Билет в одну сторону

Подошли к парадному крыльцу. «Анне» пора было на массаж, которым мастерски овладела Катя, Павел же собирался прокатиться по окрестностям, как он сам сказал. На том и разошлись.

Ближе к вечеру «Анна» спустилась в гостиную в надежде переговорить с «матерью». У широкого окна, в большом кресле дремал Афанасий Петрович. Он тихо похрапывал, а его усы смешно топорщились от дыхания. Трубка вывалилась из руки и тоненькой струйкой дымилась на полу рядом. На столике у кресла стоял наполовину опустошенный графин.

Одна из дверей из гостиной вела в библиотеку, служившей еще и кабинетом. Оттуда слышались шаги и неясное бормотанье.

«Анна» двинулась на голос.

В кабинете, за широким черным столом с серой столешницей сидела хозяйка дома. Она была в домашнем платье, и даже волосы были небрежно собраны и сколоты на затылке. Перед ней веером белели бумаги. Одной рукой она подперла голову, другой, смяв несколько листков, резко ударяла об стол. Несколько секунд «Анна» могла наблюдать на лице женщины выражение полного отчаяния и озлобления на весь белый свет.

Заметив стоявшую у дверей «дочь», Анастасия Куприяновна постаралась овладеть собой:

– Что-то я задумалась, не услышала, как ты вошла, – одним движением она сгребла бумаги в кучу и прикрыла их тяжелым гроссбухом. – Ты ко мне по делу или так, поболтать?

Ах, артистка. Тебе бы роли благородных матерей играть в трагедиях. Думаешь, не вижу твоего ужаса перед полным крахом? Хочешь играть, изволь, я тебе подыграю.

– Маменька, я хотела с вами переговорить относительно моего будущего, – «Анна» произнесла первую фразу с едва заметным дрожанием в голосе. Она старательно играла роль молоденькой девушки, контролировала свои жесты, речь, взгляд. Все в лицо ей говорили, как она изменилась после своей болезни, отмечали ее внезапное взросление, выразившееся, по их словам, в более независимой манере держаться и говорить.

– Садись, – приглашающе кивнула Анастасия Куприяновна. – Давай обсудим наши дела.

«Мать» откинулась в кресле, сложила руки под грудью и долгим взглядом прошлась от макушки до домашних туфель «Анны».

– А я как раз и не знаю, что у нас за дела, – «Анна» постаралась, чтобы в голосе не было слышно вызова. – Я после падения, сами знаете, ничего не помню. Только по разговорам других…Тетка Варвара сказала мне, что есть у меня жених. Князь Ногин, кажется.

При этих словах «мать» вначале поджала губы, а потом распустила лицо в сладкой улыбке.

– Верно Варвара Петровна тебе сказала. Сватается к тебе один из лучших женихов губернии, князь, богач. Не молод, конечно, но умен, обходителен, не вертопрах какой. За ним как за каменной стеной будешь.

– Катя мне сказала, что князь в третий раз надумал жениться. От чего его предыдущие жены умерли? Уж, не от излишней ли обходительности?

– Поменьше глупых девок слушай. Я доподлинно знаю, что хворые они были.

– Что же он на больных женился?

Анастасия Куприяновна дернулась в кресле, налегла пышной грудью на стол, приблизила лицо

– А это часто бывает, – ехидно проговорила, – в девичестве все кобылки здоровые да горячие, а как из-под венца вышли, так и болезни находят.

– Скажите, маменька, сколько детей у князя от первых двух жен?

Лицо «матери» порозовело от возбуждения.

– Вот то-то и важно, что ни одного. Если так случится, что помрет князь в одночасье, так все жене достанется. Не с кем делить будет наследство.

– Что, действительно князь так богат, как говорят?

– Анечка, доченька, уж так богат, так богат, не сомневайся. Сама, как королева, заживешь и нам с отцом поможешь. Что скрывать от тебя, сама знаешь, разорены мы. И князю должны изрядную сумму.

– Сколько? – по-деловому заинтересовалась «Анна»

– Шестнадцать тысяч по расписке, да проценты еще. Вот и получается, что все двадцать потянет долг.

