Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

– Я ненадолго. Мне по службе.

– Да нет никакой разницы, по службе или по любви, – сердилась санитарка. – Александр Яковлевич четко сказал: ни того, ни другую беспокоить нельзя. Состояние нестабильное. Вы понимаете, что значит «нестабильное состояние»?

– Я ненадолго. Мне по службе.

– Ну что с вами делать? Ладно, идите, все равно ведь не отстанете, – устав бороться, сдалась санитарка. – Но если Александр Яковлевич вас застукает, я вас не пропускала, вы сами прорвались.

– Договорились. – Паршин быстро прошмыгнул в освободившийся дверной проем, будто опасаясь, что санитарка передумает.

Он прошел по коридору до палаты, чуть помедлил, коротко постучал и приоткрыл дверь. На больничной койке лежала буфетчица Галина. Увидев Паршина, она заулыбалась.

– Добрый вечер, Галина, – поздоровался Паршин. – Как самочувствие?

– Жить буду, – ответила женщина. – Благодаря вам.

– Не мне, а докторам, – отмахнулся Паршин. – Это они сделали все возможное и вернули вас к жизни.

– Нет, я знаю. Не появись вы тогда в буфете, сейчас бы не в палату, а на кладбище цветы мне несли. – Глаза Галины увлажнились, но она сдержалась. – Следствие закончилось?

– Следствия не будет, – помедлив, ответил Паршин.

– Почему?

– В связи со смертью обвиняемого. Таков закон. Если только подозреваемого нужно реабилитировать посмертно, тогда уголовно-процессуальные процедуры проводятся и после его смерти, а так…

– Так он умер? – на глаза Галины снова набежали слезы. – Умер?

– Убит при задержании. – Паршин подумал и добавил: – Считаю, он получил свое.

– А Вадик? – снова спросила Галина.

– Вадик? – уточнил Паршин. – Милиционер… Он жив. Состояние тяжелое, но врачи утверждают, что угроза жизни миновала. Больше он никому не причинит вреда.

– Вадик? – Брови Галины удивленно поползли вверх.

– Нет конечно. Не Вадик. Игорь Вдовин. – Паршин вздохнул. – Скорее всего, если бы он остался жив, судить его все равно не стали бы. По всем признакам, после первого суда у него произошли серьезные психические отклонения, максимум, что ему грозило, – это принудительное лечение в психиатрической больнице. А знаете, я рад, что он погиб. Из психушки иногда выходят, а оттуда… – Паршин многозначительно поднял указательный палец, – оттуда еще никто не возвращался.

После этих слов он положил на кровать цветы и гостинцы и быстро вышел из палаты. Впереди его ждала неделя, полная отчетов, рапортов, отписок и опросов, но это его не печалило. Зло было побеждено. Больше никаких кровавых сцен, никаких жертв, никаких опасений и сомнений. Только рутина, бумаги и много-много тихих вечеров…

Валерий Шарапов Опер с особым чутьем

Иллюстрация на обложке Алексея Дурасова

* * *

Глава 1

Серия хлопков порвала сонную тишину городка. Ночь едва началась, тьма окутала неказистые постройки. Стреляли неподалеку от армейских складов на улице Камышинской. Комендантский час канул в Лету, но в темное время суток Вдовин вымирал, из подворотен выбиралась нечисть – вездесущий криминал, наводящий ужас на мирных граждан. Группа реагирования прибыла через три минуты – караульное помещение находилось в соседнем квартале. Пришлось поплутать, трое свернули не в тот переулок и пошлепали по лужам. Вечером по городу прокатилась сильная гроза, вода еще не впиталась в землю.

– Сюда, товарищ младший сержант! – пронзительно закричал боец, и все припустили на зов.

Улица Камышинская в западной части Вдовина петляла, как горная река, огибала складские и хозяйственные постройки. Армейский патруль подвергся атаке у входа в узкий переулок, где обрывался дощатый забор. Ограду прикрывали кусты акации и уродливые тополя. Три тела в армейском облачении лежали на проезжей части дороги. Бойцов застали врасплох, их атаковали из переулка, ослепив фонарями, перестреляли из пистолетов. У парней не было шанса спастись. Автоматы и запасные магазины пропали – очевидно, в этом и состоял смысл нападения. Подбежавшим солдатам предстала странная картина. Их товарищ одной рукой удерживал фонарь и цевье автомата, его палец дрожал на спусковом крючке. Он бормотал срывающимся голосом: «Ни с места, тварь, не шевелись, стрелять буду…» Возле тела на корточках сидел мужчина в штатском, щурился от яркого света. Он был без оружия, по крайней мере, руки были пусты. Возможно, он пытался помочь сержанту – тот еще вздрагивал, царапал ногтями сырой грунт, пытался открыть глаза. Это удалось, умирающий издал последний вздох и затих. Глаза с тоской устремились в бездонное небо, затянутое тучами.

