Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

— Учти, Болдин, теперь ты у меня под колпаком, — выпустив пар, резюмировал майор, — шаг влево, шаг вправо — и все.

— Вообще-то вашу дочь, товарищ майор, шпана подкараулила, — напомнил Павел. — Это так, справедливости ради. И что бы с ней сейчас было, не проезжай я мимо? Она же вам рассказала?

— Оказал помощь — и дуй своей дорогой! — резко бросил Ваншенин. — Что, не научился помогать людям безвозмездно? Ладно, проваливай, не беси меня. Ты правда подумал, что с твоей репутацией я буду смотреть на эти выкрутасы сквозь пальцы? И Алена не дура, все поняла и признала, что совершила ошибку. Не думай, будто я не помню добра. Не окажи ты ей услугу — уже бы катился за 101-й километр с волчьим билетом…

«Мы и находимся за 101-м километром», — уныло подумал Павел.

— Мне цыганочку сплясать, чтобы ты убрался? — прорычал Ваншенин.

— Одну минуту, товарищ майор. Это касается работы. Несколько лет назад на озере пропали три туриста. Их приезд, а также исчезновение связали с ограблением смоленского филиала Госбанка, произошедшим накануне. Вы об этом инциденте не упоминали, хотя он непосредственно связан с Лебяжьим озером. Не знать о нем вы не могли — сами же расследовали.

— Ты еще обвини меня в этом… — Ваншенин снова начал багроветь, но взял себя в руки. — Я не счетная машинка, которая все запоминает. Что ты хочешь, Болдин? Та история быльем поросла. Ройся сам, если хочешь. Про деньги из банка ничего не знаю, после происшествия прибыли чекисты и забрали дело. И без того работы хватает. Фамилии туристов уже не помню. Ну, пропали — может, пьяные купаться пошли и утонули. Дно Лебяжьего озера — та еще могила. Или «всплыли» где-нибудь в Прибалтике, паспорта поменяли, откуда я знаю? Наших ребят унизили, дело забрали — знать не хочу, чем там все закончилось. Сам выясняй, если еще не передумал… Слушай, Болдин, уйди наконец, — разозлился Ваншенин. — Долго будешь испытывать мое терпение?

В одиннадцать утра прошел клич: привезли зарплату, все в кассу! Павел остался в отделе — вряд ли он что-то заработал за четыре дня. Да и зарплата за 101-м километром была символической. Работали за идею — искоренить преступность ради счастья будущих поколений.

Настроение в отделе после посещения кассы было приподнятым. Чекалин сообщил, что наконец отремонтирует «Запорожец», а то это не машина, а какой-то самодвижущийся пулемет. Максимов прикидывал: кому отдать долги, а кто подождет еще месяц. Капитан Микульчин поведал грустный анекдот: «Чем зарплата отличается от заплаты? Заплата больше дырки, а зарплата — меньше». Кривил физиономию Боря Чайкин, усердно делая вид, будто ничего не должен Болдину.

— Что с Ваншениным не поделили? — спросил Микульчин. — Он орал на тебя — стены тряслись, мы думали, табельное оружие применит. Ты вроде новый человек, а орал так, будто вы сто лет знакомы.

— Дела семейные? — подмигнул Максимов.

Слухи уже ползли. Неудивительно — из криков майора определенно что-то вырисовывалось.

— Наш пострел и здесь поспел, — покачал головой Микульчин. — Ладно, знать ничего не знаем, а то еще объявят соучастниками. Признавайся, Болдин, как провел вчерашний день? Постельный режим — это не твое, верно? Кстати, выглядишь уже лучше. Чем-то расстроен, но в глазах загадочный блеск.

— Работал, — сообщил Павел. — Ведь кому-то недосуг собирать информацию о городе, в котором он живет. Предлагаю освежить в памяти историю пятилетней давности о пропаже трех туристов на озере. Она связана с ограблением Госбанка в Смоленске. Дело забрал Комитет государственной безопасности. Считаю рабочей версией: дело возвращается бумерангом. Что с пропавшими деньгами? Их нашли?

— Комитет не делится с нами своими успехами, — проворчал Микульчин. — Нам посоветовали все забыть, и мы охотно это сделали. Кому нужен дополнительный груз на шее?

— Меня вообще тогда не было, — сказал Чайкин.

