Билет в одну сторону

Вдруг она почувствовала, как стала леденеть, дыхание прервалось, сердце готово было выпрыгнуть из груди. Что дальше, что? Пытаясь вспомнить, она подняла голову к потолку и тут…

– А-а-а-а… – вырвался жуткий крик, раздирая грудь. – А-а-а-а… – она не могла остановиться, выгибалась на жесткой кровати дугой. Ей показалось, что постель ушла из-под нее, и она летит в пустоту, со страхом ожидая жестокого удара о камень.

– Я вспомнила! – не своим голосом заорала женщина. – Я вспомнила!

Силы оставили ее, и она погрузилась в спасительную тьму, где нет жестоких матерей, ненужных женихов, ничего нет.

Не успел затихнуть душераздирающий крик, как медсестра и врач были уже у постели больной. Девушка прижала к себе насмерть перепуганного ребенка, врач тяжестью своего тела попробовал прижать больную, опять выгнувшуюся, как под действием электрического тока, к лежаку.

– Это она опять вспомнила аварию, – задыхаясь от усилия, проговорил врач. – Воспоминания мучают ее, не дают покоя.

– И долго она будет под впечатлением этого? – сочувственно спросила сестра.

– А кто знает? Бывает, люди с ума сходят от таких впечатлений.

Сестра продолжала прижимать к себе ребенка, который вцепился ручонками в её бока, выворачивал голову, чтобы увидеть, что происходит с мамой.

– Мамочка, мамочка, – бормотала девочка, вытирая ладошкой слезы.

Занятые больной, медработники не замечали тревожно-испуганных взглядов стоящих в дверях людей. Немолодая женщина, в накинутом на покатые плечи белом халате, прижимала к груди пакет, сквозь который просвечивали упаковки с соком и желтая кожура бананов. На ее лице была такая мука, будто это она подвергается самым жестоким пыткам. Казалось, еще немного, и она закричит. В голос, как до этого кричала женщина в палате.

Высокий симпатичный мужчина, стоящий в шаге позади женщины, был бледен до синевы. В глазах стояли слезы, а сжатые в кулаки руки свидетельствовали о невероятном усилии сдержаться, не заплакать, не выказать слабости.

Женщина прислонилась головой к косяку и чувствительно при этом ударилась. Видимо, боль была более реальна, чем все, что происходило в палате, и она еще и еще ударялась головой о косяк, чтобы разрушить нереальность происходящего с ее дочерью, мучимую невидимыми, но жестокими призраками.

– Не надо, – дернул ее за плечо мужчина и развернул лицом к выходу. – Не надо. Что вы делаете, и без того.. – не закончив, он развернулся и первым шагнул к близ стоящей скамье в коридоре. Тяжело на нее опустился, сгорбился, как старик, сунул кисти рук между коленями и прижал подбородок к груди. Вся его поза выражала такое непоправимое горе и такое раскаяние, что хотелось подойти к нему, погладить по крупной светло-русой голове, прижать его к себе как маленького, успокоить ласковыми словами.

Но женщина не отходила от двери, будто надеялась своим присутствием исправить непоправимое.

– Что с ней? – с усилием произнесла она, – Что с моей доченькой?

– Успокойтесь, – подошел к ней врач, – такое бывает. Это реакция на то, что произошло и что ее страшно напугало. Все-таки попасть в такую аварию, это, знаете ли, без последствий не проходит. К тому же этот ушиб височной кости…

– Может, ей успокоительно сделать?

– Мы делаем все, что положено в таких случаях, – начал раздражаться врач. – Но уколами страха из памяти не вытравишь. Нужно время.

– Сколько?

Врач слегка пожал плечами. Он мог соврать и сказать, что речь идет о нескольких днях или неделях. Но он-то знал, что порой страх, испуг заполняли сознание больных, и как это не печально, дни свои они заканчивали в специальном лечебном учреждении, в народе называемом дурдомом. Ему, конечно, было жаль и мужа больной, и мать, и особенно дочку, да и саму женщину ему было жаль, но медицина в таких случаях бывает бессильна.

– Давайте надеяться на лучшее, – приобняв женщину, он слегка подтолкнул ее к выходу. – Идите, отдохните. Станет ей лучше, я вам лично позвоню.

– Нет, я останусь. Я не могу дома сидеть. Неизвестность хуже.

– Ладно, – устало произнес врач, взглянув на часы. – Я скажу, чтобы вам разрешили сидеть рядом с дочерью. Может, она почувствует ваше присутствие, и это скажется на ней положительно.

– Я тоже останусь с мамой, – послышался робкий голосок девочки, которая схоронилась за шкаф с инструментами, и с испугом наблюдала за происходящим.

Взрослые одновременно посмотрели на ребенка. Женщина стиснула носовой платок в руке, зажала им рот, боясь, что рыдания еще сильнее напугают малышку. Врач безнадежно махнул рукой и тяжелыми шагами направился из палаты.

– Лариса, ты уж сама тут, – проговорил он на ходу медсестре, которая понимающе ему кивнула.

Она подошла к матери больной.

– Елена Сергеевна, посидите здесь, успокойтесь. Хотите воды?

Елена Сергеевна тяжело опустилась на клеенчатый диванчик, сжала голову руками и, раскачиваясь из стороны в сторону, что-то тихо и безнадежно забормотала. Слышно было только «почему» и «что будет».

Врач вышел из палаты, молча постоял над мужем больной, потом выдохнул:

– Надо надеяться.

Муж поднял голову, пристально поглядел прямо в глаза врачу. Видимо, прочитал в них что-то такое, что еще горестнее стал его взгляд, еще ниже опустилась голова, еще сильнее побелели костяшки пальцев.

У врача кончалась долгая ночная смена, дома его ждал отдых, свежие газеты, а здесь он оставлял горе, которое завтра, а может, уже сегодня усилится.

Хотя может и повезти, – мысленно приободрил он себя и родственников. Бывали случаи.

Оперевшись душой на эту оптимистическую мысль, врач уже бодро пошел к выходу из отделения навстречу целому дню отдыха, где нет больных, тревожных вызовов, трагических глаз родственников, прожигающих насквозь. Если думать только о работе, точно сойдешь с ума, причем быстрее и качественнее своих больных. Усилием воли врач заставил себя думать о том, что ждет его за порогом больницы.

…Как ни странно, но за эти несколько дней я привыкла, что ко мне обращаются, называя другим именем. Наталья, Наташа…хорошее имя. И уже сердце не сжимается, когда его произносят. Новое имя, новая жизнь. Какая, где, с кем? Все чужое, непонятное, даже слова не все разбираю. Часто слышу «амнезия», а что это? Болезнь? Но руки и ноги у меня в порядке, боли особой не чувствую. Правда, голова часто болит и кружится до тошноты.

А вдруг это душевная болезнь, вроде падучей. Вот произошло со мной странное: была я Анной, жила до 17 лет как все, а в одночасье все переменилось. В единый момент от моей жизни ничего не осталось, даже имени. То ли в самом деле оказалась я в новой жизни, с новым именем, с новыми родственниками, то ли чудится мне. Слышала я, что сумасшедшие воображают, будто находятся в другом месте, всякие чудища им на пути попадаются, крысы преследуют…