Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
– Да откуда же я знаю? – Нина Георгиевна сжала виски, с тоской уставилась в пространство.
По коридору прошли несколько человек, хлопнула входная дверь. В столовую не заглянули. Михаил простился с присутствующими и проследовал в кабинет. Белецкий сидел на стуле, как будто в комнате для допросов, съежился, руки лежали на коленях, теребили складки домашних брюк. Он выглядел ужасно – почерневший, глаза потухли, небритый подбородок подрагивал.
– Это вы… – констатировал он севшим голосом. – Значит, теперь это будете вы. – Белецкий обреченно кивнул. – Допрос стихийно продолжается, Михаил Андреевич? Или как к вам теперь обращаться – «гражданин начальник»? Знаете, моего отца в тридцать седьмом году репрессировали, предъявили вздорные обвинения в заговоре против советской власти, отправили по этапу на Колыму, впаяв двадцать лет без права переписки. Мне тогда было три года, понимал немногое.
– Мне жаль, Родион Львович, подобные случаи в ту пору иногда происходили. Давайте без воспоминаний о прошлом. Не испытываю желания вас посадить, тем более за то, чего вы не совершали. Давайте честно, вам есть в чем себя упрекнуть?
– Не в чем. – Похоже, человек сломался под катком правосудия, его губы едва шевелились, он обмяк, кожа на лице обвисла. – Всю жизнь трудился на благо страны, участвовал в серьезных проектах, играл в них, надеюсь, не последнюю скрипку, не припомню за собой даже маленьких прегрешений – не дрался, не воровал, в школе не списывал… А теперь меня обвиняют не только в халатности, но и в государственной измене. Следователи задают наводящие вопросы, ловят на несостыковках, говорят, что я путаюсь в показаниях… А я не могу поддержать с ними беседу, не владею, знаете ли, предметом…
– Повторю то же, что недавно сказал вашей жене: есть факты, которые работают против вас. Имею предложение подвергнуть их анализу.
– Да боже правый, я уже все рассказал предыдущим товарищам. Что изменится, черт возьми?
Обрушение на объекте – просто обухом по голове. Такого не должно было случиться даже в страшном сне. Он отвечает за все свои конструкции и готов подписаться под каждой гайкой. Натура у него такая – проверять и перепроверять. Он уверен, имела место диверсия. Взрывчатку на объект, конечно, не привезти, но газовые баллоны – вполне разумное объяснение. Если все сделать грамотно и мощная ударная волна перебьет одну из колонн… Он не знает, кто способен такое сделать. Приказала бы Родина – он бы сделал. Но от Родины поступали другие приказы.
– То, что я встречался якобы с представителем западной разведки, еще большее недоразумение. Я вам уже рассказывал про этот парк. Да, не упомянул про севшего рядом товарища, потому что посчитал этот факт незначительным… В лицо не всматривался. Он первым начал говорить, причем совершенно без акцента. Сказал, что приехал из Биробиджана, хочет посетить местные знаменитые пещеры, но не может найти их на карте. У него в руках был туристический атлас. Я взял его, пролистнул несколько страниц и показал пальцем. После чего вернул владельцу. Мужчина поблагодарил, пожелал приятного дня и ушел. И это все, поверьте. Я уже тысячу раз это повторял… И о том, что не знаю, откуда в столе деньги, – тоже устал повторять. Не мои они, понимаете? Нет, вы не поймете, ведь вы такой же, как они…
– Чем вам угрожают следователи?
– Да уж не премией. – Белецкий горько усмехнулся. – Госизмена, пожизненный срок… Обещают похлопотать, если начну сотрудничать со следствием и сдам агентурную сеть. Но данным предметом, как уже сказано, я не владею…
– Есть идеи, кто хочет вас подставить?
– Не понимаю зачем, – пожал плечами Белецкий. – Нет, Михаил Андреевич, не имею даже завалящей идеи.
– Спрошу иначе. Что получат наши враги, подставив вас?
– Ничего. Объект все равно введут в строй – со мной или без меня. Пусть сдача затянется – результат все равно очевиден. Подождите, – встрепенулся Белецкий, – так вы верите мне?
– Разберемся, – улыбнулся Кольцов. – И на вашем месте я бы не падал духом, а верил в лучшее.
Проходя мимо столовой, он услышал голос Журавлева, невольно притормозил и заглянул внутрь. Майор был сух и бледен.
– Перестаньте отворачиваться, Нина Георгиевна. Теперь всю жизнь будете мне это припоминать? Было, признаю свою ошибку, больше не повторится. Неужели не понимаете, что я хочу помочь вам и вашему мужу, в виновность которого не верю? Не доверяете? Хорошо, поверьте в то, что в случае незавидного для него финала подобный финал ожидается и для всех представителей руководства, к которому краем отношусь и я. Объясните ей, Карина. Или вот вы, Михаил Андреевич.
Нина Георгиевна сидела, опустив глаза, ни на что не реагировала.
– Нет уж, давайте без меня, – проворчал Кольцов. – Ваш муж в кабинете, Нина Георгиевна, побудьте с ним. – И он закрыл дверь.
