Битва божьих коровок

Как ничего не выдоит и из самого Спасского.

Этот - крепкий орешек, этот будет держаться до последнего. Забелин хорошо знал этот тип лютиков-хиппи, модернизированных урбанистических дурачков в очочках без оправы "Арриведерчи, Roma" и с университетом за плечами. И не просто с университетом, а с каким-нибудь гуманитарным вывертом. Английский с французским да немецкий с испанским их не прельщают, подавай им что-нибудь поэкзотичнее. Португальский без примесей, японский с каллиграфией или малайский с диалектами...

Да, такие типы никогда не нравились Забелину. Кроме приснопамятных очочков, в джентльменский набор Феликса Спасского входили: копеечная серьга в ухе (в виде дракона, кусающего свой хвост), копеечный перстенек на мизинце (в виде скорпиона, жалящего себя в голову) и не поддающиеся исчислению веревки на запястьях.

Во времена юности Забелина собирательный образ Феликса Олеговича Спасского украшал собой стенды "ОНИ МЕШАЮТ НАМ ЖИТЬ".

Сам Спасский держался совершенно спокойно, если не сказать отстранение. Его совсем не смущало то обстоятельство, что задержан он был неподалеку от места преступления, а именно - спящим на раскладушке, под которой стоял таз с кровью убитой.

– Вы же понимаете, что это ничего не значит, господин следователь, мягко увещевал подозреваемый Забелина.

– Значит, вы полагаете, что убийство в доме, который вы сторожите, ничего не значит?

– Я к нему непричастен.

– А таз с кровью под вашей раскладушкой... Как он там оказался?

– Вот вы и должны установить, как он там оказался. Вы ведь сотрудник правоохранительных органов, не я. И вы должны доказать мою невиновность или найти более существенные доказательства моей виновности, чем эта... емкость с кровью. Разве на ней уже обнаружены мои отпечатки?

Спасский снял свои старенькие "Арриведерчи, Roma" и аккуратно протер их рукавом. И кого-то живо напомнил Забелину. Где-то он уже видел и эту лисью мордочку, и эти бесцветные, сдвинутые к переносице глазки, и такие же бесцветные волосики... И короткую верхнюю губу.

– Кое-какие отпечатки на ... как вы сказали, "емкости", обнаружены, соврал Забелин. Соврал от отчаяния: не было на тазу никаких отпечатков. Так что нам остается подождать только результатов дактилоскопии.

– Подождем. Время ведь у нас есть?
– Спасский, этот блеклый обмылок, откровенно хамил следователю.

– Время есть. А пока расскажите мне, где вы были в субботу вечером.

– Когда было совершено убийство, я так понимаю?
– холодно уточнил Спасский.

– Правильно понимаете.

– Меня не было. Я уезжал на выходные.

– Надеюсь, найдется хотя бы несколько свидетелей, которые это подтвердят?

– Надеюсь.
– В голосе Спасского послышались тревожные нотки.

– Мать, сестра, возлюбленная.
– Забелин сразу же ухватился за кончик этой тревоги и принялся рвать её зубами.

– Мама сейчас в санатории... "Северная Ривьера". Это недалеко от Зеленогорска. Санаторий для сердечников, - пустился в пространные и совершенно ненужные объяснения Спасский.

Он явно занервничал. Это было уже кое-что, и Забелин воспрянул духом.

– Значит, вы ездили к ней?

И снова сторож продолжил манипуляции с очками.

– Не совсем.

– Что значит "не совсем"?

– Я собирался поехать. Даже взял билет на электричку... Но в последний момент решил остаться в Питере.

– Что вы говорите! И почему вы решили остаться?

– Купил книгу, - просто сообщил Спасский.
– Довольно редкую. Я давно её искал. А когда нашел, то...

– То?

– Просто вернулся домой. Я так безуспешно за ней гонялся, и когда, наконец, заполучил, - просто стало жаль тратить время на пустяки.

– На мать и санаторий "Северная Ривьера"?

– Возможно, я не совсем точно выразился...

– И что это за книга?

– "Бодо Тодол", - после непродолжительного молчания раскололся Спасский.
– Тибетская "Книга Мертвых". Дореволюционное издание. Без купюр...

Только теперь Забелин понял, кого так сильно напоминает ему Феликс Олегович Спасский. Гиммлера! Такого же тихоню-палача и доморощенного оккультиста!

– Вы ведь видели место преступления, Феликс Олегович.

– Да. Я видел место преступления, - после непродолжительного молчания подтвердил сторож.

Забелина передернуло от бесстрастности его голоса. Даже если Спасский, как он утверждает, и невиновен в убийстве, мог бы проявить хоть какое-то сочувствие к жертве, хоть какое-то сострадание.

– И что вы скажете по этому поводу?

– Глупость.

– Глупость?

– Люди, которые... Которые совершили это, не имеют никакого отношения ни к одному из культов. Они понятия не имеют о сатанизме.

– Зато вы очень хорошо о нем осведомлены. Та литература, которую мы нашли у вас в тумбочке...

– Это легально изданные произведения.

– И "Майн кампф"?
– тотчас же подловил Забелин жалкого человеконенавистника.
– Насколько мне известно, распространение этой книги запрещено.

– Я купил её в начале девяностых. Нравы тогда были значительно либеральнее.

– А все остальные издания?

Книги, выуженные из тумбочки сторожа, не отличались особым разнообразием: "Некрономикон", "Сатанинская Библия", "Сборник литаний и молитв Культа Люцифера"... И целая кипа отксерокопированных брошюр сходной направленности.

– Я много лет занимаюсь изучением сатанизма. И даже собираюсь опубликовать комментарии к "Сатанинской Библии".

– Почтенное занятие, ничего не скажешь. Вы закончили университет?

– Психологический факультет. Но в последнее время специализировался по шумеро-аккадской мифологии. Отголоски некоторых шумерских культов мертвых можно найти в знаменитом "Некрономиконе"...

Глаза оголтелого адепта шумеро-аккадской мифологии заблестели так нестерпимо, что Забелин зажмурился. На своем веку в Управлении он повидал парочку серийных убийц и с десяток маньяков помельче. И мог с уверенностью утверждать, что именно этим они и отличались от остальных людей - таким вот торжествующим блеском в глазах. Блеском высшего знания о том, что же находится за Чертой.