— Можно подумать, я был, — фыркнул Максимов.

— Странная была история, — вспомнил Чекалин. — Мы начали расследование по заявлению одной взволнованной особы, якобы матери пропавшей женщины. Туристов действительно видели. Мужчина постарше, мужчина помоложе и молодая женщина. Разбили лагерь в скалах на берегу, поначалу их видели: один из туристов рыбачил… Потом пропали, но вещи остались. Разрабатывали версию, будто они кого-то ждали. Искали два дня, опрашивали людей — в том числе в городе…

— И все, — хмыкнул Микульчин. — Были люди — и сплыли. Прибыли комитетчики, забрали бразды правления. Егор Тарасович получил тогда знатный плевок в душу. Зато перестали упахиваться сутками напролет.

— И это главное, — кивнул Болдин. — Предлагаю отработать эту версию с возвращением призраков. Хотя бы выяснить, нашлись украденные деньги или нет. КГБ любит наводить таинственность, но там тоже работают люди — неужели не пойдут навстречу своим братьям меньшим? Еще одна история, обросшая быльем, — причем былье доброкачественное. Ходил слушок, будто немцы в сорок третьем, перед отступлением, затопили в озере некие секретные документы в запаянных водонепроницаемых ящиках. Вывезти якобы не успевали или не было возможности. Может ли данная история аукнуться в наше время? Завирально, но…

— Еще как завирально, — подтвердил Микульчин. — Если и аукнулась, то это точно не наше дело, а догадайся, чье. Что могло быть в этих ящиках? Война давно закончилась, все эти материалы интересны только историкам и архивистам.

— Но отработать надо, — настаивал Павел.

— Сейчас все бросим, — поморщился Микульчин. — Слушай, Болдин, ты тут без году неделя, а уже лезешь вперед паровоза. Вот скажи, при чем здесь Таманский и Бобров — людишки так себе, ничем не выделяющиеся из основной массы сограждан? Мужики, работяги — пусть с душком и туманным прошлым. У кого из нас нет душка и туманного прошлого? Ладно, уговорил, поимеем в виду, но в лепешку не разобьемся. Что-то мне подсказывает — это еще не конец, мы еще натерпимся с этим делом.

— Константин Юрьевич, вы бы поосторожнее с подобными заявлениями, — предупредил Чайкин. — Все худшее имеет привычку сбываться.

Сбылось уже через час. Тройное убийство на Заречной улице. Погиб ребенок! Частный дом на краю городской черты, недалеко от автостанции. Сотрудник бухгалтерии с автобазы, некто Науменко, приехал на маршрутном автобусе к своему начальнику — товарищу Герасимову — выяснить, почему тот не явился на работу. Телефон молчит, на работе аврал — конец месяца не за горами. Вошел в калитку, звал, кричал, зашел в дом — потому что дверь была не заперта — и пулей вылетел обратно. Побежал до ближайшего таксофона, набрал трясущимся пальцем 02…

Максимова оставили в отделе — отвечать на звонки и принимать поздравления. Павел вел машину, наклонившись к лобовому стеклу. Мешался ПМ в кобуре под пиджаком, давил на зудящие ребра. Табельное оружие наконец-то выдали — невзирая на угрюмые взгляды майора Ваншенина.

Паника в умах царила нешуточная. «Задницей чую, — расстроенно бормотал Микульчин, — это последний гвоздь в крышку нашего гроба».

Дом располагался на краю Заречной улицы — действительно, за рекой. До озера — километра три. Зато излучина Каинки, поворачивающей на север, — почти под боком. Край города, но район не депрессивный. Асфальт до самого тупика, окрашенные ограды, опрятные дома, плодовые деревья в садах — просто визитная картинка советского провинциального городка.

Под деревом, нависшим над дорогой, прохлаждалась патрульная машина. На другой стороне дороги собрались «неравнодушные граждане». У калитки нервно мялся опухший старший лейтенант — местный участковый Молчанов. Еще один тип, в штатском, сравнительно молодой, в нелепых очках, как бедный родственник, топтался в стороне.

— Это товарищ Науменко, — простуженным голосом объяснил участковый. — Тот самый, что обнаружил тела. Осторожнее на крыльце, товарищи, этот гад там все заминировал…

— Знаешь потерпевших? — спросил Микульчин.