Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
– Проходим, товарищи, в дом, не стесняемся, ничего не боимся, – добродушно ворковал Белецкий. – Народ уже не голодный, поэтому вас никто не укусит… Михаил Андреевич, вы с нами?
– Пройдусь, с вашего позволения, Родион Львович. Здесь же есть проход на задний двор?
– Разумеется, только к обрыву не подходите, – предупредил Белецкий. – Все никак не соберусь ограждение врыть. А если честно, то не хочу, там такая красота, особенно по вечерам…
Люди исчезли в доме. Теплый вечер был в разгаре, благоухала крымская флора. В доме становилось веселее, завели Джо Дассена. Подошел майор Журавлев, попросил спички. Прикурил, вернул коробок. Можно было не спрашивать, почему у него не сложились отношения с Ниной. Кажется, Кольцов догадывался. Где еще кипеть амурным страстям, как не в закрытом обществе?
– Все в порядке, Павел Викторович?
– Как всегда. В этом болоте, Михаил Андреевич, ничего не меняется. Быстрее бы все закончилось, сдать жилище, уехать в родной Таганрог…
– Забыл, что вы не местный…
– Да боже упаси. Сотрудников
Журавлев не стал развивать тему, а Михаил не спрашивал. Советские люди не только строили коммунизм и брали повышенные обязательства, но и жили сложной личной жизнью. Вести задушевные беседы Журавлев не собирался. Сказал, что посидит в машине, и растаял в густеющем полумраке. Михаил обогнул дом и по гаревой дорожке вышел на задворки. Здесь было уютно, чисто, а главное, полная приватность – от одних соседей закрывала живая изгородь, от других – окрашенная деревянная. Хоть голышом бегай. К тому же имелся самый настоящий бассейн, пусть и небольшой – за пару гребков можно доплыть от стенки до стенки, зато свой. Переливались в мутном свете выложенные кафельной плиткой стены. Отблески заходящего солнца плясали в воде. На кафельной отмостке стоял шезлонг, на спинке висел сложенный халат, рядом – книга в раскрытом виде, солнцезащитные очки. Поколебавшись, Михаил склонился над обложкой. Книжка, зачитанная до дыр, видимо, интересная. Блохинцев Д. И. «Принципиальные вопросы квантовой механики». Издательство «Наука», 1966 год. Он двинулся дальше – мимо беседки, мимо розовых цветущих кустарников. Участок подступал к обрыву – в принципе, ничего страшного, если в доме нет животных или маленьких детей. Незачем искушать судьбу и лезть куда не надо, особенно в подпитии… Опасный участок отгораживал сбитый вручную барьер из досок с табличкой – видимо оторванной от ближайшего трансформатора. Какое ни есть, а предупреждение. Какой же дурак не зайдет за ограничительную линию? Майор госбезопасности исключением не являлся. Он обогнул скалящийся черепок, осторожно приблизился к обрыву, вытянул шею. Закружилась голова, но он продолжал стоять. Высота и зрелище завораживали. Берег резко обрывался вниз, далеко под ногами плескалось море, волны облизывали голый камень. Глухо рокотал прибой. Шторма сегодня не было, обычное вечернее волнение. Пройти под утесом было невозможно, берег обрывался прямо в море. А вот справа он различил полоску суши, булыжники, вросшие в песок. Там было что-то вроде пляжа, к которому, очевидно, имелся спуск…
– Там тропа… – прозвучал за спиной женский голос. Дернулась нога от неожиданности и чуть не съехала в обрыв! Он резко перенес центр тяжести, так ведь и свалиться недолго!
– Ой, не падайте… – Женщина схватила его за рукав, потянула к себе.
– Не бойтесь, Карина, не упаду, – проворчал он. – Но в следующий раз постарайтесь так не делать.
– Постараюсь, простите. – Карина нервно засмеялась. – Я думала, вы твердо стоите на земле.
Она подошла неслышно, звук шагов скрадывали порывы ветра. Больше никого, другие гости оставались в доме. Спала вечерняя жара, погода была идеальной, бодрил ветерок.
– Хотите поговорить? – спросил Кольцов.
