Битва у Варяжских столпов

Весьма интересно сравнить это положение первых русских князей с положением светских правителей западных славян. Саксон Грамматик пишет, что во время одной битвы «двое славян бросились в лодку и искали спасения от неприятеля; за ними пустился в погоню Яромир, государь ранский, и пронзил одного из них копьем; другой обернулся и хотел отомстить за товарища; но, увидав, что поднимает руку на райского царя, благоговейно отбросил копье в сторону и пал ниц»^{508}. Как видим, даже угроза неминуемой смерти не могла заставить славянина преступить свой долг повиновения правителю ранов, носившего, судя по благоговейному поведению воина, не только политический, но и религиозный характер.

К сожалению, генеалогия ранских правителей языческой эпохи нам в точности неизвестна, однако вполне вероятно, что некоторые из них состояли в непосредственном родстве с предками мекленбургской династии. Выше уже говорилось о браке Олимера с королевой Рюгена Идой, кроме того, уже после воевавшего с Римом Радигоста мекленбургские генеалогии отмечают как минимум трех правителей Рюгена из числа его потомков^{509}. С.Н. Азбелев отметил, что, когда для подтверждения своих прав на Рюген аббат Корбейского монастыря в 1326 г. представил подложную грамоту о пожаловании данного острова монастырю императором Лотарем в 844 г., королем руян в ту эпоху там был назван Гостомыслом, бывшим правителем ободритов. Исследователь совершенно логично предположил, что составители подложной грамоты исходили из убеждения, что племянник Рюрика владел и Рюгеном^{510}. Традиционно считается, что славянское население острова принадлежало к велетскому племенному союзу. Однако археологические исследования показали, что первыми славянскими поселенцами на Рюгене были носители суково-дзедзицких древностей^{511}. Данная культура связывается специалистами с ободритским племенным союзом, к которому принадлежали и возглавляемые Олимером варны. В ободритском ареале суково-дзедзицкая керамики существует до IX в.^{512}, после чего ее сменяет другой тип керамики. Все эти данные указывают на то, что между Русью в землях ободритов и Рюгеном существовала какая-то связь, восходившая к достаточно раннему периоду, и обе эти Руси были между собой связаны. С учетом того что название Русь было образовано от индоарийского названия Волги, следует обратить внимание на другие следы этого влияния в данных регионах. Само название племени варнов перекликается с санск. varпа — «качество, цвет, категория», обозначавшее четыре основных сословия древнеиндийского общества, в переносном смысле социальный ранг. Главный сакральный центр Рюгена находился на Арконе, которая может быть сопоставлена с сакским arca — «молитва, гимн; певец», arcana — «прославляющий, молящийся», arca — «изображение бога, идол». В связи с этим Н.Р. Гусева в свое время предположила: «Возможно, в свете этих сопоставлений правомочна будет постановка вопроса о названии Арконы как места для произнесения “арка” — прославительных гимнов перед изображением божества…»^{513} Более того, одним из названий острова Рюген в скандинавских сагах было Рэ^{514}, которое родственно Ра — имени, под которым Птолемей упоминал ту же самую Волгу.

Многочисленные примеры, когда понятие Русь применялось к землям балтийских славян, Л.С. Клейн скороговоркой объявил «путаницей терминов в западных источниках»^{515}. Удовлетворительным объяснением это назвать едва ли возможно. Подобная отговорка еще могла бы подойти, случись подобная «путаница» один или два раза. Однако мы видим неоднократное употребление понятия Русь применительно к современной Северной Германии и Прибалтике у целого ряда независимых друг от друга авторов и притом в контекстах, исключающих возможность какой-либо ошибки. Более того, некоторые эти средневековые авторы использовали данное название и в отношении Древнерусского государства, и в отношении прибалтийских или северогерманских земель, что полностью исключает случайную ошибку. О присутствии русов в этих землях свидетельствует и топонимика. Наконец, за всю эпоху Средневековья ни один собственно скандинавский или иностранный автор почему-то не допустил подобную путаницу применительно к Швеции и по ошибке не назвал ее Русью. Все эти соображения свидетельствуют о том, что ни о какой путанице речь не идет и ряд земель на берегах Балтийского моря в древности действительно назывались Русью.

