Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
Дойдя до Дмитровского переулка и повернув за угол, сыщики увидели длинную очередь, начинавшуюся у крыльца заветного магазинчика.
— Вот те раз, — проворчал Старцев.
Егоров вздохнул:
— Видать, завезли чего-то.
— Спрошу, — отвалил от компании Васильков.
— Неугомонный, — посмеялись вслед Иван с Василием.
Васильков вырос в большой и дружной московской семье, проживавшей на берегу Яузы. В школе он учился с удовольствием и с первой попытки поступил в Геологоразведочный институт. Став геологом, успел разок съездить «в поле», на Урал, после чего в июне 1941-го был призван на военную службу.
Сашка
Комдив долго не давал хода его рапорту с просьбой о демобилизации — все же такой огромный опыт, образование, боевые ордена. Опять же, партийность и безупречная репутация. Считай, прямая дорога в академию, а там и в полковники. Но Сашка горел желанием вернуться в родную Москву и снова заняться любимой геологией.
Сменив офицерскую форму на старый гражданский костюм, он и в самом деле отправился в Московское государственное геологическое управление. Но не судьба. Все его сотрудники находилось в эвакуации, свободных штатных единиц в наличии не имелось. Пришлось идти на ближайший завод и устраиваться учеником слесаря.
Новая работа оказалась не по душе. Привычный к свободе и риску, Сашка изнывал от однообразия. И кто знает, чем бы все закончилось, если бы в один из вечеров после рабочей смены он не заглянул в пивнушку. В густом табачном дыму, среди пьяного люда, к своему величайшему удивлению, он повстречал Старцева. В тот же вечер узнал о его службе в МУРе. И тогда же услышал предложение попробовать себя в уголовном розыске.
Вернувшись от хвоста длинной очереди, Васильков объявил:
— Белый хлеб подвезли. Разгружают с машины у заднего входа. Давать будут по буханке в одни руки.
— Постоим? — предложил Егоров. — И папирос прикупим, и белым хлебушком заодно разживемся.
Старцев еще раз поглядел на очередь. На вскидку возле магазина топтались человек сорок — сорок пять. Белого хлебушка, конечно, хотелось. Очень хотелось! Потому что отпускавшийся по карточкам так называемый «ржевский», или «тыловой», хлеб — темный и твердый, с подмешанными отрубями и картофелем — страсть как надоел. Однако, толкаясь в очереди, о служебных делах не поговоришь — кругом посторонние люди. Разве можно?..
— Лучше пройдемся до Пушечной, — сказал Иван Харитонович и, поудобнее перехватив трость, зашагал к Петровке.
На улице Пушечной, в квартале от площади Дзержинского, располагался другой коммерческий магазин. Он был гораздо больше, состоял из нескольких отделов и назывался «Бакалея». В нем-то уж точно получится прикупить табачку.
— Значит так, братцы-товарищи. Что мы имеем по Барону и по незавершенному уголовному делу? — Старцев медленно вышагивал по Петровке, заметно припадая на больную ногу. О зажатой под мышкой тросточке он позабыл, так как был занят совершено другим.
— Имеем пропажу грузовика, датированную 16 августа, — лаконично ответил Егоров.
— Верно, — согласился Иван и дал развернутый ответ на свой же вопрос: — В день большой московской паники — 16 октября 1941 года —
он выехал из Главного управления госбезопасности, загрузил сейф в Мосторге на Красной Пресне, а на товарную станцию Лефортово не прибыл. Об этом в уголовном деле имеется донесение майора милиции Мишина, отвечавшего за погрузку сейфа в спецэшелон.— В донесении он также сообщил о звонке в Главное управление госбезопасности, — дополнил Васильков. — Но дежурный по Управлению сообщение майора воспринял спокойно, так как поток автомобилей, подвод и пеших граждан в этот день был сумасшедший. Зашевелились в Управлении только после того, как поблизости от товарной станции обнаружили два трупа.
Запнувшись больной ногой о бордюрный камень, Старцев тихо выругался и наконец вспомнил о трости.
— Так точно — два окровавленных трупа в исподнем, — сказал он. — Позднее в них опознают лейтенанта государственной безопасности Николаенко и его водителя — сержанта Карташова…
В материалах дела значилось, что ближе к вечеру на два тела с колотыми и резаными ранами наткнулись жильцы дома № 12 по Кирпичному переулку. Судя по описанию, переулок представлял собой узкую, малопроезжую улочку, по одну сторону которой тянулась стена старой маслобойки, по другую благоухали акации в палисадниках частных домишек.
— Проживающий в переулке семидесятишестилетний гражданин Спиридонов подтвердил, что во второй половине дня недалеко от его дома минут на десять останавливалась грузовая машина, — продемонстрировал отменную память Егоров.
— Полуторка. Которую на следующий день случайно обнаружил милицейский патруль на улице Пантелеевской, — закончил Васильков.
И с этим фактом Иван согласился:
— Верно. Только никакого сейфа в ее кузове уже и в помине не было…
В «Бакалею» на улице Пушечная тоже стояла очередь. Правда, людей в ней толкалось раза в четыре меньше, да и те, как оказалось, нацелились в рыбный отдел, где в этот день продавали селедку и мороженую треску.
— Мамаша, будьте добреньки, — настойчиво продвигался к входу Старцев.
— Куда ж вы, сынки, без очереди-то? — Женщина не торопилась их пропускать.
— Нам, мамаша, ваша селедка без надобности. Нам бы только табачку прикупить.
— За папиросами, что ли? Тогда проходите…
У прилавка скинулись и попросили продавщицу отоварить на всю сумму. Средних лет женщина в белом халате окинула оценивающим взглядом молодых мужчин, шустро посчитала деньги и негромко объявила:
— «Южные» вчера подвезли. Будете брать?
Папиросы «Южные» ленинградской табачной фабрики имени Клары Цеткин были получше «Беломора», но и стоили подороже.
Переглянувшись с товарищами, Егоров кивнул:
— На все.
Продавщица перекинула туда-сюда несколько костяшек на счетах. Затем выудила откуда-то и положила на прилавок двенадцать запечатанных папиросных пачек.
— Спасибо! Вы сегодня неотразимы, — торопливо рассовывал папиросы по карманам Егоров.
— Да я и вчера так же выглядела, — растянула она в улыбке густо накрашенные губы.
Продавщица была не прочь поболтать с красавцем Егоровым, да Старцев легонько стукнул его тростью по ноге.
Пришлось поворотиться к выходу…
— Ей бы штраф влепить, а ты с ней любезничаешь! — ворчал Иван, спускаясь по каменному крыльцу.
— За что же ее штрафовать-то?!
— За то, что товар прячет под прилавком! Почему «Южных» нет на витрине?