– С чего бы это? – пожала плечами женщина, вдруг утратившая всю свою экстравагантность (очевидно, предназначенную для публики). – Я даже не знала, что вы здесь, просто вышла подышать. С нашего участка вид на море совсем другой – не так круто, кусты с деревьями лезут со склона, заслоняют обзор. Люблю на этот утес приходить. Все любят… Закурить дадите?
Михаил охотно расстался с сигаретой, чиркнул спичкой. Карина потянулась к его сложенным ладоням, озарились ярко накрашенные губы, морщинки в уголках глаз.
– Вы что-то говорили, когда подошли?
– Ах да, – вспомнила Карина, выдыхая дым, – тропа, говорю, там, – она кивнула вправо, – между Белецкими и Парасюками. Машина не проедет, только пешим ходом. Сначала тропа, потом лесенка с перилами. Без перил спускаться страшновато… Пляжик небольшой, уходит туда, вправо. Местные любят отдыхать там после работы, можно искупаться, на море посмотреть, посидеть, если погода не позволяет купаться. Мы тоже с Костиком любим туда ходить, вот только времени решительно не хватает. Тамошней тропой можно только в светлое время пользоваться, а в темноте рискованно, не видно ни хрена… Слушайте, давайте отойдем подальше? Тут обрыв опасный, дело даже не в том, что можно оступиться, а почва может просесть. Опомниться не успеете, как вниз поедете. Устала говорить Родиону: вройте что-нибудь основательное, отгородитесь, на хрена вам этот риск инфаркта?
Предложение было здравое, Кольцов отошел от обрыва. Вид на море был чертовски хорош, уходить не хотелось. По траверсу прошло небольшое судно с обтекаемыми обводами – катер береговой охраны. Данный участок побережья считался зоной особого внимания. Карина стояла рядом, он чувствовал ее любопытный взгляд.
– Согласитесь, хорошо здесь, – вкрадчиво сказала она. – Весь нос забит йодом, просто слишком хорошо…
«Слишком хорошо – это тоже не очень хорошо», – подумал Кольцов.
– Скажите, Карина, прохладные отношения Павла Викторовича Журавлева и Нины Георгиевны…
– Вы тоже заметили, – хмыкнула Карина. – Хотя у вас профессия такая, Михаил, все замечать… Вы же никому не расскажете? Павел Викторович хороший человек, да
и Нинка баба хорошая, но тут коса нашла на камень. В общем, Журавлев в прошлом году пытался приударить за моей сестрицей. В принципе, верно рассудил: молодая баба томится в золотой клетке, муж постоянно на работе, а если и дома, то ему не до жены. Только не учел, что Нинка любит своего трудоголика. Что так смотрите? Еще как любит, точно говорю, меня не обмануть. Все готова терпеть, лишь бы он рядом был. Думаете, есть для нее какая-то корысть в этом замужестве? Да никакой. Родион если и известен, то в узких кругах. В свет с таким не выйдешь, большим деньгам не порадуешься. Первый муж у Нинки, между прочим, дипломатом был, сейчас за границей трудится, а бросила его, потому как не любила… И Павел Викторович, соответственно, получил отлуп. Видать, не понял, совершил вторую попытку, после чего их отношения и разладились. Нинок его на дух не переваривает, хотя при посторонних старается это не показывать. Но не всегда удается, вы же заметили? И Белецкий видит, что не по душе его любимой Павел Викторович, но главная причина этой нелюбви в голову не приходит. Занят больно Родион, другое в голове, да и… – Карина помялась. – Он наивный человек – во всем, что не касается работы. Своей супруге безоглядно верит и, кстати, правильно делает.– Еще кто-нибудь об этом знает?
– Ну, вы теперь знаете. – Карина сухо рассмеялась. – Нинка только мне рассказала, она же не дура, по белу свету такое трепать. Кто-то, может, и догадывается, да и что с того? Адюльтера не было, чиста моя сестрица, товарищ прокурор… – В смехе соседки заиграли вульгарные нотки.