Глава 9. САГА О СЛАВНОМ КОНУНГЕ РОРИКЕ ФРИСЛАНДСКОМ

Скандинавские саги не только ничего не говорят о призвании Рюрика, но даже не знают его имени. Более того, они не знают и остальных древнерусских князей вплоть до Владимира Святославича. Лучше всего они знают женатого на шведской принцессе Ярослава Мудрого, однако ни разу не говорят о родстве русских правителей со своими конунгами. В «Саге об Олаве Святом» есть чрезвычайно показательный эпизод. Когда Олав Харальдссон, будущий Олав Святой, бывший конунгом Норвегии в 1014–1028 гг., после своего изгнания жил на Руси при дворе Ярослава Мудрого, тот, согласно Снорри Стурлусону, предлагал ему остаться и стать правителем Булгарии. Не зная, на что решиться, Олав Харальдссон пребывал в тяжелых раздумьях, и во сне ему явился Олав Трюггвасон, укоривший его за то, что тот хотел остаться на Руси «и получить владения от иноземных конунгов, которых ты совсем не знаешь»^{516}. Согласно сагам, сам Олав Трюггвасон воспитывался на Руси при дворе Владимира Святославича. Очевидно, что жившие при русском дворе оба Олава вряд ли оставались в неведении о родословной своих благодетелей. Сам Ярослав относился к четвертому поколению Рюриковичей, а скандинавские саги подчас перечисляют десять и более поколений предков своих героев. Та же «Сага об Олаве Святом» упоминает генеалогию скандинавских правителей Оркнейских островов. Очевидно, что если Снорри Стурлусон старательно перечисляет родословную незначительных оркнейских ярлов, то тем более он должен был указать родословную правителей огромного Древнерусского государства, в котором жил герой саги, имей она хоть какое-то отношение к скандинавским конунгам. В этом отношении характеристика русских князей как иноземных и неизвестных конунгов и отсутствие не только в этой, но и в других сагах даже малейшего намека на родство Рюриковичей со скандинавами более чем показательны. Кроме того, стремясь записаться в родственники к богатым правителям Руси, скандинавские скальды выдумали явно искусственную «гардскую» генеалогию своего знаменитого правителя Рагнара Кожаные Штаны. Этот факт также красноречиво показывает, что даже сама мысль о происхождении Рюрика из их среды была совершенно чужда средневековым скандинавам, великолепно понимавшим, что любая их претензия на реальное родство с правящей на Руси династией будет немедленно отвергнута. С учетом всего этого маниакальное стремление доказать скандинавское происхождение Рюрика вопреки прямому и недвусмысленному указанию жившего на Руси в XI в. и лично знавшего ее правителя скандинавского конунга, сохраненному скандинавской же средневековой традицией, красноречиво свидетельствует о том, что норманисты при этом преследуют какие угодно цели, но только не поиск исторической истины.

