Бладхаунд. Играя на инстинктах

– Так или иначе, нам придется уживаться в одном теле, – процедил парень, с удивлением отметив, что дышит легко и ровно, как на прогулке, хотя бежит уже минут двадцать, да еще с Дашей на руках.

В этот раз промолчал охотник – может в отместку, а может и правда не знал, что сказать. «Ну и плевать, – подумал парень. – Я сильнее тебя в обоих мирах, и там и здесь это тело подчиняется мне! Хотя не скрою – в одиночку я не сумел бы выбраться. Так что… спасибо».

Бладхаунд отреагировал. Его поразило это чувство благодарности, вспыхнувшее в сознании парня яркой одинокой звездой. Оно обжигало и даже в некотором смысле пугало, но… охотник просто не мог описать свои ощущения, а Марк не знал, как помочь. И это объединило их – оба боролись, силились понять, но оба стояли лишь в самом начале пути. И хотя этот путь каждый из них видел по-своему, финал, уготованный им судьбой, отнимет надежду у обоих.

ГЛАВА VII. ТАКОЙ ЖЕ, КАК Я

Через час он с Дашей на руках вошел в реку, которую восемь районов Арк-Сити называли Рассветной. Но на Макаронке, как раз начинавшейся на другом берегу, уже лет тридцать бытовало другое название – Дерьмовая. И это было буквально – районы Аркрайт и Корт сбрасывали сюда отходы с нескольких десятков заводов, и хотя номинально все предприятия использовали СОХи (системы очистки Хайта), на деле вода фонила как атомный реактор и в ней уже больше десяти лет не жили даже амебы.

Но моста через реку здесь не было, а у Марка не было времени, чтобы идти еще десять километров на юг до границы трущоб с Аркрайтом. Поэтому он надеялся, что вонючая булькающая дрянь, которая напоминала воду лишь тем, что куда-то текла, не разъест его кожу, прежде чем он доберется до другого берега. Но боги в очередной раз выказали ему свою благосклонность – он вышел на усеянный мусором и нечистотами каменистый склон целым и относительно невредимым. Хотя ноги ниже колен все таки защипало, и Марк подумал, что стоит обработать их чем-нибудь, едва он доберется до «Скинии».

«Скиния» – так называлась мелкая гостиница, одна из многих сотен в этом районе. Марк помнил ее с детства, потому что родился неподалеку. Гостиницей заправлял старик Степаныч. То есть он уже тогда, больше двадцати лет назад, был стариком, но Марк не сомневался – дед жив до сих пор, ведь некоторые люди слишком упрямы, чтобы умереть. А «Скинией» он свой «гостевой дом» назвал в насмешку – у старика было нетипичное чувство юмора. А еще он всегда был лютым антисемитом. За что в свое время отсидел два срока в Парадизе.

Марк понимал, что Стражам не составит труда проследить его путь, и очень скоро трущобы наводнят отряды силовиков, вооруженных отнюдь не тонфами-парализаторами. С другой стороны, Макаронка и Тристак – это два самый больших района, составляющих весь юг Арк-Сити. Это почти двести квадратных километров беспорядочного нагромождения домов разной степени ветхости. Тут даже дорог нет в привычном смысле, только условные направления, обозначенные кучами мусора, лужами засохшего дерьма и ржавыми бочками, в которых постоянно что-то чадит. Больше того – тут ретрансляторы Сети стоят далеко не везде, так что добрая половина трущоб, включая почти всю Макаронку, по сути – мертвая зона. Двух людей, даже если это сбежавшие пациенты Клиники Мебиуса, здесь можно искать очень и очень долго.

Загвоздка в том, что для этого нужно хорошо спрятаться. А чтобы хорошо спрятаться, нужно кому-то сильно доверять. Марк не возвращался на Макаронку со смерти матери, то есть уже восемь лет. Его здесь, само собой, помнили, но вряд ли испытывали к нему хоть сколько-нибудь теплые чувства. Разве что Степаныч… И Марк решил рискнуть. Тем более, что выбора у него все равно не было.