– А у вас тут весело, – ревниво прозвучал за спиной голос, к ним вразвалку подошел взлохмаченный Константин. Он уже изрядно выпил, но пока сохранял здравость мысли. – Ищу тебя, дорогая, ищу, а ты вот где…
– Надо же, какая прелесть, – заулыбалась Карина, хотя по ее лицу и пробежала тень досады, – хоть кто-то меня ищет… – И, повисла на руке своего суженого, отчего тот едва не упал. – Эй, родной, а ну, стой прямо, не шатайся… Да все в порядке, Костик, немного пообщались с товарищем из органов, сдала ему пару секретов, ничего страшного…
Такое ощущение, что перед мужем она старалась показаться пьяной. Константин помалкивал, только бросил на Михаила настороженный взгляд. Пошатываясь, супруги побрели к дому. Сгущались сумерки, воздух приобретал темно-фиолетовый окрас. Михаил постоял еще пару минут и тоже двинулся обратно. Праздник в доме продолжался. Сигналила машина за оградой, пожилой садовник открыл ворота, и на щебеночную стоянку въехала «Волга». Водитель остался в машине, распахнулись задние двери, с одной стороны спешился лично Петр Ильич Голованов с букетом красных и белых гладиолусов, с другой – Людмила Михайловна Юдина с усталой и немного ироничной улыбкой на устах. Петр Ильич, чеканя шаг и дежурно улыбаясь, отправился к встречающей его имениннице. Та тоже дежурно охала и закатывала глаза, получая букет и пожелания жить в мире и счастье до ста лет. «Это еще не все, моя дорогая», – проурчал Петр Ильич и отправился обратно к машине, открыл багажник. Его место подле именинницы заняла Людмила Михайловна – ее поздравление было менее пафосным, но более искренним. Гости, столпившиеся на крыльце, захлопали в ладоши. Нина Георгиевна получила конвертик и некие слова на ушко, которые ее весьма развеселили. Но Кольцов наблюдал за Головановым. Петр Ильич извлек из багажника гигантскую (а главное, ненужную) вазу, отправился в путь с ней в обнимку. Только Кольцов видел, как он мазнул взглядом по стоящей неподалеку Карине, и та отозвалась примерно тем же взглядом. Это было мимолетно, но до чего, черт возьми, выразительно! Кольцов изумился, хотя и не подал вида. Вот это да! Начальница отдела множительной техники и руководитель строительства… Почему, собственно, и нет? Могут видеться на работе каждый день, договариваться о местах встречи, и законом супружеские измены пока не запрещаются…
Этого никто не заметил. Карину прикрыл ее же затылок, Петра Ильича – ваза. Какие, право, шалуны на объекте всесоюзного значения… Нина Георгиевна ахнула, в страхе попятилась. Пришел на выручку супруг, перехватил бестолковый подарок. «Свадебного генерала» наконец дождались. Измученный трудами Петр Ильич поднялся на крыльцо. За ним гуськом потянулись остальные приглашенные, в том числе соседи Парасюки.
И сколько еще открытий чудных предстояло познать? Интрижка Карины и Голованова (а Кольцов не мог ошибиться) явно затмевала бледные попытки Журавлева закадрить Нину. Только какое отношение эти интрижки имели к поиску шпиона? Он мог отправиться ложным путем, и мысли об этом начинали беспокоить. С улицы доносился раздраженный голос Журавлева – Павел Викторович что-то внушал своим «топтунам».
Стемнело, звезды высыпали на черное небо. В доме убавили музыку – мешала разговору. Граждане неплохо проводили время, звенели бокалы. «А давайте выпьем за Родиона Львовича! – гремел голос Петра Ильича. – За самую светлую голову нашего времени! За то, что у него такая жена – наша всеми любимая Нина Георгиевна!» Михаил покурил в районе бассейна, вошел в дом. В столовой разговаривали люди, из-под двери распространялся дурманящий мясной запах – дело дошло до бараньей ноги. Петр Ильич продолжал расточать лестные слова о главном инженере. Белецкий вяло отбивался: день рождения вообще-то не у него. Непринужденно смеялась Нина Георгиевна. «Эй, а где мой суженый-ряженый? – доносился голос Карины. – Уснул, поди, в туалете…» – «И Людмила Михайловна куда-то запропастилась, – удивлялся Петр Ильич. – Снова курит, чтобы никто не заметил?»