Тем не менее норманисты взялись восполнить этот пробел в скандинавских сагах путем отождествлением летописного Рюрика со скандинавским конунгом Рориком Фрисландским. Посмотрим, насколько обоснована эта гипотеза. Появилась она в 1814 г., когда граф Н.П. Румянцев решил, что Рюрика надо искать в западных хрониках. По его поручению бельгийский пастор Г.Ф. Голлман пишет сочинение «Рустрингия, первоначальное отечество первого российского великого князя Рюрика и братьев его», которое было издано на русском языке в 1819 г. Рустрингия была областью во Фризии, и Г.Ф. Голлман полагал, что Рюрика надо искать именно там, а не в шведском Рослагене. Само название Рустрингия пастор выводил от слова «водопровод», и в ней, как было установлено позднее, жили фризы, датчане и ободриты. В 1836 г. эту идею подхватил дерптский профессор Ф. Крузе, который отождествил летописного Рюрика с Рориком Фрисландским. Объективности ради следует сказать, что «фризская» гипотеза носила переферийный характер и ведущие норманисты XIX в. ее не поддержали, великолепно понимая, что ее принятие противоречит их исходной мысли о шведском происхождении русов. Эта экзотическая идея была бы, по всей видимости, окончательно забыта, если бы в 1929 г. ее не воскресил эмигрантский ультранорманист Н.Т. Беляев, подыскав ей новые аргументы.

Из эмигрантской среды постепенно эта идея проникает в советскую историографию, и в 1986 г. И.В. Дубов, А.Н. Кирпичников и Г.С. Лебедев уже уверенно отождествляют отечественного Рюрика с Рориком Фрисландским: «“Доладожский” период деятельности Рёрика (Рюрика) детально исследован. Рёрик, один из мелких датских конунгов, до 850-х гг. владел Дорестадом во Фрисландии (вскоре после того разграбленным викингами). В 850-е гг. он обосновывается в области р. Эйдер, в Южной Ютландии; таким образом он контролировал выход к Северному морю для Хедебю, крупнейшего к этому времени центра скандо-славянской торговли на Балтике. Возможно, Рёрик участвовал в организованной датчанами в 852 г. блокаде шведской Бирки…

Обращение к этому конунгу-викингу, враждовавшему и с немцами, и со шведами, а в силу того поддерживавшему лояльные отношения с балтийскими славянами, свидетельствует о хорошей осведомленности славян в ситуации на Балтике. Видимо, в 862 г. состоялись первые переговоры ладожских славян с Рёриком; в следующем 863 г. он еще находился на Западе. Лишь в 862 г., как сообщает Ипатьевская версия “Повести временных лет”, Рюрик и его дружина, видимо, “придоша к словеном первее и срубиша город Ладогу”… Через 6–8 лет, в 870 г., Рюрик вернулся на Запад, чтобы урегулировать владельческие отношения с франкским и немецким королями. За это время, очевидно, в Новгороде оформилась оппозиция во главе с Вадимом Храбрым. Вернувшись не позднее 874 г., Рюрик успешно подавил сопротивление части племенной старейшины, а чтобы закрепить свое положение, вступил в брак с представительницей одного из местных знатных семейств (“Ефанда” в известиях, извлеченных В.Н. Татищевым из “Иоакимовской летописи”)»^{517}. Целый ряд моментов в этом пассаже вызывает недоумение. Во-первых, Ефанда, согласно В.Н. Татищеву, была «дочерь князя урманского»^{518}, то есть норвежского, а отнюдь не «представительницей одного из местных знатных семейств», если только авторы не решили населить Ладогу еще и норвежцами. Во-вторых, в своих попытках согласовать отечественную летопись и западные анналы авторы запутались и начали противоречить как первоисточнику, так и здравому смыслу: вопреки четкому указанию ПВЛ о прибытии на восток трех братьев и их дружины в 862 г., «видимо, в 862 г. состоялись первые переговоры ладожских славян с Рёриком», но при этом «лишь в 862 г.» Рюрик и его дружина «срубиша город Ладогу». Неизбежно возникает вопрос: так что же состоялось в 862 г. — первые переговоры или призвание и строительство ладожской крепости? В-третьих, из одного предположения строится целая цепь других для того, чтобы с помощью цепочки недоказанных предположений объяснить достаточно странное решение восточных славян: «Возможно, Рёрик участвовал в организованной датчанами в 852 г. блокаде шведской Бирки», на основании этого делается вывод, что он «поддерживал лояльные отношения с балтийскими славянами», а «хорошо осведомленные» о «ситуации на Балтике», где, как мы увидим ниже, никакие письменные источники вообще не фиксируют хоть какую-то активность Рорика Фрисландского, ильменские словене решают призвать этого конунга.

