Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Тимофей Иванович проснулся в начале восьмого – немного проспал, обычно на утренней зорьке рыбачит. Собрал рюкзак – и на причал. Соседи еще спали, народ в этой местности не больно активный. Прошел по террасе, свернул за бугорок – и наткнулся на труп у воды. В панику не впал, все же «боевое» прошлое за плечами, близко не подходил, но осмотрел тело. Часть лица была на виду, понял, что это соседка Анна. Явно мертвая – помощь уже не требуется. Тело лежало напротив ее участка. Тимофей Иванович припустил обратно, благо сила в ногах еще осталась, добежал до правления, вспомнил, что связка ключей осталась на даче, побежал обратно, потом опять в правление. Потерял минут пятнадцать. Сделал звонок в дежурную часть, потом в прокуратуру Бердска – чтобы нашли командированного по фамилии Лучинский. Попросил приехать, назвать причину язык не повернулся. Патрульные прибыли быстро, а Вадиму Александровичу – долгий крюк…

Тело перевернули. Оно принадлежало молодой женщине – брюнетке. Кровь залила лицо, запеклась.

– Ну, что ж, примите поздравления, Виктор Павлович, – сказал Колкер. – Ваше юное дарование, похоже, не ошиблось, – он отыскал глазами практиканта. Тот время даром не терял – разговаривал в стороне с молодой дачницей – та зябко ежилась, обнимала себя за плечи. Виталик частил, как печатная машинка, и непонятно было, кто кого опрашивает. – Соловей – птица певчая, Виктор Павлович? – Колкер засмеялся. – Пусть работает юнец, лишь бы не мешался… Прислушайтесь к его спорному мнению, в нем есть зерно. Не вижу связи между работницей прокуратуры, учителем в средней школе и сотрудницей ГПНТБ. Но могу ошибаться, работайте. Время смерти традиционно – от десяти вечера до полуночи. Проведем вскрытие – временные рамки сузятся. Почерк тот же, удар и орудие убийства – такие же, 99 процентов, что мы имеем дело с одним убийцей. Посмотрите насчет следов, но вряд ли что-то найдете. Место истоптано, травянистый покров тянется почти до воды. Хорошее местечко, живописное… – эксперт мечтательно вздохнул. – Тимофей Иванович, вы не в курсе, дачки в округе продаются? Отработаю еще год – и к вам, на рыбалку…

– Поздно вечером ничего необычного не слышали, Тимофей Иванович? – спросил Разин.

– Ничем не помогу, молодые люди, – развел руками бывший прокурор. – Знать бы, что такое случится… Встать хотел пораньше, оттого и лег в половине одиннадцатого. До этого все тихо было. А сон у меня такой, что пушкой не добудишься. Еще покойная супруга со мной намучилась: мол, вставай, топай на работу, а то уволят тебя из прокуроров… Безумие какое-то, – посетовал Беликов, – так жалко Аннушку, такая молодая была, кому понадобилось ее убивать, да еще и с особой жестокостью? Это не местные, поверьте. В нашем поселке люди добрые, мухи не обидят…

– Видим, как у вас тут свирепствует доброта, – проворчал похмельный Крюгер.

– А где же наша доблестная милиция? – парировал Беликов. – С каждым годом все труднее объяснять людям, почему милиция их не бережет. При мне такого не было, – вынес вердикт Беликов, – и с запахом сотрудники на работу не приходили.

Крюгер обиделся.

– Надо дом осмотреть, – подал гениальную идею Островой. – Может, пропало что.

– Осмотрели уже, – оживился старший милицейского наряда. – Пока вас ждали, сходили в дом с Тимофеем Ивановичем. Не следили, разулись, чего так смотрите? Все там чисто, беспорядка нет, посторонние в дом не заходили. Мы не спецы, конечно, сами решайте…

Послышался шум мотора – подъехала белая «Лада». Вышел молодой мужчина. Он казался спокойным, если не замечать бледный цвет кожи. У прибывшего было тонкое холеное лицо, коротко стриженные русые волосы. Он носил костюм, светлую рубашку. Верхняя пуговица ее была расстегнута, видимо, в дороге стащил с себя галстук. Он стоял у открытой машины, не решался захлопнуть дверцу и подойти. Но пересилил себя, приблизился – словно на ходулях. Машинально кивнул Беликову, остальных не замечал. Взгляд застыл на мертвой женщине. Он подошел – по-прежнему спокойный, только нижняя губа подрагивала, опустился на корточки. В таком положении он просидел не меньше минуты, присутствующие стали недоуменно переглядываться. Мужчина поднялся.