Он пробирался через тлетворный сумрак с безвольной женой на руках и на него косились из каждого переулка. Периодически с какой-то стороны доносились крики о помощи, выстрелы, пьяный хохот. Так здесь жили всегда, а с ростом Арк-Сити стало только хуже, потому что когда выросли деловые районы, выросли и трущобы. Средний класс исчез почти полностью, остались только нищие и те, кого возят за тонированными бронебойными стеклами.

«И ты все еще думаешь, что это мой мир отвратителен?» – вспыхнула в сознании мысль Бладхаунда. Марк почувствовал, что монстр ухмыляется. Хотя… вот как он может ухмыляться? У него даже нет лица!

«Как нет? А твое? Или правильнее будет – наше?» – не унимался охотник и Марк понял, что тот просто издевается. Парень не ответил и ускорился, почувствовав, что кто-то идет за ним. Бладхаунд тоже это почувствовал и предложил передать ему контроль над телом.

– Черта с два, – отозвался Марк, удивляясь тому, откуда берутся силы. Он уже снова почти бежал и даже не чувствовал отдышки.

Упершись в кирпичную пятиэтажку с выбитыми окнами, он юркнул в проулок, на кого-то наступил, извинился через плечо и вышел на параллельную дорогу, тускло освященную единственным уличным люминотоном, который рвано моргал, и отчего-то это моргание напомнило Марку судорожные сокращения умирающего сердца. Парень быстро перебежал на другую сторону и толкнул высокую узкую дверь с облупившейся краской и огромной ручкой, изъеденной ржавчиной так, что на нее даже смотреть было страшно.

За прошедшие годы «Скиния» не изменилась. Здесь все также пахло перегаром и блевотиной. На потертом кожаном диване справа сидели проститутки отнюдь не первой свежести, а слева гардеробщица пялилась в голо-экран, машинально поглаживая по прикладу видавший всевозможные виды обрез. Но Марк не удостоил местные колориты своим вниманием, направившись прямо к стойке ресепшна, за которой размещался совершенно седой высоченный дед в штопаном-перештопанном свитере. Дед, близоруко щурясь, тыкал заскорузлым пальцем в экран древнего планшета, встроенного в стойку, и беззвучно матерился.

– Степаныч, – окликнул его Марк, осторожно спуская Дашу на пол. – Мне нужна твоя помощь.

– Это смотря сколько дат ты готов… – дед поднял взгляд и умолк. Он несколько раз моргнул, потом потер подслеповатые глаза, убеждаясь, что зрение его не подводит.

– Марк? – уточнил он, всматриваясь в лицо всклоченного человека, одетого в грязную робу, которая определенно когда-то была… белой что ль? – Марк Свартальв? Это ты, сынок?

– Я, Степаныч, – Марк сглотнул. – А это… – он покосился на жену.

– Дашка это, – кивнул дед. – Ты меня что, за слабоумного держишь? Думаешь, коли восьмой десяток, так совсем память отшибло? – он крякнул, но смотрел серьезно, подозрительно. – Не думал, что ты когда-нибудь вернешься в эту дыру. Тем более… – он внимательно оглядел Дашу с ног до головы, затем вновь уставился на Марк. – А какого с вами вообще случилось то?

Марк перегнулся через стойку.

– Давай не здесь, – едва слышно проговорил он. – Дай нам комнату, там и поговорим. Даты будут, сколько…

– Рот закрой, щенок, – перебил его дед. Он вновь сфокусировался на планшете, поскреб в седой бороде и последовательно ввел несколько команд. – Макароновские своих в беде не бросают, забыл?

Пока они поднимались на второй этаж по немилосердно скрипящим ступеням, пока продирались через в беспорядке мычащие тела на лестничной площадке, пока Степаныч минут пять открывал сбоивший крипто-замок, Марк с облегчением думал о том, что не ошибся. И он даже не знал, кому сказать за это спасибо.