Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Три дня он находился в этом городе – никому не нужный, никому не интересный. Гулял с палочкой по запутанным улицам, вдоль каналов, которых здесь было множество, таращился на здания, хранящие облик Средневековья. Кажется, начинал ориентироваться в хитросплетениях здешних артерий, познавал магазины, торговые лавочки, кафе и закусочные. В городе было много туристов, они блуждали поодиночке и группами, звучала разноязычная речь. Русский язык, к сожалению, не звучал. Туристы посещали в основном достопримечательности – центральные улицы и площади, величественные соборы, дозорную башню Белфорт – символ Брюгге, Будевейнканал, с которого открывались интересные виды на город, в частности на башню церкви Богоматери. Квартал в сторону – и там уже не было туристов, прохожие попадались редко. Казалось, что попал во вчерашний день, из которого все переселились в сегодняшний…

В дверь постучали. Никита вздрогнул: кого нелегкая принесла? Сотрудников бельгийской Общей службы информации и безопасности, у которых виноватые лица? Помявшись, он отправился открывать – грим на лице, хорошо, что наложил. Хоть действительно не снимай! Спохватился, повернул к тахте за тростью и остаток пути до двери двигался, как и положено пожилому инвалиду. На узкой лестничной клетке стояла женщина в годах – невысокая, щуплая, с корзинкой. В облике осталась канувшая в лету привлекательность, в глазах – былое озорство. Но это было так давно! Аккуратная старушка, в седых волосах серебрилась ленточка. Никита уже видел ее, гражданка проживала здесь же, возможно, этажом ниже. Она смущенно улыбнулась, что-то произнесла по-голландски. На этом языке говорила половина Брюгге – последствие перехода города из рук в руки. Это не значило, что они не знали французского – государственного языка Бельгии.

– Не понимаю, – улыбнулся Никита.

– О, простите. – Старушка перешла на французский. – Вы же месье Видаль? Кажется, Шарль Видаль, если не ошибаюсь? Про вас говорил месье Антуан, наш управляющий. Вы сняли квартиру на неопределенный срок. Мы с вами виделись пару раз, вы так любезно здоровались… – Женщина смотрела пристально, новый сосед вызывал интерес. – Я живу под вами, – продолжала она. – Габриэлла Якобс, можно просто Габри. Мой муж скончался много лет назад, дети живут в Канаде, я переехала в этот жилой комплекс в семидесятом году, здесь сравнительно низкая стоимость аренды…

– Рад вас видеть, Габри. – Никита приветливо заулыбался. Учитывая грим на лице, это выглядело, должно быть, не совсем привлекательно. Но соседку не отпугивало. – У вас какое-то дело? Хотите войти? Проходите, прошу вас, только вынужден предупредить, что я уже собрался уходить…

– О, нет, спасибо, тогда в другой раз. – Соседка решительно замотала головой. В отличие от многих жителей этой страны, у нее имелось чувство такта. – Вот, возьмите, прошу вас. – Она протянула корзинку, в ней что-то лежало, укрытое салфеткой. – Я испекла сегодня пирог с миндалем и ванилью, немного принесла вам. Мы же теперь соседи, не так ли? Должны поддерживать добрососедские отношения.

– О, Габри, не надо было. Но огромное спасибо. Просто обожаю бельгийский пирог. Точно не хотите зайти? – Он был просто воплощением любезности.

– Нет, вы же спешите по своим делам. Рада, что угодила, Шарль. У вас необычный акцент, нет?

– Да, пожалуй, Габри, многие так говорят. Я родом из Эльзаса, в роду имелись немецкие корни, покойная супруга была дочерью офицера, чья семья сбежала из России в Турцию, спасаясь от большевиков. И от меня она требовала говорить только по-русски, что, между нами говоря, было совершеннейшей пыткой…

– О, вы тоже вдовец, – посочувствовала Габри, и в глазах, обведенных морщинами, усилился интерес.

«Так, с личной жизнью проблем не будет», – тоскливо подумал Платов.

– Мне тоже жаль, что у вас все так сложилось, Шарль. И какие же дела, если не секрет, привели вас в Брюгге?

– Ничего серьезного, Габри. Мои родственники когда-то жили здесь, с похвалой отзывались об этом городе. Я не перегружен сейчас делами, решил приехать, осмотреть город, заодно навестить их могилы. Врачи говорят, что после недавних проблем со здоровьем полезно сменить обстановку.

– Это очень интересный город, – улыбнулась соседка. – Многие кварталы просто переехали в наш век из древних времен, в них ничего не изменилось. Не подумайте, будто я такая старая, что помню древние времена, – соседка прыснула, – но… да вы и сами увидите и поймете. Всего доброго, Шарль, простите, что отвлекла. – Старушка манерно раскланялась.

А что, тряхнуть стариной, замутить интрижку?.. Никита закрыл дверь, постоял у порога, прислушался. Соседка как соседка, обычный визит вежливости. Он приподнял салфетку, понюхал пирог. Смотрелся он и пах приятно. Поблескивала смазанная яичным белком корочка. Он оторвал пальцами кусок пирога, с задумчивым видом стал жевать. Видимо, нужны определенные меры. Габри и раньше могла прийти – когда он тут бегал, весь такой молодой…

Никита убрал еще теплое печеное изделие в холодильник, начал собираться. Пять минут спустя согбенная фигура проковыляла мимо дома, свернула на аллею. Постукивала палочка.

«Надо ли все усложнять, товарищ генерал-майор? – задавал он еще в Москве выстраданные вопросы. – Образ старика, разбитого инсультом, – вам не кажется, что это перебор? Какая, собственно, нужда?»

«А тебе не кажется, милый друг, что наш общий знакомый мог в Москве тебя срисовать? Ты готов поручиться, что это не так? Вот и я не готов поручиться. Так что не ищи легких путей, привыкай к новым реалиям. Привыкнешь – и все пойдет как по маслу».

Где-то товарищ генерал был прав. Не факт, но Старчоус мог его видеть. У дома Гаранина, у дома Лисовца, во время слежки за Дворским. И раньше намеченного убрался из Москвы, не выполнив поставленной задачи, поскольку решил, что собственная безопасность дороже. Не удивительно, если он даже наводил справки о майоре Платове…

Привычного асфальта в этом городе практически не было. Тротуарная плитка, брусчатка – последнюю укладывали еще в приснопамятные времена. По аллее он вышел к каналу. Водная артерия была незначительной, метров двадцать в ширину. Суда крупнее лодочек здесь не ходили. С одной стороны к парапету подступала дорожка, другого берега не было – вода облизывала кирпичные стены. Мрачноватые строения с остроконечными крышами тянулись друг за дружкой. Окна здесь делали арочного типа – с округлым верхом. Устремлялись в небо многочисленные дымоходы – едва ли не каждая жилая секция оборудовалась печным отоплением. Район располагался в стороне от туристических маршрутов, здания выглядели мрачно, напоминая тюрьму. Возможно, раньше это и была тюрьма, в отдельных окнах-бойницах сохранились решетки. Людей в округе почти не было. Никита посидел на каменной лавочке, пристроив трость между коленями, закурил. Перехватил осуждающий взгляд проходящей мимо женщины – как можно курить в таком возрасте и состоянии? Это немыслимо! В принципе он бы согласился, курить в столь почтенном возрасте – здоровью вредить.

«Больная» нога отдохнула, он прошел еще немного, встал у парапета, нацепив на нос очки. Стекла обладали минимальными диоптриями, решительно меняли лицо. Он снова сел на лавочку, вынул из кармана сложенную вчерашнюю газету Le Soir d’Algerie. Она продавалась по вечерам и была одной из немногих, издающихся на французском языке. Никита мысленно окрестил ее «Вечеркой». Со стороны он казался обычным пенсионером, убивающим время. Но профессиональные привычки работали – глаза украдкой осматривали окрестности. Через пять минут он сложил газету, сунул в урну, заковылял дальше. Канал на ограниченном участке расширился до размеров озера, здания стали веселее, даже вода казалась чище, в ней отражались коньки крыш и остроконечные шпили. В уличном кафе были заняты несколько столиков. Публика поглощала французские круассаны, голландские пудинги и марципановые вафли. Аппетитно тянуло свежемолотым кофе. Сладкоежкой Никита не был, прошел мимо. В кондитерскую лавку за соседним домом тоже не стал заходить, хотя обилие продукции впечатляло – и в витринах, и в выставленных наружу лотках. Местные обожали сладкое, так же как русские – пельмени. Никита свернул в сторону от канала и через несколько минут вошел в тихий дворик, окруженный с трех сторон опрятным зданием с вычурной крышей, облицованной оранжевой черепицей. В прошлом здесь находился бегинаж – община-поселение для бегинок – одиноких монахинь. В настоящее время здание не функционировало, хотя для чего-то его берегли, содержали в чистоте, сделали ремонт. Во дворике был уютный садик, разбегались дорожки. Девочка выгуливала забавного спаниеля, обожающего гоняться за палкой. Никита присел на крайнюю лавочку, достал миниатюрные шахматы, стал помещать в специальные отверстия фигуры. Плоская коробочка 12x12 сантиметров легко помещалась в боковой карман куртки. Текли минуты. Пенсионер, играющий сам с собой, смотрелся в этом сквере вполне естественно.

– О, разыгрываете староиндийскую защиту? – спросил темноволосый мужчина лет сорока. Он шел по аллее вместе с молодой женщиной – у нее было узкое лицо и очки, превращающие ее в школьную учительницу. Пара остановилась, мужчина вытянул шею.

– Нет, – покачал головой Никита, – пытаюсь воспроизвести комбинацию Михаила Таля, в которой он пожертвовал ферзя и ладью Михаилу Ботвиннику и в итоге выиграл.

– Серьезно? – Мужчина пристроился рядом, спутница тоже села, вынула из сумочки книжку в мягкой обложке.