На крыльце стояли сотрудники
девятого управления и разглядывали его без всякой симпатии. Следователи, проводившие допрос, успели испариться. За калиткой подстерегал Константин Солнцев – он нервно курил. Встрепенулся, стал затаптывать окурок.– Что там, расскажите… Это какой-то тихий ужас, не могу поверить, что все это происходит на самом деле… Недавно вернулся с работы, там такая нервотрепка, скоро начнем работать по шестнадцать часов без выходных… Опять же эти досадные неприятности с Родионом Львовичем… Неужели он правда… из этих?
– Нет, он не из этих. – Михаил сдержанно улыбнулся.
– Нет, я хочу сказать, что из тех, кто…
– Попал в дурную компанию? Сожалею, Константин, не могу ничего сообщить. Органы будут разбираться и обязательно разберутся. Вы свою жену потеряли? Она в доме, успокаивает сестру. Ума не приложу, как ее пропустили. Вас точно не пропустят. Скоро Карина вернется. Так что идите домой и ни о чем не переживайте.
Возле машины его подкарауливали другие соседи Белецких – Парасюки.
– Вы с Тамарой ходите парой? – пошутил Кольцов.
– Да, мы постоянно это слышим, – поморщился глава семейства. – Скажите, это правда, что Родион Львович задержан? Мы переживаем, хотелось бы внести ясность…
– На работе творится сущий ад, – продолжила супруга, волосы которой опять были стянуты суровой заколкой. – Начальство запретило судачить, мы находимся под постоянным наблюдением, на входе и выходе всех обыскивают… Ходят слухи, что сотрудникам понизят зарплату, потому что выработаны все фонды, а работы прибавилось.
– От меня-то вы что хотите, дорогие товарищи? – нахмурился Кольцов. – Ситуация штатная, планы скорректируют, и все опять пойдет своим чередом. Ступайте домой и не извольте нервничать. Родион Львович находится у себя дома, Нина Георгиевна – при нем. Просто у органов накопился к нему ряд вопросов.
Он с трудом отделался от докучливых соседей. Они уходили, озирались, странно поглядывали друг на друга. Михаил покурил, прежде чем сесть в машину. Подкрадывался очередной вечер. Кого-то не хватало, очевидно Петра Ильича и Людмилы Михайловны. Но в ближайших кустах их точно не было. Михаил прогнал из головы пошлые мысли, сел за руль…
Глава одиннадцатая
Наутро в Балаклаву пришла дурная весть: Родион Львович Белецкий покончил с собой. Не выдержал груза предъявленных обвинений и спрыгнул с обрыва в море. Имелась предыстория. Задержанный полгода назад в Балаклаве шпион, томящийся ныне в изоляторе УКГБ города Ростова, назвал имя Белецкого как одного из завербованных ЦРУ агентов. Вернее, не назвал, а ткнул в предъявленную фотографию: мол, этот человек на тайной встрече в Джанкое передал ему фрагменты схемы будущего запасного командного пункта Черноморского флота. Провести очную ставку в этот день не удалось: большие расстояния плюс бюрократическая волокита. Но показания сидельца тщательно запротоколировали, а на следующее утро, когда следователи пришли в дом, предъявили Белецкому. Родион Львович впал в какое-то предынфарктное состояние, стал хвататься за сердце. Бормотал по инерции, что он ни в чем не виновен, да и в Джанкое ни разу не был. Но улик с каждым днем становилось больше. Врач осмотрел подозреваемого, сделал заключение, что чуток здоровья у человека еще есть. «Можете пока оставаться в доме, – объявил, закончив допрос, следователь. – А мы решим вопрос с вашим заключениея под стражу. Надеюсь, завтра, Родион Львович, мы с вами будем разговаривать в другом месте».
Это было в первом часу дня. Спустя три часа разыгралась трагедия. Душевные силы оставили человека. Поддержка жены не помогала. Сесть в тюрьму для Родиона Львовича было в корне неприемлемо. Заключение бы он не выдержал – не та натура. И неважно, имелась ли за ним вина, понял, что попал глухо и никакой Кольцов не поможет. Он сказал Нине Георгиевне, что прогуляется по саду, сам пошел на утес, несколько минут наслаждался видом, а потом прыгнул.
Кольцов примчался со своими сотрудниками, не мешкая ни минуты. Только поздно. Злость душила. Почему в момент трагедии на участке не было охраны?! Когда не надо, они под ногами путаются, а когда нужны – днем с огнем не найти! Взору предстала разбитая горем Нина Георгиевна. Она с помертвевшим лицом блуждала по лужайке, отталкивала человека, который пытался ее успокоить и напоить водой. Потом она ушла в беседку и там замкнулась. Сотрудник с виноватым видом объяснял: когда все случилось, она сама чуть не сиганула с обрыва, еле оттащили! Прибежали действительно поздно, происходила пересменка, несколько человек находились на улице, бросились на истошный женский вопль, но… Рабочий день еще не кончился, в соседних домах никого не было…