– Как это случилось? – У него был негромкий вибрирующий голос. Начинались трудности с дыханием, но он не хотел это демонстрировать, сохранял хладнокровие.

– Пока не знаем, – учтиво сказал Варламов, – обстоятельства будут выясняться. Вы Лучинский Вадим Александрович?

– Да, это я, – сухо кивнул мужчина, – муж Ани… Подождите… – он начал растирать ладонью лоб. Прекратил это делать, снова посмотрел на тело. Картина не менялась.

– Примите соболезнования, Вадим Александрович, – сказал Алексей. – Мы сделаем все, чтобы найти виновного в гибели вашей жены. Когда вы видели ее в последний раз?

– Что? – Он резко повернулся, растерянно забегали глаза. – Вчера… Я приезжал вчера, уехал вечером, еще не было девяти… Можно минуточку? Или несколько минут. Посижу в машине, хорошо?

Он не дошел до машины. Изменило хладнокровие, задрожали ноги. Лучинский качнулся, как-то беспомощно схватился за воздух руками. Беликов находился неподалеку – кинулся, чтобы поддержать соседа. И подхватил уже в падении. Закатились глаза, свежеиспеченный вдовец провалился в обморок. Присутствующие растерялись.

– «Скорую» вызывайте! – прорычал Варламов.

– Ага, сейчас, – встрепенулся Тимофей Иванович. – Только из правления надо звонить, потребуется время…

– Не надо, – поморщился Колкер. – Обычный обморок, не унижайте здорового мужика.

В чемодане нашелся нашатырь, эксперт смочил вату, сунул Лучинскому под нос. Тот дернул головой, открыл глаза, начал кашлять. В глазах стояла бездонная тоска. Его отвели к машине, усадили. Лучинский хлопал себя по карманам, искал курево. Сердобольный милиционер поднес зажигалку. Курение, возможно, и вредило здоровью, но в данный момент было единственным спасением.

Волосы вставали дыбом от происходящего. Таинственный убийца орудовал направо и налево, а у милиции не было ни одной зацепки. Предчувствие крупных неприятностей забиралось под кожу.

Кинолога с собакой решили не вызывать – Варламов отверг идею. Мало милиции позора? Место преступления затоптали, кого искать овчарке – будь она даже семи пядей во лбу? Преступник прибыл на машине, другие версии даже не рассматривались.

Подошла «буханка» из морга, санитары укоризненно смотрели на милиционеров – мол, вы, ребята, окончательно разучились мышей ловить. Тело укрыли простыней, понесли к машине. Выбрался из «Лады» белый, как лист ватмана, Лучинский, подошел, испытывая трудности с ориентацией в пространстве. Отогнул простыню, еще раз всмотрелся в мертвое лицо супруги. Санитар нетерпеливо оттер его плечом, захлопнул заднюю дверцу.

Поиски следов, оставленных преступником, ни к чему не привели. Практикант подвернул лодыжку, застрял в корнях и получил меткий укус шершня в нос. Он растирал пострадавший орган, в итоге на носу обрисовалась шишка.

Нашли единственный след на лысом пригорке у леса. Он мог принадлежать кому угодно, в том числе преступнику.

– Резиновый сапог, – констатировал Колкер, – 45-й или 46-й размер. Не факт, что тут орудовал Гулливер, это мог быть вполне миниатюрный субъект, надевший сапоги не по размеру. Лично я так бы и сделал, соберись однажды кого-нибудь убить.

Оперативники привычно заполняли протоколы. Минут через сорок удалось опросить Лучинского. Он был смертельно бледен, но вел себя адекватно.

– Все в порядке, не извиняйтесь, я понимаю, сам работаю в этой же системе… Но никогда не думал, что однажды это коснется моей Анюты… Не знаю, кто хотел ее убить и за что… Она не вела резонансных дел, за которые можно получить такое… ну, вы понимаете. Это совершенно точно. Анюта входила в группу, осуществляющую надзор за сотрудниками линейного отделения милиции. В последний месяц там не было громких дел, связанных с превышением должностных полномочий, контрабандой или чем-то подобным. Аннушка молодая, еще неопытная, ей не поручали особо важные дела…