Для того чтобы разобраться во всем этом нагромождении гипотез, посмотрим, что же нам в действительности известно о жизни этого деятеля. Принадлежал Рорик к династии ютландских конунгов Скьёльдунгов. В начале IX в. ее представитель Хальвдан претендовал на датский престол. У этого Хальвдана было как минимум четыре сына — Ануло, Харальд Клак, Регинфрид и Хемминг. Что же касается Рорика, то Ксантенские и Фульдские анналы называют его младшим братом Харальда, а другие источники — племянником, то есть внуком Хальвдана. Потерпев неудачу в междоусобной войне, в 826 г. Харальд Клак с женой, сыном Годфридом и племянником в сопровождении 400 датчан бежит к франкскому императору Людовику и в его присутствии принимает крещение вместе со своими спутниками. «Затем благочестивый император… даровал ему некое графство во Фризии, название которому Рустинген, которое он и его люди смогли бы, если возникнет необходимость, защитить». Был ли в этот момент крещен Рорик, неизвестно. С одной стороны, источники прямо его не называют среди присутствующих. С другой стороны, аббат Анианского монастыря Эрмольд Черный, присутствовавший при этом крещении, в конце поэмы сообщает, что сын Харальда и его племянник остаются на службе у императора как заложники веры и будут жить по франкским законам. Если считать Рорика племянником Харальда Клака, то, скорее всего, аббат имел в виду именно его. Комментируя это сообщение, С.С. Алексашин отмечает: «Но жить по франкским законам означало принять обязательную гражданскую присягу, введенную Карлом Великим для всех жителей империи, достигших двенадцати лет. Можно предположить, что на момент крещения Рорик достиг этого возраста. Иначе, как заложник веры, он не представлял бы интереса для администрации Людовика. Сведения о крещении Рорика, названного братом Харальда Клака, мы находим в работах Адама Бременского и Роскилльской хронике»^{519}. Как отметил Г. Ловмянский, в связи с родом Скьёльдунгов Рустинген упоминается только один раз в приведенном выше отрывке.

Во время набега викинги в 837 г. убивают Хемминга, брата Харальда Клака. Вскоре, в начале 840-х гг., умирает и сам Харальд. В этот же период внуки императора Карла Великого в 843 г. заключают Верденский договор о разделе империи своего деда, что еще более ослабляет их земли перед лицом северных грабителей. Фризия вместе с центральной полосой земли от Северного моря до Италии включительно, как и императорский титул, достается Лотарю I как старшему внуку Карла Великого. Отношения с новым сюзереном у Рорика не сложились. Под 850 г. Фульдские анналы сообщают: «Рорик из народа норманнов во времена императора Людовика в качестве лена получил вместе со своим братом Харальдом поселение Дорестад. После смерти императора Людовика, при Лотаре, который наследовал правление своего отца, по ложному обвинению, если верить слухам, Рорика уличили в измене, задержали и посадили под стражу. Когда умер его брат, он бежал оттуда и присягнул королю восточных франков Людовику. После того как он прожил там несколько лет среди саксонцев, с которыми соседствовали норманны, собрал значительный отряд данов и стал заниматься с ними морским разбоем, разоряя местности в государстве Лотаря, расположенные на северном побережье океана. Пройдя через устья Рена (Рейн) он добрался до Дорестада. А поскольку князь Лотарь не мог изгнать его без опасности для своих владений, то по совету сената и через посредство посланников он согласился восстановить Рорика в прежних правах при условии, что он будет тщательно заниматься налогами и всем остальным, относящимся к королевской казне, а также противодействовать пиратским набегам данов». Вертинские анналы под этим же годом сообщают дополнительные подробности: «Рорик, племянник Харальда, который прежде отложился от Лотаря, собрав войско норманнов, на многих кораблях разграбил Фризию, остров Батавию и другие места по Рейну и Вахалю. Когда Лотарь не смог тому воспрепятствовать, он обращает (Рорика) в веру и дарит ему Дорестад и другие графства…»^{520} Таким образом, вне зависимости от того, был ли Рорик крещен вместе с Харальда Клаком, можно однозначно утверждать, что после примирения с Лотарем он был уже христианином.