Анастасия Куприяновна с силой стукнула кулаком по куче бумаг.

– И куда же деньги ушли? – «Анна» положила свою руку поверх руки «матери». Та внимательно поглядела на дочь, потом на их скрещенные руки.

Уже давно приходила в ее голову мысль использовать способности дочери вести денежные дела семьи. Но раньше ей гордыня мешала. Хотя знала, что Анна хорошо разбирается в финансовых вопросах (спасибо свекрови, с детства приучала к делам) и могла бы посоветовать дельное. За долгие годы Анастасия привыкла сама вести денежные дела, не советуясь с мужем. Она долгов наделала, думая, что расплатится из наследства. А вот как получилось – ни с чем осталась. Подходит время выплаты по векселю князя, через неделю-другую Павел потребует вновь денег, а где брать?

Анастасия безнадежно поглядела на сложенные бумаги. Перекладывай, не перекладывай, толку чуть. Так и хотелось ей взять всю кучу и бросить в камин. А там будь, что будет.

– И никакого выхода, кроме моего замужества вы не видите?

«Мать» поднялась со своего места, прошлась по библиотеке. Потом подошла к окну. Уже осень, а там незаметно подкрадется зима. Многие из соседей отправятся на зиму в Москву, Петербург, где их ждут балы, увеселения разные. А они вынуждены будут остаться здесь, в глуши, довольствуясь редкими развлечениями да сплетнями. Разве о такой жизни мечтала в юности Анастасия? Но и сейчас еще не поздно все изменить. Только для этого нужны деньги, много денег. Вот если бы наследство им с Афанасием досталось, тогда другое дело: можно было купить дом в Москве, обставить его, нанять французского повара. А потом за главное приняться – найти достойную невесту для Павла. В Москве богатых невест прорва! Да и сама она еще хоть куда, чего ж свою красоту в глуши хоронить?

Анастасия Куприяновна обернулась и тяжелым взором уставилась на «дочь».

– Выход другой, спрашиваешь? Как же есть, – голос ее стал неприятно-скрипучим, кровь отлила от лица. – И другой выход найдется, стоит только поискать.

«Анне» почудилась угроза или издевка. Что еще придумала эта женщина?

В два шага «мать» приблизилась к «Анне» и встала у нее за спиной.

– Наследство тебе досталось, но распорядиться ты им не можешь, так? Стукнулась ты головой, памяти лишилась, то есть рассудка. А это значит, что можно тебя признать недееспособной. В таких случаях вопрос о наследнике пересматривается по закону. Что скажете, Анна Афанасьевна?

Вот этого я и боялась. Ах, ты стерва! Дай тебе волю, так ты меня в психушку запрешь, а денежки к рукам приберешь. Такая ни перед чем не остановится. Дал же Бог родителей Анне! Отец – подкаблучник, мать – змея подколодная. Бедная девочка, видать, доставалось тебе!

Анастасия Куприяновна снова отошла к окну, отвернулась: ей неуютно стало под взглядом, которым проводила ее «дочь». Она давно обратила внимание, что теряется, и зябко ей делается, когда «Анна» вот так смотрит на нее. Чудится ей, что та все знает, только молчит до поры, до времени. Раньше глаз от полу не поднимала, а сейчас вон как уставилась, словно насквозь тебя видит.

– Я скажу, маменька, что мою недееспособность еще доказать надо, а так как я начинаю припоминать кое-что, то вероятно вспомню, кто меня с лестницы столкнул.

«Анна» блефовала, но что ей оставалось делать? Игра пошла в открытую, и надо было показать свою силу, иначе «мать» почувствует свою неуязвимость и натворит дел.

Анастасия Куприяновна вздрогнула, как от удара. Испуганно загородилась руками и непроизвольно взглянула в окно: там, красуясь перед дворовыми, гарцевал Павел. «Анне» с ее места была хорошо видна его самодовольная ухмылка, его растрепанные волосы, взбугрившаяся мышцами рука, стягивающая повод. Взгляд «матери» явно выражал страх за любимое дитя, которое могут у нее отнять.