– Встать, падла! – прорычал старший. – Руки вверх, медленно поднимайся!

– Товарищ младший сержант, разрешите его пристрелить? – взволнованно бормотал боец. – Ребята погибли – Петруха Чернов, Максимка Перепелицын… Неужели живым будем брать этого гада?

– Отставить, Семченко… Поднимайся, урод, уши ватой забил?

– Мужики, вы чего, белены объелись? – У незнакомца был хрипловатый выразительный голос. Он не стал делать резких движений, медленно встал с поднятыми руками. – Не я их убил… шел по соседней улице, услышал выстрелы, прибежал…

– Заткнись, – процедил подтянутый младший сержант. – Калитников, Шмыгарь, осмотреть окрестности! Малахов, держи этого типа на мушке! Семченко, обыщи его!

Дураком сержант не был, поэтому имел резонные сомнения. На патруль напали с целью завладения оружием – и своего добились. При чужаке ничего не было. Не спрячешь под курткой три ППШ и подсумки с дисками. Оттащил в сторону? За каким, спрашивается, хреном? А самому убежать не судьба? Пристрелить троих ума хватило, а сделать ноги, значит, нет? Незнакомец волновался, но держал себя в руках. На вид ему было прилично за тридцать, рост чуть выше среднего, ладно сложен, русые волосы с сединой. Глаза какие-то необычные – то ли голубые, то ли светло-серые. Семченко повесил автомат на плечо, схватил мужчину за ворот. Боец еле сдерживался, погибли близкие товарищи. Семи пядей во лбу явно не было. Резким движением он оторвал пуговицы на куртке задержанного – не расстегивать же каждую! Мужчине это не понравилось, последовало инстинктивное защитное движение. Семченко рассвирепел, вырвал руку, замахнулся. Незнакомец ее перехватил, оттолкнул бойца. Семченко чуть не упал, пришел в бешенство, скинул с плеча автомат и передернул затвор.

– Семченко, отставить! – взревел младший сержант. Он лично обшарил строптивого незнакомца. В карманах не нашлось ничего интересного: папиросы, спички, скомканный носовой платок, паспорт гражданина СССР на имя Горина Павла Андреевича. Красноармеец держал «злоумышленника» на мушке, сержант изучал находки в свете фонаря.

– Товарищ младший сержант, нет в округе никого! – доложил вернувшийся боец. – Ушли, сволочи, как в воду канули. Только этот остался…

– Ты что тут делал, сука?! – Выдержка изменила, сержант схватил мужчину за ворот.

Тот не менялся в лице, смотрел раздраженно, с какой-то грустью.

– Сержант, ты же не тупой, – вздохнул он. – Понимаю, подозрительная личность на месте преступления, но ты сам раскинь мозгами. Мимо шел, понимаешь? Это преступление? Комендантский час отменен. Мы свободные граждане свободного государства. Прибежал на выстрелы, мало ли что. Не знал, что ваши пострадали. Преступники ушли – забрали оружие и сгинули, никого не видел. Этот парень еще шевелился, я ему помощь хотел оказать.

Сержант заскрипел зубами. Живых не осталось – тела осмотрели. В караулке на соседней улице уже шумели. Подбежал офицер, оценил ситуацию, крепко выразился. Разносились крики: всех в ружье, прочесать окрестные улицы! В городе для охраны складов осталось небольшое подразделение – подняли всех. Из караулки позвонили в милицию, и стражи порядка прибыли быстро. Из переулка вывернула разбитая «эмка», заскрипели тормоза. Свет фар озарил картину происшествия. Вышли двое в форме, один в штатском. Окровавленные тела были не самым привлекательным зрелищем. Коренастый мужчина в короткой замшевой куртке с рыжим отливом поморщился. У него был мясистый нос, въедливые глаза, лысая голова, на лице щетина. Он исподлобья обозрел тела, уставился на задержанного. Последний смирно стоял на коленях, смотрел в землю. Руки были заведены за спину. Над душой, расставив ноги, завис автоматчик.