Битва божьих коровок

Еще утром Метелица возликовал бы от такого неожиданного резюме. Оно означало только одно: проект экспериментальной кинокомпании "Я и звезды" можно выводить из подполья. Но теперь он почему-то не испытал никакой радости.

– Заняться чем-нибудь другим, - продолжил Додик.

– Я так не думаю, - в голосе Метелицы неожиданно послышался металл.

– Не думаешь?

– Даже больше чем не думаю. Дело в том, что сегодня я нанял нового сотрудника. Вернее, сотрудницу.

Для того чтобы переварить эту новость, Додику Сойферу понадобился заплыв в ближайшую рюмочную. Опрокинув в себя три по пятьдесят "Синопской" и закусив бутербродом со свиной рулькой, Додик спросил:

– Значит, сотрудницу... И кто такая?

– "Кавасаки-Ниндзя ZX-7RR", - мечтательно произнес Метелица.
– Четыре цилиндра, шесть передач...

– Блондинка?

– Не то слово!.. Блондинистее любой блондинки... Блондинистее не бывает... Вот, смотри...
– И Метелица протянул Додику анкету.

На изучение анкеты у Додика ушло чуть больше тридцати секунд.

– Что скажешь?
– спросил Метелица.

– Пожалуй, это не "Кавасаки...".
– Додик ухватил себя за длинный нос.
– Это "Кенворт"<"Кеnwоrth" - марка грузового автомобиля> какой-то, честное слово. В гоночном варианте. Шесть цилиндров, девятьсот лошадок...

– Ты думаешь?

– Я вижу. Знаешь, что такое "Чидаоба"?
– Что?

– Национальная грузинская борьба. Про остальное ничего сказать не могу, кроме как про фотоаппарат "Никон"...

– Это я и без тебя знаю.
– Метелица заерзал на высоком табурете. Тысяча девятьсот девяносто гринов - и то в подержанном варианте... А новый...

– И что ты собираешься делать?

– Сохнуть... Ты знаешь, как она пахнет?

– Уже знаю.
– Додик, отставной горе-полицейский, видел приятеля насквозь.
– Она пахнет местом преступления.

Метелица закашлялся, а Додик снисходительно похлопал его по плечу:

– Дерьмовая идея, друг мой Валентин. Она нам все агентство развалит. Наверняка скучающая шлюха, наследница мандариновой империи. В анкете половину наврала, если не две трети. Ну какая нормальная телка напишет: "Мини-трактор "Бобкет-453"?..

– Не знаю...

– У тебя совсем мозги поехали. А знаешь почему? Потому что жрешь грязную пищу.

– А сам-то?
– Метелица выразительно скосил глаза на жалкие остатки противозаконной свиной рульки.
– А ещё еврей!

– Что ж поделаешь...
– Где добропорядочному еврею найти кошерное в этом содомском городе? Где, я у тебя спрашиваю?!

...Когда Метелица и Додик Сойфер вернулись в офисную халупу на Бойцова, они застали откровенную пастораль: новая сотрудница сидела за столом, забросив ботинки на клавиатуру компьютера. А старый сотрудник расположился на полу, сложив ноги по-турецки.

– Знакомьтесь, Анастасия... Это До...

Сойфер незаметно ткнул Метелицу в бок и закашлялся.

– Давид, - представился он, и глаза его подернулись плотоядной пленкой.
– Для вас просто Давид... Вы не просветите меня, дремучего, что такое сатитени?

– Боевое кольцо... Что-то вроде кастета...
– Девушка растянула в улыбке вызывающе накрашенные губы.

– Понятно. Кстати, а что вы делаете сегодня вечером?

– Клею обои, - подумав, ответила новая сотрудница.

* * *

...Пацюк страдал.

Лелеял ангельские царапины на руке и страдал.

Операция по приручению ангела благополучно провалилась. Ему не удалось блеснуть перед Мицуко познаниями в области распротак-его-авторского-кинематографа. Ему не удалось пригласить черного ангела даже на ситро в подворотне. Ему не удалось даже подвезти её. Мицуко в ужасе бежала. И не просто в ужасе, а в животном ужасе.

До сих пор это оставалось самой главной загадкой. О второй тайне, поменьше, - куда подевался второй персонаж трагифарса, убогая чухонка, Пацюк и думать забыл.

А вот Мицуко...

Мицуко сбила ему крышу окончательно.

Мицуко - это был диагноз.

То, на что стажер убил остаток субботы, не поддавалось никакому описанию. Спустя час после того, как ангела увез "москвичок"-разлучник, Пацюк позвонил ей домой и досыта наелся длинными гудками. Последующие звонки тоже не принесли никакого результата, хотя Пацюк даже приготовил речь, отдаленно смахивающую на выступление нобелевского лауреата. Во всяком случае, так же как и любой нобелевский спич, его домашняя заготовка была посвящена глобальным проблемам:

"Мне очень жаль, что все произошло именно так".

"Мне бы хотелось извиниться перед вами"

"Мне бы хотелось загладить вину перед вами".

"Не могли бы мы увидеться в ближайшее время? Мне нужно кое-что..."

Впрочем, и ребенку ясно, что ему нужно. И не "кое-что", а все. И сразу. Вот только телефону Мицуко, затаившемуся где-то в Сосновой Поляне, было на это совершенно наплевать. Пацюк не хотел мириться с таким положением вещей. И потому следующим этапом в его прогрессирующей любовной горячке стало посещение парфюмерного магазина. Здесь он, ужасаясь сам себе, купил за бешеные деньги духи "Magie Noire" и радикальную губную помаду "Das Schwarze Perle". Затем пришел черед магазина белья. Самый дорогой гарнитурчик (черные шелковые трусики и такая же черная коротенькая комбинация) был сметен Пацюком с прилавка. А чтобы гарнитурчик не чувствовал себя одиноким, Пацюк присоединил к нему дружка: легкое кимоно (а как же иначе!), по совместительству являющееся ещё и пеньюаром.

"Ебеньюаром", как сказал бы его приятель Борода, если бы не был поклонником учения Дао.

Зубная щетка.

Изящная зубная щетка стала последним штрихом в картине пацюковского помешательства. Вместе со всеми этими трофеями он вернулся домой, поставил новую зубную щетку в стаканчик - рядом со своей, полулысой, которой пользовался вот уже четыре года. Точно таким же образом на полочке в ванной оказались духи и помада. Но прежде чем водрузить их туда, Пацюк обильно смочил духами пеньюар-кимоно и...

...о кошмар, о ужас, о извращение!..
– накрасил губы "Черной жемчужиной",

И закрыл глаза.

Привкус помады на губах при всем его желании не смог сымитировать привкус поцелуя ангела, но Егору было достаточно и этого. Всю ночь, лежа на пеньюаре, он представлял себе картины одну непристойнее другой и изнурял себя дешевым онанизмом.

Но и это не помогло.

К утру воскресенья его крайняя плоть взбунтовалась и перестала ему подчиняться. Впрочем, и мысли тоже не подчинялись ему.

Они были такими острыми и такими нестерпимыми, что Пацюк вызвонил старого университетского приятеля Бороду и пригласил его на кружку пива в "Адриатику". Но даосист Борода оказался глух к стенаниям пацюковской плоти, душераздирающий рассказ о бегстве Мицуко выслушал с иронией и посоветовал Егору сменить машину на общественный транспорт, чтобы в будущем такие ситуации не повторялись.

– Если бы это произошло в метро, она смогла бы выйти только на остановке. А за две минуты ты бы все ей объяснил...