля. Так, мелкие стычки, драки, в которых Бобров никогда не участвовал. Человек он был тихий, но так мог посмотреть… С ним не общались, на всякий случай сторонились, никто его не обижал. Вечером в понедельник видели, как он нервно расхаживал по коридору, курил. Своими планами с постояльцами не делился.
Через час созрел удручающий вывод: общага не поможет. Языком Бобров не трепал, в компаниях не отмечался. Жил в своем замкнутом мире. Иногда по ночам сваливал, где-то болтался, но всегда возвращался — мрачный и трезвый. На удивленный вопрос: а как же строгий режим и «комендантский час» с одиннадцати вечера? — постояльцы смеялись: эти вахтерши только для посторонних такие строгие и принципиальные. Рубль покажешь — и все дороги открыты.
Повторный опрос вахтерши ничего не дал. Женщина, испуганно стреляя глазами, призналась, что иногда идет на «уступки» проживающим — разумеется, из сочувствия и по доброте душевной. Но добавить к сказанному ей все равно нечего.