Из Жития святого Ансгария известно, что в 852 г. король шведов Анунд, изгнанный из своего королевства, нашел убежище у данов. Желая вернуть трон, он обратился к ним за помощью, обещая отдать им богатый торговый город Бирку. Датчане с готовностью согласились и снарядили 21 корабль. Неожиданно появившись у Бирки, они захватили ее жителей врасплох. Поскольку «этот город был не слишком укреплен», а сами они недостаточно многочисленны, чтобы сопротивляться, жители Бирки отправили к Анунду послов, которые договорились уплатить выкуп и заключить мир. «Тогда даны, которые с неудовольствием согласились на подобный договор… замыслили внезапно ворваться к ним, совершенно разграбить это место и сжечь его до основания…» Как видим, несмотря на полученный выкуп, датчане все равно хотели разграбить Бирку, что в очередной раз показывает: викинги в ту эпоху даже и не пытались обкладывать данью своих жертв. Анунд предложил датчанам с помощью гадания узнать, разрешают ли им боги разграбить город. Поскольку благодаря вмешательству христианского Бога, исход гадания был отрицательный, они попробовали узнать, где они смогут приобрести богатство. «И выпал жребий, что им следует идти к какому-то городу, находящемуся далеко оттуда, в пределах славов»^{521}. Напав на ничего не подозревавших горожан, датчане возвратились с богатой добычей. И вот на основании невнятного упоминания «какото-то города… в пределах славов» в одном-единственном источнике норманисты строят догадки о том, что это был Новгород или Ладога, а также об участии в данном предприятии таких же неназванных данов Рорика Фрисландского. Что касается Новгорода, то мы даже не можем с определенностью сказать, существовал ли он в то время, а раскопки Ладоги показали отсутствие следов пожара в этот период. Г. Ловмянский отмечал, что под славянами данный источник всегда имеет в виду западных славян и датскому нападению, скорее всего, подвергся какой-то из городов балтийских славян. Наконец, получив в 850 г. в качестве лена Дорестад, который он должен был защищать от «пиратских набегов данов», едва ли Рорик два года спустя оставил свои владения ради того, чтобы принять участие в авантюре этих же самых данов. Таким образом, любой непредубежденный читатель может удостовериться в том, на каком могучем основании покоится гипотеза об активности правителя Фрисландии в регионе Балтийского моря.

В промежутке между 853 и 861 гг. Вертинские анналы сообщают о следующих новых событиях: «Лотарь отдает всю Фризию своему сыну Лотарю; Рорик и Годфрид ушли оттуда на родину, то есть в Данию, с надеждой на получение королевской власти. Лотарь ослаб, вследствие чего братьям Людовику и Карлу был дан повод для того, чтобы вернуться к согласию с Лотарем. Рорик и Годфрид, поскольку им никак не сопутствовал успех, удерживали за собой Дорестад и владели большей частью Фризии. (…) Норманн Рорик, управлявший Дорестадом, с согласия своего господина, короля Лотаря, повел флотилию в область данов и по соглашению с королем данов Хориком взял во владение вместе со своими товарищами часть земли, находящейся между морем и рекой Эгидора (Айдер)»^{522}. Историки по-разному понимают и датируют эти события. С.С. Алексашин относит оба известия к 853 г. Поскольку Айдер, река в Шлезвиге, впадает в Северное море и использовалась ранее как торговый путь между Северным и Балтийским морем в обход Зунда, вывод его однозначен: